— Я не знаю, видел или нет, — уклончиво сказала я. — А вот я его вчера видела. Но мы совсем не о том говорим. Ты браслет мне снимешь?

Берти очнулся от своих размышлений и наконец снизошел ко мне:

— Эри, а ты уверена?

— Да. Я не люблю Эвальда, а он не любит меня. Так что это просто блажь с его стороны, — твердо сказала я.

Берти поворчал еще немного, что можно такой блажью и воспользоваться, чай не каждый день в принцессы зовут. Но мне все же удалось его уговорить, и он приступил к изучению моего артефакта. С каждой минутой он мрачнел все больше, пока не сказал:

— Я ничего сделать не смогу.

— Но как же? — я расстроилась чуть не до слез. — Я же так на тебя рассчитывала.

— Понимаешь, — смущенно сказал брат, — в некоторых моментах очень критичен размер дара, а у меня он, как ты знаешь, невелик. Возможно, ты могла бы сама…

— У меня знаний не хватает, — мрачно ответила я.

— А почему бы вам Дитера не попросить? — вмешалась в наш разговор Катарина, сидевшая до этого времени молча. — У него и дара должно хватить, и знаний.

— Все же это внутрисемейное дело, — засомневался брат. — Мало ли, потом она передумает, а разговоры пойдут.

— Не передумаю, — недовольно сказала я.

— Он же тебе не посторонний, он твой друг, — не унималась Кати.

— Пойдем, — после короткого раздумья сказал брат и потащил меня за руку.

Подруга мне только подмигнула на прощание и осталась доедать суп, который мы с ней успели взять. Правда, долго в одиночестве она не просидела. Когда мы с Берти подошли уже к выходу, я оглянулась и увидела, что к Катарине подсела какая-то девица с очень решительным видом. Интересно, тоже шпионка? Всю дорогу до комнаты брата я размышляла на тему, этично ли брать деньги с иностранных разведок за предоставление доступа к нашему принцу, и не будет ли это восприниматься как измена родине. Но когда мы оказались около двери в комнату брата, все мои мысли странным образом исчезли, уступив место страху перед тем, как я смогу посмотреть в глаза Дитеру. Не надо было слушать Катарину, в панике подумала я. У меня еще теплилась маленькая надежда, что друга брата не будет на месте. Но увы, не успел Берти толкнуть дверь, как я увидела этого гада, нагло целовавшегося вчера с той совершенно вульгарной девицей. И непохоже, чтобы ему было хоть немного стыдно.

— Тило, нам нужна твоя помощь, — сразу перешел к делу брат.

— Неужели? — буркнул тот весьма нелюбезно. И смотрел он при этом на меня, а вовсе не на своего друга. — Что-то слишком часто в последнее время возникает нужда в моей помощи.

— Разве? — удивился Берти.

А я бросила умоляющий взгляд на Дитера, ведь в моей семье все знали, что проблем с математикой у меня никогда не было, и брат сразу поймет, что что-то в моем приходе было нечисто. Хотя всегда можно сказать, что просто запуталась немного. Парень ответил мне несколько удивленным взглядом, но явно смягчился и спросил:

— А что вы от меня-то хотите?

— Вот, — Берти схватил меня за руку и показал украшавший ее артефакт, взгляд его друга опять заледенел, но брат, не обращая на это внимания, продолжил. — Снять не можем.

— А зачем снимать? — холодно спросил Дитер.

— Так я брать не хотела, — торопливо сказала я. — Эвальд без моего на то желания надел.

— Не заметил я, чтобы ты вчера особо ему сопротивлялась, — желчно сказал парень.

— Так тебе вообще не до этого было, ты же так увлекся этой, как ее… — я вопросительно посмотрела на него, но он совсем не торопился прийти мне на помощь, но я и сама сообразила. — Бертой, наверно?

— Берта обычно сама увлекается, — хохотнул брат. — И уж так увлекательно увлекается, что и словами не передать.

— Неважно, кто кем увлекся, — отмахнулась я. — Просто мне показалось, что твоему другу вообще ни до чего дела нет. И уж тем более, до меня.

— Ну почему же, — медленно сказа Дитер, и не успела я обрадоваться его явно выраженному интересу, как он тут же добавил. — Явление его высочества Эвальда пройти незамеченным никак не может. Особенно у девушек, которым все остальные становятся неинтересны.

Берти явно принял слова друга на свой счет и нахмурился. А вот я решила, что сказано это было для меня. Но ведь Дитер сам от меня отказывается, разве нет?

