Слово «Биссектриса» вырезал на двери мой лучший друг Алеша Кувшинников. Удержать его я, конечно, не смог, хотя будь это не Алеша, а кто-нибудь другой, я бы ни за что этого не позволил — дверь была очень красивой, из светло-зеленого пластика, и цвет ее был такой нежный, словно она сама изнутри все время светилась. Но идея принадлежала Алеше Кувшинникову, и сам я в тот момент, когда он орудовал ножом, стоял в конце коридора, чтобы предупредить его, если появится кто-нибудь из учителей. Алешка же и придумал для нашей Академии наук такое название — через день после того, как Галактионыч предложил нам ее открыть, чтобы каждый из нас смог заниматься в Академии той наукой, которая интересует его больше всего. И мы тогда очень здорово заспорили: просто Академия казалась скучной, посыпались разные названия.
— Алхимики, — сказал Толик Сергеев.
— Нет! — возразил Володя Трубицын, а попросту — Труба, невысокий аккуратный мальчик. — Почему же алхимики? Лучше — Академия Ясная Мысль.
Алешка фыркнул.
Андрюша промолчал.
Уроки кончились, и мы, уже без Галактионыча, спускались вниз по темной лестнице; был вечер, сквозь окна на лестничных площадках нам весело подмигивали городские огоньки. В коридорах, классах, на лестнице было темно — только негромко и уютно гудели маленькие юркие уборочные машины, наводя порядок в школе к завтрашнему дню.
И где-то на предпоследнем пролете Алешка остановился, и за ним остановился сразу весь наш шестой «А» — десять мальчишек и пять девчонок, — потому что Алешка бежал впереди всех, а тут вдруг загородил всем дорогу. Посмотрев на всех немного свысока, он выкрикнул:
— Биссектриса! Вот это название!
И помчался по лестнице дальше, перепрыгивая через три ступеньки, не дожидаясь того, что скажут остальные.
На следующий день он вырезал надпись на классной двери, прямо под аккуратной табличкой, повешенной Галактионычем за час до этого. Вырезал с огромным трудом — пластик был твердым, как железо, лезвие ножа жалобно скрипело и гнулось. Алеша весь вспотел, и мне было жалко смотреть, как он изнемогает. Но он все-таки довел задуманное до конца. Буквы получились огромными и разными, надпись чуть было даже не уместилась на двери, и поэтому последние буквы Алеше пришлось тесно прижать друг к другу, а передние, наоборот, стояли друг от друга на таком расстоянии, словно между собой враждовали. Не слишком это получилось красиво, надо признать.
Галактионыч долго потом допытывался, кто это так изуродовал дверь, а Лешка сидел весь красный, опустив голову и прилежно читая учебник. Галактионыч посмотрел на каждого из нас, а на Алешу почему-то так и не взглянул.
— Так кто же это постарался? — еще раз спросил Галактионыч. — Надо бы мне сказать автору несколько слов…
Алеха засопел и усиленно заерзал на своем месте. От учебника он не отрывался — книга no-прежнему поглощала все его внимание, начисто вырубая из его восприятия сумму внешних впечатлений.
— Молчите? — Галактионыч вздохнул. — Что же…
И вдруг прибавил совсем неожиданно:
— А придумано, кстати, неплохо. «Биссектриса»! Неожиданно и оригинально. Академия «Биссектриса»…
И тут Алеха впервые приподнял голову, и тогда-то Галактионыч впервые взглянул в его сторону.
