– То есть из Советов вы сбежали, но знакомые у вас там, тем не менее, остались? – снова перебила его Лиза. – И как же вы с ними поддерживаете связь? Граница ведь тщательно охраняется, а на все почтовые сообщения введена цензура.

– Имею определенные таланты и навыки, – скромно, но со значимым видом сообщил свободный антрепренер.

А потом вежливо, с любопытством осведомился:

– У вас была ко мне какая-то просьба?

Лиза засомневалась. Не то чтобы многословный непризнанный потомок светлейших князей Багратион-Имеретинских не внушал ей доверия, но девушка вдруг осознала, что рискует вызвать скандал, если все это дело вскроется. Однако познакомиться с летчиком Василевским ей хотелось еще сильнее, и Лиза решительно отбросила сомнения.

– Мне нужно, чтобы вы передали письмо одному человеку. Только я не знаю его адреса. Но, думаю, это довольно легко можно узнать, он в Советах – личность известная.

– И кто он?

– Летчик Григорий Василевский, – призналась Лиза, слегка зарумянившись. – Мне нужно, чтобы ему передали письмо. Сможете организовать? И чтобы в обход цензуры. Потому что если станет известно, что я написала ему…

– Смогу, – уверил Остап.

И не обманул. Три недели спустя Лиза получила от Григория Василевского первый ответ – теплый, светлый и радостный. Именно такой, каким наверняка был и сам Григорий.

Лиза сразу ответила. Так началась переписка – приятная, дружеская, доставлявшая Лизе немало радости и питавшая ее тайные романтические мечты.

– Девочки, не забудьте, через два часа к нам придет Константин Эдуардович, так что не опаздывайте на занятия, – деловито напомнила Надя, развеяв Лизины грезы.

Лиза вздохнула. Ее двоюродная сестра Надежда бредила самолетами и потому со страстью изучала физику, механику, воздухоплавание и вообще все, связанное с полетами. Когда Надя узнала про одного ученого-изобретателя, Константина Эдуардовича Циолковского, мирно учительствующего в самой обычной школе в Калуге и регулярно и с успехом публикующегося в первейших научных журналах мира, она упросила своего батюшку, генерал-аншефа Александрова, выписать им его для лицея. Сам Циолковский, вскоре после революции чудом освобожденный из Лубянки и тайно переправленный в Империю, был не против и вот уже второй год преподавал в лицее, а также дополнительно занимался с Надеждой и ее близкими подругами, смуглой горбоносой Катей, княгиней Геловани, и спокойной рассудительной Наташей, княгиней Кирилловской, которые разделяли Надино увлечение.

Что до Лизы, она ходила на дополнительные занятия к Циолковскому не столько из-за горячей любви к наукам, сколько за компанию с подругами, а главным образом потому, что Гриша Василевский был летчиком, и ей казалось, что, изучая самолеты, она становится как бы ближе к нему и лучше его понимает.

Лиза вздохнула. Она отправила очередное письмо Василевскому всего два дня назад, и это значит, что ответ от него она получит не ранее, чем через несколько недель. А пока она ждет, она будет перечитывать те прекрасные, светлые письма, которые он ей уже прислал.

А еще – и эта мысль чрезвычайно вдохновила Лизу – можно начать писать ему следующее письмо уже сейчас, пока еще так свежи впечатления от его последнего подвига, о котором она сегодня узнала. А потом, когда она получит его ответ, она это письмо допишет.

Дорогой товарищ Василевский, сегодня я прочитала в газете «Правда» – я Вам говорила, что мы здесь умудряемся получать «Правду»? Пусть и тайно, и с запозданием на пару дней, но все же… Словом, я прочитала сегодня статью о вылете Вашей эскадрильи на разведку над Австрией и о том, как Вы столкнулись с немецкими юнкерсами. Не могу передать словами, как взволновали меня эти новости – ведь Вы постоянно подвергаетесь такой опасности! И, конечно же, меня просто восхитило проявленное Вами мастерство и мужество. Сбить три вражеских самолета! На такой подвиг способны только Вы! В газете напечатали Вашу фотографию, и, должна отметить, Вы получились на ней как всегда замечательно…

На занятия Константин Эдуардович Циолковский пришел не один, а в сопровождении мужчины лет пятидесяти, военной выправки, с яркими черными глазами и маленькими усиками над верхней губой. Держался мужчина скованно.