Дитер все же согласился помочь с этим проклятым артефактом. Он долго в него вглядывался, пытаясь поймать нужный ракурс. Наконец сказал:

— Легко снять не получится. Здесь наложено несколько заклинаний, довольно сложно переплетенных между собой.

— И что теперь? — расстроено спросила я.

— Как что? — сказал Берти. — Отрезаем руку, снимаем браслет. А руку тебе потом целители приращивают.

Я испуганно на него посмотрела — с брата станется и такое провернуть. Ему вообще свойственно воплощать в жизнь первую же пришедшую в голову идею. Так что нужно подобное пресекать сразу.

— Но я не хочу отрезать руку, — запротестовала я. — Мало ли как целители ее потом прирастят!

Парни захохотали. И это страшно меня возмутило — ведь себя-то калечить они совсем не собирались. Лучше уж дождаться появления Эвальда.

— Отрезать и не получится, — пояснил Дитер. — Артефакт не даст этого сделать. Cам артефакт тоже нельзя повредить.

— И что теперь? — повторила я свой вопрос.

С надеждой глядела я уже только на него — брат у меня из доверия полностью вышел. Еще бы, с такими предложениями.

— Нарисую схему, буду думать, — ответил он. — Только руку постарайся держать в одном положении, чтобы мне не сбиваться. На стол ее, что ли, положи.

Дитер достал несколько карандашей разных цветов и стопку бумаги и принялся вычерчивать сложные фигуры сразу на нескольких листах. Берти попытался развлечь нас, рассказывая о разных забавных происшествиях, но друг вскоре довольно нелюбезно попросил его помолчать, так как пустая болтовня очень сильно отвлекала от работы, да и я все время забывала, что рука должна лежать неподвижно, и пыталась ей то складки на платье разгладить, то убрать за ухо мешающий завиток. Брат надулся, потом взял какой-то учебник и завалился на кровать. Но полежать спокойно ему не дали. Очень вскоре в дверь постучали, и не дожидаясь недружного «Войдите», в комнату впорхнула миловидная белокурая девушка.

— Берти, — защебетала она, глядя при этом почему-то в мою сторону, — ты совсем про меня забыл. А мне так без тебя одиноко. Так одиноко.

Голос ее подрагивал от еле сдерживаемых эмоций, но глаза были слишком деловитыми для того представления, что она хотела устроить.

— Только ее нам здесь и не хватало, — хмуро сказал Дитер.

Брат подскочил, схватил девушку за локоть и буквально вытащил из комнаты, хотя она и усиленно сопротивлялась. Дверь он за собой прикрыл очень плотно. Я проводила глазами эту замечательную картину и спросила у Дитера:

— Эта та самая Лиза, да?

— Да, — ответил он. — Да сиди ты спокойно, в конце-то концов!

Он схватил меня за ладонь и опустил мою руку, которую я уже успела поднести к лицу, на стол. Видно, больше моей усидчивости он не доверял, так как продолжал удерживать мою конечность, не позволяя ей сдвинуться ни на линию. Сидеть неподвижно оказалось довольно скучно. Из-за двери не доносилось ни звука, как я ни прислушивалась в надежде уловить хоть что-то. Мне было интересно, согласится ли брат помириться с этой девицей, на что она явно рассчитывала. Берти был весьма отходчив, но мне хотелось, чтобы в этом случае он проявил неуступчивость — Лиза, несмотря на всю свою внешнюю привлекательность, мне совсем не понравилась. Я была уверена, что брат достоин куда лучшего, чем проходимка, рыщущая в поисках наиболее выгодной партии. Я хотела спросить Дитера, каково его мнение по поводу этой вот Лизы, но вовремя вспомнила, что он просил не болтать. Его ладонь, теплая и сухая, крепко сжимала мою, и это оказалось неожиданно приятно, даже, как ни странно, давало чувство какой-то защищенности. Почему, ну почему я ему не нравлюсь? Ведь он-то мне нравится, и очень. И в этом была какая-то несправедливость. Я уже не верила словам Кати о том, что парень ко мне неравнодушен, ведь если бы это было так, то ему уже столько возможностей выпадало выразить свою симпатию. Я разглядывала его с самыми мрачными чувствами. Внезапно взгляд мой почему-то остановился на его губах. Мной завладела одна-единственная мысль — каково это, целоваться с Дитером, и больше я ни о чем не могла думать. Я пыталась представить наш поцелуй, но воображение отказывало совершенно. Казалось только, что он должен быть совсем не таким, как с Эвальдом. Но даже одно размышление о поцелуях с этим парнем приводило меня в какое-то странное состояние. Во рту у меня пересохло, губы тоже, казалось, требовали влаги, и я бессознательно начала их облизывать.