— Неплохо придумано! — сощурившись, сказал Галактионыч. — Жаль, что я не смогу сказать этого автору лично… Чтобы честно признаться, нужна смелость. Но, видно, не все в нашем классе такие же храбрые, как Алеша Кувшинчиков. Видно, кто-то из вас не бросился бы тигру навстречу…
(Случай, окотором вдруг вспомнил Галактионыч, был вот таким. Год назад мы проходили по зоологии тигра и специально отправились на континентолете в один из индийских заповедников, чтобы на них посмотреть. Проводник-индиец вел нас в джунгли все дальше и дальше — туда, где водились тигры. Мы чувствовали себя в полной безопасности, потому что были окружены невидимым кольцом гипнотической защиты: хищники не обратили бы на нас никакого внимания. Но когда рядом с нами действительно сказались тигры, Катя Кадышева, еще не успевшая их заметить, нечаянно вышла за это защитное кольцо… Прыжок ближайшего тигра в ее сторону был молниеносным. И так же мгновенно вслед за Катей бросился Галактионыч. Но Алеха его опередил. Тигр промахнулся — Алеша повалил Катю на землю, и зверь пронесся над ними по воздуху. Прыгнуть еще раз он не успел: Алеша и Катя уже были внутри кольца. И Галактионыч тогда, совсем как равному, пожал Алехе руку, а потом его даже расцеловал…)
Алеша стал пунцовым. Он сделал движение, словно совсем уже собрался встать, но так и не встал. Над учебником он склонился так низко, как только мог…
— Придумано неплохо! — повторил Галактионыч еще раз. — Академия «Биссектриса»! — Он как будто взвешивал название на слух. — Но довольно об этом.
И больше об этом не говорили…
Академия, как я уже рассказывал, была придумана Галактио-нычем. Случилось это так. В один прекрасный день Галактио-ныч дал нам на литературе сочинение на тему «Кем я хочу быть?». И вот тут-то, поскольку мы писали такое сочинение в первый раз, выяснились любопытные вещи. Два мальчика и одна девочка мечтали стать учеными-физиками, два мальчика — космическими географами, три мальчика и одна девочка — биологами (и я среди них: мои родители были биологами), один мальчик — астрономом, один мальчик — математиком (Толик), одна девочка химиком (Катя), две девочки — актрисами, и еще один мальчик (Володя Трубицын) — писателем-фантастом.
После этого Галактионыч несколько дней ходил задумчивым, и мы все гадали, что это такое с ним происходит. А потом он как-то взял и сказал нам посреди урока физики, кончив объяснять второй закон Кузьмина-Исаченкова:
— Большинство из вас хотят стать учеными. А как вы себе представляете труд современного ученого?
Сначала в классе стало тихо.
— Ну, делать открытия, — первым ответил Кувшинников, — сидеть в лаборатории, где много приборов, и ставить эксперименты.
— По сути, это верно, — солидно дополнил его Андрюша Григорьев, будущий автор дополнения к учебнику физики по разделу «Оптика». — Но не просто ставить эксперименты — думать, вести направленный поиск.
— Встречаться с журналистами, — сказала Катя Кадышева, вдумчивая и рассудительная, очень справедливая, — мы все ее за это любили.
— И писать толстые научные книги, — подвел итог Толик Сергеев, — учебники…
Галактионыч стоял за своей кафедрой, заложив руки за спину, и глядел на нас, как мне показалось тогда, чуточку растерянно. Фигура его в синем лабораторном халате четко рисовалась на фоне нашей классной доски, на которой светились интегралы и чертежи.
— Сто лет назад, — заговорил Галактионыч, — шестиклассники проходили то, что теперь знают еще до школы. А вы сейчас учите то, что сам я, в свое время, узнал только в институте. Сказывается уровень развития науки и техники. Вам сейчас по плечу задачи, которыми в двадцатом веке занимались конструкторы и инженеры — люди взрослые. И все-таки при всем этом вы остаетесь детьми, для которых мир взрослых — за семью морями. Сложные технические понятия вам доступны уже сейчас, а вот простые, человеческие, вы еще только откроете для себя. Такое уж у нас время! Вы даже не знаете толком, что это значит — быть ученым… И все-таки большая часть из вас выбрала именно этот путь. Тогда давайте начнем учиться быть учеными прямо сейчас. Он остановился и сделал паузу.
— Почему бы нам не открыть в классе свою Академию наук? Будем собираться раза два в неделю, и в пределах уже пройденного заниматься тем, что вас интересует. Кому-то захочется доказать новую теорему — пожалуйста, буду только рад. Кто-то усомнится в справедливости описанного в учебнике закона — пожалуйста, открывайте новый. Пусть каждый изберет себе по душе отрасль науки, ведет направленный поиск.
Здесь Галактионыч едва заметно загадочно усмехнулся.
— А если кто-то из вас и в самом деле пойдет по избранному пути, в этой нашей Академии вы сделаете первые шаги.
В классе произошло движение. То, что предложил нам Галактионыч, было настолько неожиданным, что сейчас мы оценивали его слова, сразу еще не зная, как на них отвечать.
