— Ты не проголодалась? Я предлагаю начать с обеда.

Конечно, Снежана была не против…

Обед был превосходен. Столик на двоих накрыли внутри небольшой и уютной деревянной беседки белого цвета, прямо у искусственного озера с живыми лебедями. Ганин отпустил прислугу и сам ухаживал за дамой. Снежана облокотилась на подбитую плюшем спинку скамейки и блаженствовала — она обожала, когда за ней ухаживали мужчины. Роскошный особняк XVIII века нежно-голубого цвета перед глазами, аккуратно постриженные лужайки, утопающие в цветах клумбы, искусственные пруды, аллеи, дорожки посыпанные мраморной крошкой… Требовалось всего небольшое усилие воображения, чтобы представить себя в длинном платье с кринолином, в пышном, усыпанном ароматной пудрой парике, сидящей за столом, а где-то совсем рядом стоит роскошная позолоченная карета, запряженная четверкой вороных коней, на козлах которой сидит важный кучер… Снежана вовсю отдалась так ненавязчиво окутавшей ее сознание фантазии, что совершенно забыла про все на свете — и про задание, и про Константина Михайловича, и про таинственные происшествия… Майское солнце жарило вовсю, было душно, но от пруда с птицами веяло приятной прохладой. Снежана съела совсем немного — несколько кусочков мяса, рыбы, греческий салат, шарик клубничного мороженого, зато шампанского, выпила много. Оно было ледяное, терпкое и сразу же ударило в голову. Ганин что-то говорил, суетясь возле стола, как завзятая домохозяйка, а потом сел и стал наворачивать еду за двоих, но Снежана не воспринимала, ЧТО он говорил. В ее глазах все поплыло. Она разомлела…

Поместье, располагавшееся не так далеко от беседки, стало покрываться какой-то призрачной дымкой, какая бывает в очень сильную жару, когда воздух нагревается так, что начинает видимым образом колебаться перед глазами. Снежана лениво рассматривала дворец, совершенно не слушая Ганина: сначала портик, потом широкие распахнутые окна первого этажа, потом второго… Вдруг внимание Снежаны привлекло шестое окно справа, на третьем этаже. Оно, в отличие от других окон, было закрыто, но Снежана отчетливо увидела, как за стеклом мелькнул женский силуэт. Детально рассмотреть его она не могла, но увидела, что женщина была красива, стройна, что волосы у нее были светлые и что она приветливо улыбалась. Женщина посмотрела прямо на Снежану и помахала рукой, а потом сделала жест, приглашающий внутрь дома — мол, заходи, не стесняйся! — и Снежана махнула ей в ответ…

— …Снеж, а, Снеж? Снежа! — Снежана вдруг почувствовала, как чьи-то пальцы теребят ее за щечку и что-то холодное прикасается к ней. Она удивленно открыла глаза и увидела встревоженное лицо Ганина. Он держал в руках кусочки таявшего льда из ведерка с шампанским. — Что с тобой? Ты не заснула случайно? Или у тебя тепловой удар?

— Ой, Леш, да… что-то разморило… Наверное, просто перепила шампанского… Слушай, такого вкусного шампанского еще ни разу в жизни не пила! Леш, ты вроде сказал, что Никитский куда-то срочно уехал, а жена его здесь осталась, да?

— Да нет… — голос Ганина слегка дрогнул. — Она… тоже с детьми уехала… с ним… Я тут один вообще-то, ну, если не считать прислуги и охраны…

— Странно…

— Что — странно?

— Да нет, ничего… Мне просто подумалось, что в доме осталась хозяйка, вот и все… Ладно, Леш, нам обоим надо немного освежиться. Как насчет искупаться во-от в этом самом пруду, а? Ты не проверял, там глубоко? Дно хорошее?

Ганин сразу повеселел. Он и сам уже об этом подумал.

— Да, Снеж, там можно купаться — мне дворецкий сказал. Слушай, но у тебя же нет купальника…

— Я думаю, купальник бесследно исчезнувшей хозяйки мне как раз будет впору! — рассмеялась Снежана. — У меня такое ощущение, что она на меня нисколечко не обидится!

Ганин как-то странно взглянул на Снежану, но промолчал.

