Иван Дмитриевич начал чеканить собственную монету – с трехглавым орлом, провозгласив, что настало время новой великой империи, которая объединит Европу, Россию и Азию.

Среди тех, кто предпочел соблюсти нейтралитет, были англичане. Но Самозванец решил, что без них пока можно обойтись: «После победы сами придут и будут дружбы искать. Концессии всем нужны. Старье и традиции продадим, а иноземцы нам всё новое построят. Новомодное всегда людей манит!»

Через месяц после появления цеппелинов над Москвой государю Алексею Михайловичу представили подробный доклад не только о Дмитровграде, но и о зарубежных союзниках Самозванца. Известная любительница изящной словесности, не чуждая искусств, принимаемая в лучших аристократических домах Праги, Мадрида, Парижа графиня Наталия Новак на самом деле была русской патриоткой и одним из самых осведомленных информаторов Приказа тайных дел. Именно она отправила в Москву гонца с посланием, к которому были приложены фрагменты текстов тайных договоров, заключенных Иваном Дмитриевичем с некоторыми государями и торговыми домами.

На следующий день после заседания Думы была объявлена награда за сведения об авторах подметных писем и их распространителях. Уже к вечеру были схвачены несколько настоящих участников заговора: конюший боярина Дягилева и один из младших воевод, прельщенный посулами славы и богатства. Арестованные сознались в преступных замыслах и деяниях и были казнены на эшафоте, воздвигнутом на Болотной площади между Москвой-рекой и Обводным каналом.

В ночь после казни Москва озарилась пламенем внезапно вспыхнувших пожаров. Очевидцы рассказывали, что огонь падал с неба в прозрачных шарах. А еще выше, заслоняя луну и звезды, над городом проплывали с тихим рокотом зловещие тени, похожие на исполинских хищных рыб… На следующую ночь атака повторилась, но застать москвичей врасплох уже не удалось. Боярыня Наталья Касицына спешно организовала народные дружины для тушения пожаров и поддержания порядка в городе. Стар и млад, воодушевившись примером бояр и стрельцов, не щадящих живота своего в схватке с иноземным ворогом, вступали в народные дружины, которые тушили ночные пожары и задерживали подозрительных личностей.

Служители Приказа тайных дел провели обыск на подворье у боярина Дягилева и обнаружили в подполье целый притон, где регулярно собирались иноземцы, дабы играть в карты и предаваться развлечениям с непотребными девками. Впрочем, усадьба Дягилева сгорела во время очередной бомбардировки. Хотя согласно донесениям, ни один сосуд с огненным зельем на усадьбу не падал…

Но москвичи самостоятельно выслеживали и карали злоумышленников. Так, был растерзан стихийно собравшейся разъяренной толпой известный на Москве ростовщик Роман Цупер, чья лавка была за Ивановским монастырем в Хохлах. Сей злодей оказался шпионом, агентом Самозванца, прозванного к тому времени Сибирским вором. Цупер угнетал простых людей, издевался над ними, а сам хранил в своих закромах бомбы и устройство для размножения подметных писем.

Иной раз по городу расходились самые причудливые слухи. Например, поговаривали, что виновник обрушившейся на город напасти – некий могущественный иноземный колдун или басурмане-ассасины, уцелевшие приверженцы Старца Горы. Или опальный боярин, затаивший злобу на народ и государя. Подозревали и аглицких купцов, а потому за ехавшим по Варварке на диковинном средстве передвижения, позже получившем название «велосипед», англичанином погналась толпа, и он едва успел укрыться за крепкими дверями Английского дома.

К собравшимся перед высоким крыльцом разгневанным людям вышел сам посол и произнес:

– Согласно нашим и вашим традициям из Лондона выдачи нет!

Вскоре выяснилось, что британцы к злодействам были непричастны, а ложный слух об их виновности пустили общие недруги.

