В маленькой комнатке второсортного отеля сидели представители Чехословакии Войтех Мастны и Хуберт Масарик. Настроение было подавленным – их даже не пустили в Коричневый дом. Мастны нещадно курил сигарету за сигаретой, а Масарик вдруг вспомнил, как во время одной недавней консультации показывал карту Чехословакии английским политикам. Тогда у него сложилось впечатление, что британцы видят его страну впервые. «О, как любопытно, – сказал один. – Какая забавная форма! Можно подумать, перед тобой большая сосиска…»

Вдруг ему нестерпимо захотелось пить. Воды принесли.

Наконец пришло распоряжение – чехов отвезли в резиденцию нацистской партии, пригласили в зал и объявили решение.

– Вы собираетесь лишить меня родины! – выкрикнул вне себя Мастны.

– Вы уже лишили родины три миллиона моих соплеменников, – отчеканил в ответ Гитлер.

За окном была глубокая ночь.

В половине четвертого утра Саблина разбудил прапорщик Урядников.

– Ваш-бродь, ваш-бродь, – тряс прапорщик Саблина за плечо, – проснитесь! Чехи к телефону кличут. Его высокоблагородие господин капитан на проводе. Срочно!

Саблин вскочил, еще не совсем соображая, что и как. На ночь он снимал только куртку и сапоги, портупею клал под подушку, сборы были недолги. Что случилось? Эта тревожная мысль быстро отогнала остатки сна. Все эти дни он исправно отправлял донесения по радио. А телефон… Ведь подполковник предупреждал – только в крайнем случае.

Расстояние от барака до штабной избушки Саблин преодолел бегом. Не вошел – ворвался в тесную комнатушку. Вскочивший телефонист без слов подал трубку. Рядом застыл Блажек с побелевшим лицом.

– Господин поручик, важные новости, – раздался в трубке хорошо знакомый бас капитана Синицкого. – По нашим данным, переговоры в Мюнхене зашли в тупик. Гитлер, а с ним и англичане с французами вынуждали чешских представителей отдать Судеты. Те потребовали время на обдумывание, даден им был один час. По истечении назначенного срока один из представителей, Мастны, принял яд и умер на месте. Другого, Масарика, заставили подписать договор. Однако президент Бенеш отказывается его признать. По всему, не миновать драки. Потому, господин поручик, слушайте приказ командующего Западным военным округом, его превосходительства генерал-лейтенанта Тухачевского. При попытке немцев перейти границу Чехословакии вашему взводу надлежит применить все имеющиеся силы и средства для воспрепятствования вторжению. Вам понятно?

– Так точно, ваше высокоблагородие, – отчеканил Саблин.

– Знаю, Иван Ильич, – смягчил тон Синицкий, – положение у вас сложное. Немцы еще не получили приказ к атаке, но получат обязательно. Еще до обеда получат. Их силы, судя по донесениям, намного превосходят ваши. Но вы не хуже меня знаете, что такое долг и что такое честь. Обеспечить поддержку взводу не в моих силах, но нужно продержаться. Дальнейшие распоряжения получите. Вопросы?

– Никак нет, Дмитрий Амвросимович. Нет вопросов. Будем держаться.

– С богом, – глухо попрощался капитан.

Саблин положил трубку. Глазами показал Блажеку – удали телефониста. Надпоручик скомандовал по-чешски, и только дверь за связистом затворилась, приоткрыл ее вновь.

– Урядников! – тихо позвал он темноту.

– Ваш-бродь! – Прапорщик проявился в проеме, как изображение на фотографической пластине.

– Вот что, бойцы, слушайте меня внимательно…

Ранним утром 30 сентября солнечные лучи тронули верхушки дубов и буков. С неубранных полей наплывал косыми полосами туман, настоянный на запахах увядающих трав, но жизнь у заставы кипела. Пограничники под руководством гренадеров сноровисто распиливали бревна на доски и бойко подтаскивали их к невеликому пространству ничейной полосы между чешской и немецкой границей.

Саблин отметил, что в буковой роще это не осталось незамеченным, то и дело блестели линзы биноклей. Тевтоны явно заинтересовались приготовлениями и насторожились. Естественно, подумал Саблин, их тоже снабжают информацией о происходящих событиях. Оставалось надеяться на слова капитана – если немцы получат приказ, то чуть позже. Однако и он не имеет права на упреждающий удар. Только при попытке перейти границу. Не ранее.