Молодые люди отправились в дом и довольно быстро нашли комнату жены Никитского. Снежана так и ахнула от восторга, и где-то в глубине души ее кольнула иголочка женской зависти. Комната жены Никитского была размером в три ее с мамой двухкомнатные квартиры, если не больше. Мебель из полированного красного дерева, роскошная кровать под светло-розовым балдахином, люстра и подсвечники из золота. Однако как они ни искали, обнаружить в этой комнате залежи одежды им не удавалось, пока Снежана не додумалась открыть незапертую дверцу второй комнаты. Мебель в этой смежной со спальней и такой же, если не больше, по размеру комнате в основном состояла из шкафов-купе, наполненных самой разнообразной одеждой. Чего тут только не было! Платья, шубки, юбки, нижнее белье, брюки, шорты, шляпки, туфли… Сотни самых разнообразных вещей и вещиц… Глаза у Снежаны загорелись, и она опять чуть ли не позабыла обо всем на свете, только и делая, что перебирая модели, примеривая их на глазок у зеркала и весело смеясь. Затем битый час примеряла на себя то один наряд, то другой. «Ну как, Леш, тебе это?», «а это?», «ну просто прелесть!», «знаешь, мне кажется, от этой шляпки у меня лицо какое-то круглое получается, нет?», «ну, в этом купальнике я точно на пляже не появлюсь — умру со стыда!», «а вот это вроде бы ничего…», «ну, Леш, ну посмотри же!», «нет, ну это вообще прелесть! Слушай, Леш, ну зачем, спрашивается, одной бабе столько тряпок, а? Ой… ну это вообще… Ну-ка помоги-ка мне застегнуть… Вот так, так… Супер! Нет, ну… Блин, ну что ж она худая такая, а? Неужели я так растолстела за зиму, Леш? Леш! Ну куда же ты?!»

В конце концов терпение Ганина лопнуло, и, пока Снежана возилась с очередным платьицем, он просто дал деру. «Если я уйду в сад, ей, наверное, надоест примеривать и она выберет наконец что-то одно», — подумал Ганин. Он с детства ненавидел магазины, особенно одежды и обуви, в которые его таскала мама; от душного запаха духов, от пестрых цветов, от обилия марок и фасонов у него всегда болела голова. А тут переодеваниям Снежаны не было видно ни конца ни края…

— Ну вот, — недовольно цокнула язычком Снежана. — Сбежал… Ну и ладно, сама выберу! Вот это, думаю, мне точно подойдет…

Снежана вытащила из темно-красного чрева шкафа еще одну модель купальника небесного цвета и тут же надела его на свое белоснежное — загорать-то некогда, все время работа да работа! — тело и кокетливо скорчила рожицу зеркалу. И… тут же застыла от удивления! Зеркало, вместо того чтобы отразить ее лукавую гримаску, отразило ее собственное лицо, но с совершенно другим выражением на нем — спокойным, по-королевски величественным, смотрящим несколько свысока, как госпожа смотрит на свою служанку. Но самое удивительное было не в том, что выражение лица совершенно не совпадало с ее собственным, а в том, что глаза… От их взгляда у Снежаны спина покрылась гусиной кожей и по ней прошел неприятный холодок. Сколько Снежана ни смотрела на себя в зеркало, она никогда не замечала, что ее глаза могут быть ТАКИМИ… Веселыми, хитрыми, живыми — да, но здесь… Казалось, эти глаза были глубже самого глубокого океана, страшнее самой опасной трясины…

— Ой, да это же не я! — вскрикнула Снежана. — Кто ты? — И лицо девушки в зеркале не отразило ни испуга, ни даже движения губ, как будто бы это не зеркало было, а окно, по ту сторону которого стоял ее, Снежаны, двойник, сестра-близнец, полностью похожая на нее саму, но в то же время совершенно другое существо. Отражение ничего не ответило ей, только снова сделало приглашающий жест куда-то в ведомое лишь ей Зазеркалье — и улыбнулось, но в улыбке его не было ни теплоты, ни искренности.

— …Снеж! Я устал уже тебя ждать! Давай ты пойдешь купаться в том, что уже надела, хорошо? Какая разница?! Ты же в воде будешь, а не на подиуме — все равно ничего видно не будет! — Ганин не удержался и все-таки пришел поторопить Снежану. — Что с тобой, Снежа? Ты побледнела…

— Да нет, все в порядке, Леш! Тут очень душно. Ты прав, пойдем искупаемся, а то я в такую жару точно в обморок бухнусь, как кисейная барышня… — хихикнула Снежана и, чмокнув Ганина в щеку, побежала к пруду в только что надетом купальнике, а Ганин побрел следом.