Тобольский воевода со стрелецким войском и пушкарями выступил в поход против Сибирского вора, намереваясь взять приступом Дмитровград и восстановить законный порядок на вверенных ему землях. Сражение произошло на подступах к старому Самаровскому яму, как раз там, где по преданию когда-то славный покоритель Сибири Ермак Тимофеевич разбил войско хана Самара. В нынешнем году половодье в пойме Иртыша держалось необыкновенно долго, что ограничивало свободу маневра. Но, несмотря на это стрелецкие полки, с боевыми песнями, перемежавшимися лихими частушками, высмеивавшими Сибирского вора, шли вперед, а навстречу им двигалось сводное воинство басурман… При этом среди сверкающих на солнце соров[53] стрельцы поначалу не могли разглядеть ни ярких стягов, ни блеска начищенных доспехов. Не щетинились пищальные и мушкетные стволы, не доносился рев боевых труб… Только слышался нарастающий лязг.

Неуязвимые для пуль и почти не заметные благодаря маскировочной окраске ползли вперед механические чудовища, наименованные танками в честь грозных военных машин Римской империи. Загрохотали пушки железного «гуляй-города», но стрельцы не дрогнули. Они продолжали стрелять, целясь в смотровые щели, некоторые бросались под танки со склянками огненного зелья. И несмотря на потери остановили-таки продвижение неприятеля.

– Тревога! Ироды в небе!

Из-за крутых холмов Самаровского чугаса выплывали цеппелины, сбрасывали огненные бомбы. Но отважные пушкари отчаянно налегали на орудия, подкладывая новые опоры и стремясь направить пушки в небо. Один из ветеранов огнестрельного наряда, не обращая внимания на опалившее его пламя, выждал, пока летучее чудище оказалось на линии прицела его бомбарды, и решительно поднес тлеющий фитиль к запальному отверстию. Метко пущенный снаряд настиг цеппелин, который в одно мгновение окутался пламенем. Пылающие обломки рухнули на землю под ликующие крики всего государева войска:

– Ну что, получил?

– Думаешь, если ты самозванец, так тебе всё можно?

– Эх, были бы у нас пушки побольше!

– Русь сильна не калибром, а верой! Хотя и калибр не помешает…

Но взять Дмитровград в этот раз всё же не удалось.

Через несколько дней в Москве Алексей Михайлович во время заседания боярской Думы произнес:

– Да, первым усилием злодея не одолели. Но сила в правде, а правда в народе, который за нас. Поднимайте народ! Тогда нам любой ворог не страшен!

На подступах к столице на всякий случай стали против танков рыть ловчие рвы и ставить заградительные ежи. Идея такого заградительного устройства осенила одного из пушкарских подручных, когда он сколачивал козлы для новых орудий, устанавливаемых на стене Белого города.

Даже преступники, заключенные в острогах, писали челобитные государю с просьбами разрешить им искупить свою вину, сражаясь с лютым ворогом. Из них были собраны особые штрафные отряды при стрелецких полках.

А на территориях, захваченных мятежниками, повсюду вначале стихийно, а потом организованно создавались партизанские отряды. Помимо купцов, крестьян, мастеровых в их состав входили стрельцы и конники. Партизаны нападали на обозы с провиантом для войск Сибирского вора и горючим для чудо-машин, прозванных уже мобильным злом.

Вскоре Дмитровград, по сути, превратился в осажденную крепость, потеряв реальную власть над прилегающими землями. Несмотря на злодейства иноземцев, постоянно расправлявшихся не только с захваченными партизанами, но и с крестьянами и мастеровыми, всеобщая народная ненависть к Ивану Дмитриевичу постоянно усиливалась. Его армия, впрочем, как и приспешники, в основном состояла из иностранцев. Ближний боярин Антон, с головой уйдя в создание новых механических чудищ и научных диковин, и не ведал об их злодейском применении, рассчитывая, что Иван Дмитриевич, в конце концов, благоустроит Русь…

…Дмитровград спал. Конечно, на стенах и валах были по правилам военного искусства расставлены часовые, и несколько танков сразу за воротами глухо ворчали незаглушенными двигателями, чтобы в случае какой неприятной оказии сразу ринуться в бой. Заслоняя крупные и яркие осенние звезды, темнели крепко привязанные к решетчатым башенкам цеппелины.