Земля начала содрогаться.
Может, все дело было просто в моем желудке, в грызущем голоде, перешедшем во что-то более резкое. Ощущение было такое, будто все гамбургеры с мясом, которые я съел на протяжении нескольких последних недель, в конце концов, оказались усвоены и мои железные кишки стали жертвой пищевого отравления.
От вида Минервы без очков голова у меня пошла кругом, огни отражались от ее лица, словно оно было из хрусталя. Я почувствовал, как чеснок покидает тело с горячим потом, как будто гигантские руки стиснули меня, выдавливая все остатки защиты против моего зверя.
Внутрь, напротив, хлынуло отвращение ко всему, что привело меня на эту сцену: к Минерве, группе, «Стратокастеру» в руках. Ко всей безумной идее славы, и лести, и даже самой музыке…
Я хотел отринуть все это, убежать от бессмысленных сложностей и позволить зверю внутри взять верх. Спрятаться в каком-нибудь далеком темном месте и глодать, глодать плоть и кости животных, чтобы они полезли у меня из ушей.
Однако пальцы продолжали играть. Музыка удерживала меня на месте, заставляя балансировать между любовью и ненавистью.
Я смотрел на сцену, избегая взглядом Минерву, но не мог сделать так, чтобы ее пение не проникало мне в уши. Оно лилось из усилителей и эхом отдавалось от стен клуба.
Кабели у моих ног пришли в движение, словно трепещущие змеи. Оторвав от них взгляд, я посмотрел во тьму зала.
И тут-то и увидел, как все началось.
Что-то двигалось сквозь толпу от заднего конца зала к сцене, приподнимая на своем пути вскинутые вверх руки зрителей, как будто волна, несущая их на себе. Она разбилась о сцену, вызвав дикие крики удивления.
Земля грохотала под ногами.
Потом эта странная выпуклость возникла снова, на этот раз двигаясь справа налево и тоже сопровождаемая криками. Именно в этот момент я понял, что это не что-то невинное, типа как вскидывают руки во время игры в бейсбол. Реальность искажалась у меня на глазах.
Сам пол волной вздымался и опадал; похоже на то, как это выглядит, когда под ковром бежит крыса. Только на этот раз все происходило гораздо сильнее — людей на пути волны подбрасывало в воздух, отшвыривало с раскинутыми в стороны руками в толпу.
Мой острый слух уловил тоненький крик позади, я обернулся и увидел, как Алана Рей исступленно повторяет:
— Нет, нет, нет…
Ее голос тонул в бухающем гуле большого риффа. Она, однако, продолжала играть: музыка захватила и ее, заставила руки двигаться в привычном ритме.
Прокатилась новая волна вздымающегося пола, еще сильнее. Земля начала раскалываться, раскрываться, словно огромная молния, изрыгая черную воду и треснувшие куски бетона. Удушающий запах ударил в нос.
Сейчас волна устремилась к сцене, но все мы продолжали играть.
Некоторые люди пытались убежать с ее пути, пробиться сквозь толпу, но большинство продолжали восхищенно таращиться на нас, слишком загипнотизированные Минервой, чтобы двигаться. Это, конечно, был враг, тот самый монстр, которого я видел в подземке. Минерва в конечном счете вызвала его.
«Стратокастер» горел под моими пальцами, тело отторгало музыку, которую мы играли, но я по-прежнему не мог остановиться.
Сейчас весь клуб наполняли вопли. Люди лезли друг на друга, пытаясь пробиться в безопасное место, пытаясь увернуться от щелкающих зубами пастей монстра, а он все ближе и ближе надвигался на нас.
И потом начали падать ангелы.
Они опускались с потолка на тонких, сверкающих в огнях рампы нитях, спрыгивали на сцену и на монстра. Один раскачивался над левым набором усилителей, другой над правым. Мечи вспыхивали в их руках, они рухнули на усилители, протыкая мечами громкоговорители, отвечающие на удары громким, высоким взвизгом — своеобразный контрапункт к большому риффу.
