Только в таких слезах я ее никогда не упрекну. Летуны не зря у Дома в чести, это я накрепко понял. И водить планёр – куда большее умение и храбрость нужны, чем по полю боя на пулевики скорострельные ходить…

Небо-то какое далекое…

Лежал я, присыпанный деревом и стеклом вперемешку, пол-лица тряпка оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал и теперь доживать калекой? Кому безногий вор нужен? Только палачу…

Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.

– Ильмар!

Марк стащил с моего лица тряпку – я даже разглядел на ней шов и ухмыльнулся тому, что торопливая штопка пережила планёр. Мальчишка вроде ничуть не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще с Островов, это ничего…

– Ты как?

– Ног не чую, – пожаловался я. – Конец мне, парень. Вот оно как… летать…

Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:

– Ты вроде не обделался…

– Да ты в своем уме! – рассвирепел я. – Чего несешь!

– Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, – сообщил Марк. – Пошевели ногой.

Я попробовал, но ничего не ощутил.

– Нога шевелится, – сказал Марк.

Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.

И впрямь – двигаются.

– Как же так, словно немые… – прошептал я.

Мальчишка вдруг засмеялся:

– Ильмар… да я же у тебя на коленках четыре часа просидел… отдавил тебе ноги. Пройдет!

– Тьфу ты…

Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало покалывать.

– Отъел задницу, – абсолютно несправедливо ругнулся я на мальчишку. – Где летунья?

– Вон…

Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в самодельный лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.

– Поломалась немного, – пояснил Марк. – Да не беда, главное – живы.

– Тебе все не беда, сам-то целехонек…

Я огляделся. Вокруг, метров на сто, не вру, валялись обломки планёра. Здесь, наверху, берег был довольно ровный, абсолютно пустынный. Пригорки, песок, редкие чахлые кустики. Шум моря под обрывом позади почти не слышен.

– Хелен! – крикнул я. Летунья обернулась. – Спасибо!

Она непонимающе смотрела на меня.

– Хелен, ты посмелее любого мужика! – сказал я. – И поискуснее. Спасибо, что жизнь спасла, что в панику не ударилась. Может, я и вор презренный, только все равно буду за тебя Сестру с Искупителем молить!

Девушка дернула плечами. Ее голубая форма была вся изорвана, блузку большей частью она на лубок пустила… и все же ей явно понравились слова.

– Плохая я летунья, Ильмар-вор. Планёр разбила. Знаешь, сколько планёр стоит?

Откуда же мне знать. Много, наверное. Я за всю жизнь, может, столько не украду…

– Хорошая ты летунья, Хелен. Спасибо.

– А ведь ты к Виго тянула, Ночная Ведьма, – вдруг сказал Марк. – К гарнизону планёрному. Потому мы едва не сгибли!

– Уж очень ты смышленый, Маркус, – откликнулась Хелен.

Мальчишка усмехнулся. Он очень спокойный был, и даже чумазое лицо, грязная одежда, рваные штаны не могли скрыть этой уверенности.

– Мы где-то вблизи Байоны упали, – сказал Марк. – Знакомые места?

– Не пропадем, – успокоил я его. – Доберемся до города, отъедимся… ветчину тут хорошо готовят, переоденемся. Будь спокоен, я тебя не брошу.

Что-то меня тревожило. Не так все шло. Совсем не так, как я думал.

– А деньги откуда? Воровать будешь?

Я помедлил, но все же полез рукой в карман и достал увесистый железный слиток.

– Сукин сын! – закричала Хелен. – Лишний вес тащил!

На эти слова я не отозвался. Невелик вес. Зато хватит денег домой добираться.

Марк улыбнулся, глядя на железо. Конечно, он не заметил, как я прихватил его из купеческой ухоронки.

– Встать можешь, Ильмар?

Я попробовал.

– Нет пока. Да не стой ты, парень, помоги ноги растереть…

– Не можешь – это хорошо, – вдруг сказал Марк.

Глаза у него были виноватые, но не слишком.

– А ноги ты сам разотрешь. Ладно? Мне пора, Ильмар-вор. Спасибо тебе за все, теперь разойдемся.

У меня челюсть отвисла.

Хелен захохотала, откидывая голову. Радостно и неподдельно.

