– А хорошо получилось?

– Очень хорошо. Отдыхай. С нами нет Арнольда, нести тебя некому. Так что соберись с силами.

Но Маркусу не отдыхалось. Пришлось тихонько рассказать ему все, что произошло.

– А как границу переходить? – сразу поинтересовался он.

– Пока не знаю. Лежи.

Скрипели колеса, временами хлопали вожжи, корыстолюбивый сержант мурлыкал какую-то песенку. Телега поднималась на холм, потом начала спускаться, лошади побежали быстрее.

– Это трудно было, – сказал Маркус. Он все время возвращался мыслями к своему подвигу. – Очень. Ильмар, как ты думаешь, остальные спаслись?

– Не знаю, Марк.

На какое-то время он замолчал. А потом сказал с уверенностью в голосе:

– Наверное, да. Я бы почувствовал, если они… Как мы их найдем?

– Если они уцелели, то выйдут к тому же селению. Там и встретимся. Может быть, смогут добраться и Йенс с Жаном…

– Это тот монах, что тебе помог спастись?

– Да, – не вдаваясь в детали, сказал я. – А Жан – твой лекарь.

Я не помнил, рассказывал ли Маркусу про него. Но он не удивился:

– Хелен говорила… пока ты был в Урбисе.

Даже сейчас я улыбнулся. Так это прозвучало: «был в Урбисе». Словно в гостях я там был, с визитом.

– Он хороший, – продолжил Марк. – Только старый уже совсем. Зато…

Что хорошего хотел сказать Маркус о Жане, я так и не узнал. Телега резко остановилась. И возница громко сказал:

– Ну что, слезайте. Приехали.

Откидывая брезент, я готов был увидеть вокруг десяток-другой легионеров – со взведенными пулевиками и мечами наголо.

Нет.

Телега стояла в лесистой лощинке между двумя пригорками. Наш проводник уже спрыгнул с козел и сейчас стоял с двухзарядным пулевиком в руке. Впрочем, оружие он держал стволом вниз.

– Пойдете направо – выйдете к границе, – пояснил он. – Меньше километра пройти надо. Там перелески, может, и не заметят вас…

Прищурившись, он посмотрел на Маркуса, которому Хелен помогала слезть с телеги:

– Прихворнули… э… ваша светлость?

Марк, окинув его пренебрежительным взглядом, промолчал. Сержант не обиделся. Даже улыбнулся:

– Счастлив был везти особу владетельных кровей… Ну, госпожа графиня, честно мы дела ведем?

Хелен кивнула:

– Да.

Вытянула руку. Повеяло холодом, и на ладони заблестели блестящие двадцатимарковые монеты.

– Я всегда знал – рыжим в жизни везет, – удовлетворенно произнес возница.

– Бери, – предложила Хелен.

Сержант погрозил ей пальцем:

– Э, нет, мадемуазель. Я тут повспоминал, вы вроде как летунья… небось обучены всякому. Подходить не стану. Бросайте монеты на дорогу, я буду считать.

– А где гарантия, что, получив деньги, ты нас не застрелишь? – спросила Хелен презрительно.

– Сами говорили – хочешь жить, так умей рисковать, – осклабился сержант.

Помолчав, Хелен швырнула монеты в дорожную пыль. И еще раз. И еще. И еще.

– Четыре тыщи, – сказал сержант. – До монетки считать не буду, поверю.

Хелен последний раз достала из Холода деньги. Бросила на дорогу.

– Пять, – согласился сержант.

– Всё, – сказала Хелен.

– Разговор был о восьми! – резко воскликнул сержант.

– Изначально – о пяти. Больше у меня нет. Ты шантажировал, мне пришлось соврать. Клятва, данная под угрозой, не считается.

Сержант задумчиво покачивал пулевиком. Я видел, что Хелен напряглась, да и Маркус, едва стоящий на ногах, готовился к чему-то. Неужели снова попробует Словом оружие забрать?

– Эх, знал я, что высокородные господа всегда обманут простого служаку, – горько сказал сержант. – Ладно, господа хорошие, идите. Рори Брэй – честный человек.

Так он ирландец…

Теперь понятно, почему честный сержант Брэй так легко изменил Державе. Никогда гордые обитатели северных островов не были верными подданными.

Медленно, стараясь не поворачиваться к Рори спиной, мы начали пятиться в лог. И вдруг Маркус, остановившись, выкрикнул:

– Сержант Рори! Хотите пойти со мной?