А до тех пор, формально, они с немцами не являются врагами, противостоящими сторонами. И еще одно. Ожидание всегда расслабляет, притупляет чувство опасности. Как в дозоре – вначале на каждый шорох ствол вскидываешь, а к концу дежурства и на появление человека реагируешь куда спокойнее. Так и германцы – десять дней ожидания, наверняка расслабились. На этом и строил расчет Саблин.

Дав интересу противника разгореться до нужного уровня, поручик уверенно направился к нейтральной полосе. Прошел за уложенные штабелями доски и стал так, чтоб его хорошо было видно.

– Солдаты вермахта! – прокричал он, сложив ладони рупором. – Позовите старшего офицера!

Прокричал на плохоньком своем немецком, английский у поручика был несравненно лучше. Прокричал и взмолился про себя: лишь бы вышел гауптман! Лишь бы не послал кого-то из подчиненных! Или сразу врежут из пулемета?..

В кустах у леса проявилось шевеление, замелькали серые силуэты. Выходить немцы не торопились, но и стрелять, к счастью, тоже. Присматривались, опасались подвоха. Но, рассмотрев, что никакой угрозы нет – пограничники сложили винтовки в пирамиды и заняты исключительно заготовкой досок, – решились. Из подлеска вышел офицер с двумя автоматчиками и направился в сторону Саблина. Не доходя двух десятков шагов, остановился:

– Слушаю вас, герр офицер.

Сердце Саблина радостно забилось – тот самый! Немец изменился, заматерел, дослужился до офицерского чина и физической формы, как видно, не терял – плечи вон какие широкие, двигается легко и пружинисто. Подумалось: а не авантюру ли часом ты, братец, затеял? Но вслух начал с улыбкой:

– Герр гауптман! Пока начальство спит, а политики играют в свои игры, предлагаю настоящее мужское состязание! Сейчас мои бойцы из этих досок сколотят помост, закрепят по углам столбы и натянут канаты. За час управятся. Черт, или как правильно по-немецки – сделают! Да! Мы получим настоящий ринг. И попробуем, чьи вооруженные силы крепче!..

Немец нахмурился:

– Вы – русский. Что делаете вдали от пределов вашей страны, в середине Европы?

– Мы в гостях! – Саблин старался не сбиться с взятого веселого тона: мол, война будет, нет ли – еще вопрос, а пока хорошо бы размяться по-молодецки. Всё остальное не существенно. – Россия связана с Чехословакией договором о взаимопомощи, вы это знаете. Что удивительного, если группа российских военнослужащих прибыла перенять опыт у чешских коллег?!

– Вы не пограничники, – с сомнением заметил тевтон. – Таких нашивок я не знаю.

– Нет, не пограничники. Спортивный взвод. По приглашению командования Чехословенска Армада помогаем улучшить физическую форму чешских военнослужащих. Но чехи не умеют боксировать… – перекрикиваясь, заговорщицкую интонацию передать было трудно, но Саблин постарался.

Немец мотнул головой:

– Мы здесь не для того, чтобы заниматься ерундой, герр офицер. Мы несем службу на границе великого рейха!

– Мы тоже служим великой империи, герр офицер, – откликнулся Саблин и широко улыбнулся. – Но скучно, и день-то какой хороший намечается. Как раз в такой денек попробовать, чей кулак крепче – русский или немецкий?

– Глупая затея, – отрезал тевтон и круто повернулся.

Сейчас отправится обратно в свою рощу…

– Жаль! – крикнул Саблин ему в спину. – Может, в этот раз вам повезло бы больше!

Гауптман будто споткнулся, секунду постоял, закаменев спиной, будто в широкую эту спину целились из «люгера», а потом столь же резко повернулся лицом к русскому.

– Donnerwetter! Так это вы! Я не узнал сразу…

– Так точно, герр гауптман! – веселился Саблин. – Предлагаю реванш. Заодно укрепим боевой дух наших воинов!

– Учтите, я уже не тот, что прежде. Я много тренировался, и буду… как это… – он перешел на русский, немногим лучший саблинского немецкого, – бить морда по щем зря!