– Надежда Дмитриевна, Елизавета Сергеевна, Наталья Михайловна и Екатерина Аслановна, – представил девушек Циолковский.

И указал на своего спутника:

– Константин Алексеевич Калинин, военлет и выдающийся авиаконструктор.

Надя восторженно ахнула:

– Неужели тот самый Калинин? Это же вы разработали самолеты серии «К», да?

Калинин несколько ошеломленно уставился на девушку. Циолковский поправил пенсне, скрывая улыбку:

– Я же вам говорил, что здесь вас ждет благодарная аудитория!

– Г-хм… Да… Очень приятно, – неловко ответил Калинин.

– Ах, но это же прекрасно! – восхитилась Надя.

У нее было столько вопросов, особенно по его «жар-птице» – бомбардировщику К-12, что она даже не знала, с которого начать, и торопливо выпалила первое, что пришло в голову:

– А почему вы так и не стали делать полноразмерные К-12? Ведь они так хорошо летают, и потенциал у них весьма впечатляющий!

Калинин в замешательстве уставился на Циолковского. Тот снова поправил пенсне и деликатно ответил вместо своего спутника:

– Потому что, Надежда Дмитриевна, его арестовали.

Надя покраснела от своей бестактности. Следовало догадаться, что известный советский авиаконструктор оказался в Российской Империи не просто так. Царская разведка отслеживала, кто из выдающихся советских деятелей попадал под репрессии и, если считалось, что они могут принести пользу Российской Империи, по возможности организовывала побеги.

Удавалось это далеко не всегда, но когда удавалось, то чрезмерно злило Советы. Красные мстили тем, что массово переманивали к себе легко поддающийся очарованию красивых лозунгов простой рабочий люд, особенно из пограничных к Советам областей – Витебской, Смоленской, Тверской. А когда Империя приютила целую плеяду талантливых деятелей искусства – кого из заграницы, а кого прямо из рук НКВД – Рахманинова, Мандельштама, Малевича, Цветаеву и Ахматову с Гумилевым, Советы направили усилия на то, чтобы вернуть из эмиграции и обустроить в Советской России Бальмонта, Толстого и Прокофьева, переманить на свою сторону Горького, а также прекратить преследования Мариенгофа и создать все условия для Беляева и Шостаковича.

– Константин Алексеевич, вы себе даже не представляете, как кстати вы здесь появились! – прервала неловкую тишину смуглая черноглазая Катя и обернулась к подругам. – Девочки, вы не поверите, но мой батюшка выделил нам самолет!

Катин батюшка, князь Аслан Леванович Геловани, заместитель председателя Государственной Думы, души не чаял в единственной дочери и исполнял все ее капризы, и когда Катя попросила самолет, выполнение ее желания было только вопросом времени.

Девушки вмиг забыли о манерах и совершенно неприличным образом запищали от восторга. Одно дело – изучать теорию и науку о полетах, и совсем другое – получить возможность применить все эти знания на практике.

– А что, что за самолет? – спросила Надя, когда первый восторг чуть схлынул.

– Биплан У-2, – довольно ответила Катя и обернулась к Калинину, – Константин Алексеевич, вы ведь будете учить нас летать?

Калинин в замешательстве посмотрел на Циолковского. Тот ответил спокойной улыбкой. Прекрасно поняв причину нерешительности военлета, Надя уверенно заявила:

– Не переживайте, Константин Алексеевич, никто из наших родителей не против, неприятностей у вас не будет.

И содрогнулась от собственной лжи. Ее отец и так не одобрял интереса дочери к неженским наукам, а уж что будет, если он узнает о полетах! Впрочем, сейчас отца нет в городе; из-за обострения политической ситуации в Европе генерал-аншеф проводит инспекцию войск под Брянском и, похоже, задержится там надолго. Что до ее матери, великой княгини Татьяны Николаевны, то ее она упросит ничего прежде времени мужу не говорить.