Вот оно что. Правильно! Да как я сразу не понял? Не случайно он стал нам помогать, и не из корыстолюбия. Просто рок судил ему стать одним из нас!

Но Рори моих надежд, мгновенно вспыхнувших, не оправдал. Покрутил пальцем у виска и весело сказал:

– Спасибо, уважаемый! Не хочу.

Мне удалось поймать взгляд Маркуса.

И я увидел в его глазах самую настоящую растерянность.

Глава пятая,

в которой мы переходим границу, но беды наши еще не кончаются

Граница – она лишь черта на карте. Между провинциями и то по старинке рисуют рубежи. А порой сцепятся префекты и графы, так дело доходит до самых настоящих войн… будто не все равно, кто больше дани для Дома соберет.

Но между Державой и Руссией, между Державой и Османской империей границу по-настоящему охраняют. Ничего не поделаешь, всякое в прошлом бывало. И пусть сейчас Владетель с Ханом и Императором любезными посланиями обменивается, но это строгости не отменяет.

Теперь же из-за нас границу охраняли как никогда.

Перелески здесь были вырублены, поля – выкошены. И прямо по этой неживой полосе земли пролегала полоса мертвая – выжженная, черная, просматриваемая во все стороны. Каждый километр вдоль границы стояли высокие смотровые вышки, и на площадке я разглядел не то двух, не то трех стражников. Кажется, у одного даже пулевик с собой был…

– Днем никак не пройти, – сказал я. – Гляди, Хелен…

Мы лежали в самом конце распадка, скрытые высокой травой. Хотелось верить, что скрытые надежно…

Летунья кивнула. Взгляд ее, пристальный и вдумчивый, обежал вышки и остановился на угрюмом здании, притаившемся у кромки леса.

– Барак видишь, Ильмар? Это пост Стражи. Когда границу усиливают, то на пост помещают человек восемь – десять. Чуть что – с вышки подают сигнал, они бросаются на перехват. – Она поморщилась, добавила с неохотой: – И еще должны быть конные разъезды. С интервалом в четверть часа, с полчаса… Стопчут.

– Нам отсюда до границы бежать минут десять – пятнадцать, – прикинул я. – Да и потом… чтобы от пуль скрыться… Хелен, а где османские пограничники?

– У них другая тактика, – отозвалась Хелен. – Их посты стоят в километре от нашей границы, там тоже вышки… вон, видишь, навесы виднеются, круглые такие? Если что – высылают янычаров на перехват. А к ночи выставляют вдоль рубежа секреты с собаками.

Былое воодушевление начало меня покидать.

– А денег у тебя не осталось, Хелен?

Летунья иронически посмотрела на меня:

– Остались. Это Арнольду спасибо… он у баронессы подарок вытребовал к свадьбе. Ну и оставил мне на сохранение.

– К свадьбе? – не понял я.

– Да какая разница, что сумасшедшей старухе сказать? – вскинулась Хелен. – К свадьбе. Бабка-то не бедная, пришлось – так я бы ее сама обворовала.

– Конечно, я вор… – пробормотал я.

Хелен наклонила голову, ожидая.

– Но такой хитрости бы не придумал, – закончил я.

Удовлетворенная летунья кивнула. И сказала:

– Подкупить не удастся. Это одного человека деньгами соблазнить легко. А там – десятки… друг друга испугаются. Да и нет у нас такой прорвы марок.

Замолчав, она мрачно уставилась на сторожевые вышки.

– Марк, есть у тебя какие мысли? – позвал я.

Мальчишка не ответил. Я обернулся и увидел, что Маркус сладко спит, подложив руку под голову.

– Пусть, – сказала Хелен. – Он на ногах еле держится, ты его совсем загнал.

– Да я не прочь, чтобы Маркус ехал в дилижансе на мягких подушках, – сказал я. – И мы где-нибудь рядом… Хелен? Дилижансы тут наверняка ходят…

– И что нам с того?

Я молчал. Думал.

Границу, конечно, закрыли. Для простых граждан, что из села в село собрались сходить… народ-то что на этой, что на той стороне – весь родственными узами перевязан.

А дилижансы, что ходят между державным Аквиникумом и османскими Тимишоарой, Крайовой или Софией, вряд ли остановят. Там публика серьезная. Досмотрят, но…