– И тебе спасибо, Ночная Ведьма, – сказал ей Марк. – Ты и впрямь лучшая из лучших.

– Никуда тебе не деться, Маркус. – Она перестала смеяться. – Все равно ведь схватят. Сам знаешь.

– Знаю, – согласился он.

– Повинись, мальчик. Повинись и сдайся. Дом простит…

– А вот это уже не твое дело, – отрезал Марк. – За себя бойся.

– Ты что же, гаденыш, уходишь? – Ко мне вернулся дар речи. – Я тебя от рудника избавил, а ты бросаешь? Да я тебя придушу, щенок!

Мальчик повел в воздухе рукой. Губы его шелохнулись.

Я первый раз увидел, как лезут в Холод при ярком свете, и так близко.

Просверк – солнечный луч на острие, что выползает из ниоткуда.

Порыв ветра. Холодного ветра.

Марк стоял с кинжалом в руке и смотрел на меня.

– Достойный поступок для мальчика твоей крови, – сказала вдруг Ночная Ведьма. Марк ее будто и не услышал. Протянул мне нож, держа за лезвие, как положено.

– За мое спасение, Ильмар-вор, жалую тебя клинком Дома и титулом графа… – он замялся, – графа Печальных Островов.

Хелен от хохота упала на землю. Ударилась сломанной рукой, застонала, но смеяться не перестала.

– Владей по праву, применяй с честью.

Я машинально взял клинок. Посмотрел на узорную рукоять, на протравленное лезвие.

И впрямь – герб Дома. Аквила – орел, парящий с мечом в лапах.

Неужто Марк так родовит, что с малолетства вправе титулы жаловать?

– Прощай, Ильмар-вор.

Марк повернулся и пошел. Спина все же напряженная была, будто боялся он, что метну кинжал. Но шел ровно и не спеша. По песку, через кусты, все дальше и дальше.

– Граф Ильмар, позволено ли будет бедной летунье присесть в вашем присутствии?

Хелен стояла надо мной, слегка согнувшись в насмешливом поклоне.

– Хозяин Печальных Островов, почему вы так спешно покинули свои ленные владения?

Она не удержалась, снова прыснула, как молоденькая глупая девчонка. Уселась рядом, сказала почти ласково:

– Граф… Граф-вор.

– Не смейся, летунья, – сказал я. – Все воры. И графы тоже. А над больным смеяться – последнее дело. Тебе руку сломало, мальчишке ум растрясло…

Хелен покачала головой:

– Ты не прав, граф Ильмар. Есть у него право дворянство жаловать. По крайней мере было. Только особо не радуйся, титул с тебя мигом снимут…

– Титул не снимают, – огрызнулся я, будто принял слова о дворянстве всерьез.

– Еще как снимают. Вместе с головой. Давай разотру тебе ноги.

Я молча спустил штаны, и Хелен принялась здоровой рукой массировать голени. Без брезгливости, не морща нос от грязи и пота.

Она и не такую грязь повидала, наверное.

– Он что, столь высокороден? – спросил я.

– А ты даже не знаешь, кто твой дружок? – Хелен хихикнула. – Ох, какие графы нынче необразованные… Высокороден, не сомневайся. Колет ноги?

– Колет.

– Хорошо. Сейчас за мальчишкой двинемся.

– Зачем?

Хелен вздохнула:

– Возьмем живым, так и ты жить останешься. И не просто жить, а с титулом. Я скажу, будто ты с самого начала мне помогал. Слово чести!

Кажется, она не шутила. Да и не шутят высокородные с честью.

– Нет. Пусть идет. Мы с ним вместе бежали, он за меня смерть в вину взял. Не стану я его ловить, Ночная Ведьма.

– Я особо и не надеялась, – просто ответила Хелен.

– Сама беги… если хочешь.

– Не могу. Тоже зашибла ноги, Ильмар. Из меня сейчас ловец… как из тебя граф.

– Давай тоже разотру, летунья…

Потянулся было к ней я, опомнился и замер. Мы уставились друг на друга.

– Это от страха, – сказала Хелен. – От страха всегда так. Хочется… жизни радоваться.

Я провел ладонью по гладкой белой коже. Спросил:

– Ну и как, летунья, рады мы жизни?