Несколько дюжин их опустились на монстра и в толпу, отгоняя людей в стороны. Они заставили его остановиться, рубя мечами и ударяя длинными стальными копьями. Его крики боли слились с визгом усилителей, и, в конце концов, музыка стала терять свою слаженность…
Минерва начала запинаться, и чары развеялись.
Я был свободен! Сорвав ремень «Страстокастера» с плеча, я схватил гитару за гриф, ненавидя ее всеми фибрами своей души. Поднял над головой и с размаху ударил о сцену, и снова, и снова. Струны лопнули, сломанный гриф изогнулся, словно свернутая шея цыпленка. Гитара гудела и взвизгивала, ее предсмертные крики лились из немногих уцелевших громкоговорителей.
Вокруг меня все тоже прекратили играть. Со слезами на глазах Алана Рей отбросила барабанные палочки и теперь неистово колотила ногами свои ведра. Захлер просто стоял с открытым ртом, глядя на сражение в клубе. На Минерву я вообще больше не мог смотреть.
Потом на сцену рядом со мной опустился ангел, одетый (точнее, одетая) в черный костюм десантника. Тонкий кабель был прикреплен к ее поясу. В одной руке она держала маленький предмет.
Я узнал ее: Ласи.
Я развернулся, надеясь сбежать и от нее, и от всего остального: от этой группы, от этой музыки, от этой чудовищной твари, которую мы вызвали. Но я даже не успел добраться до края сцены; Ласи настигла меня, схватила за руку и развернула к себе. Крошечная игла сверкнула в свете огней. Я почувствовал укол в шею и поддерживающие меня руки.
— Скажи «Доброй ночи», Мос, — прошептала Ласи.
От звука собственного имени меня чуть не вырвало, а потом тошнота и боль растворились во мраке.
Часть VI
Турне
Никогда не было лучшего времени для пандемии.
Самолеты за один день могли доставлять людей в любое место земного шара, и каждый год летали около полумиллиарда человек. Города стали гораздо больше и гуще населены, чем когда-либо в истории.
Последним мором был испанский грипп, или так называемая «испанка», возникшая в конце Первой мировой войны. (Пандемии любят войны.) Болезнь распространялась по планете быстрее, чем что-либо до нее. В течение года был инфицирован миллиард человек — треть тогдашней популяции. Скорость распространения болезни настолько устрашала, что в одном из городов США рукопожатия были запрещены законом.
И все это происходило еще до того, как самолеты смогли летать над океанами, до того, как у большинства людей появились машины. В наше время любая пандемия будет распространяться гораздо, гораздо быстрее. Для этого мы создали ей все условия: перенаселенные города, быстрые перемещения и любые войны, какие пожелаем. Что касается червей, они таким образом получили мотив, средства и возможности.
Когда настанут последние дни, все будет происходить очень быстро.
26
«Hunters and Collectors»[60]
Эти вонючие ангелы увезли нас.
Я пыталась объяснить им, что со мной все прекрасно — уже на протяжении нескольких недель — и что Захлер, Перл и Алана Рей вообще не инфицированы. Однако один взгляд на истекающего потом, клокочущего Мосси, расколотившего свою гитару, убедил их в том, что все мы безумны.
Вот с этим у ангелов очень большая проблема: они думают, что знают все.
Я могла сбежать. Я была так же быстра и сильна, как они, — в конце концов, могла одним ударом вдребезги расколотить дверь спальни. Ангелы были очень заняты — защищали тысячу свидетелей, ловили Астора Михаэлса, убивали монстра, которого я вызвала (хоп! — и пожалуйста). В этих условиях исчезнуть было проще простого.
Однако это означало бы бросить Моса и остальных, а мы теперь действительно стали группой. Я не могла допустить, чтобы их увезли без меня, ну и позволила ангелам уколоть себя их тупой иглой…
Очнулась я, когда мы пересекали реку в Нью-Джерси. Меня заперли в комнате, представляющей собой нечто среднее между дешевым отелем и психиатрической больницей. Заняться было нечем, только смотреть по ТВ, как мир распадается на части.
