— Какого хрена здесь происходит? — орёт взбешённый Питер и сходу набрасывается на Марата. Этот верзила сидит на Гари, который распластался на полу, его руки замкнуты на шее бедного парня.

Питер хватает своего дружка за плечи и отдирает от брата. Тот уже кряхтит, судорожно глотая воздух.

— Чувак, — мямлит Джозеф, растирая череп, — он набросился на нас. С битой!

— Они, — шепчет с надрывом Гари, поднимаясь с пола и тыча пальцем в сторону этих уродов, — они… хотели… её, — вижу, что каждое слово причиняет ему боль, — они… её, — вновь пытается сказать брату, указывая на меня.

Питер переводит свой суровый взгляд на меня, и я отчего-то съеживаюсь. Стою всё так же с бейсбольной битой и неприкрытой грудью. Машинально завожу волосы вперёд, они слегка прикрывают соски.

— Ты как? Всё нормально? — с безразличием говорит Питер брату, пару раз хлопает его по плечу, а сам всё так же смотрит на меня. — Забудь об этом брат! Кэсси сама не знает, чего хочет. Была не против секса с моими друзьями, а теперь изображает недотрогу.

Я начинаю задыхаться, когда улавливаю смысл сказанного. Питер делает несколько шагов в мою сторону. — Уходи, — говорит мне сухим приказным тоном. Я не шевелюсь. Не потому что не хочу уходить, просто впадаю в какой-то ступор. — Пошла вон, шлюха, — выплёвывает мне.

— Я? — мямлю не своим голосом, — шлюха? — трясу головой в попытке отогнать наваждение. Пальцы разжимаются, бита с глухим стуком падает на пол, и я вдруг очухиваюсь. — ДΑ ПОШЕЛ ТЫ, ПИТЕР, — ору ему в лицо, — пошли вы все, уроды, — разворачиваюсь к двери и решительно выбегаю из комнаты. За спиной слышу довольный смешок кого-то из парней, предположительно Марата, и останавливаюсь как вкопанная. — Хотя знаешь, что? — через порог бросаю я им, трясу указательным пальцем, смотря только на Питера, — я это так не оставлю!

— Да? И что ты сделаешь? — насмехается Джозеф.

— Это попытка изнасилования! — привожу довод, который считаю весомым. Больше объяснений не требуется.

Разворачиваюсь, на этот раз безвозвратно. В полу-обнажённом виде преодолеваю лестницу и первый этаж. Музыка не играет, оставшиеся гости с интересом провожают меня взглядом. Хочется скрыться, исчезнуть от всех этих глаз, и мои ноги сами переходят на бег. Босиком бегу по холодному асфальту, уже не сдерживая слёз. За что? Вот что спрашиваю, не знаю у кого, вновь и вновь повторяя этот вопрос в своей голове. Неожиданно на мои плечи падает что-то мягкое и теплое, укрывает меня. В испуге отшатываюсь и разворачиваюсь всем телом.

— Ты в порядке? — взволнованно шепчет Гари, пытаясь отдышаться. На моих плечах белая простыня.

— Нет, — говорю сквозь слёзы, — нет, я не в порядке. — Всхлипываю и вытирают мокрый нос. — Зачем они так? — заглядываю в глаза парню, надеюсь получить ответы. Он неуверенно пожимает плечами, избегая моего взгляда. На его шее фиолетовые отметины, в носу запекшаяся кровь и мне так жаль его.

— Что ты будешь делать? — нерешительно задаёт свой вопрос. Вероятно, за этим меня догонял. Конечно, переживает за братика и за его друзей ублюдков.

Молча смотрю в его лицо, так и не добившись ответных действий. Его глаза где угодно, но только не на мне. Плотнее оборачиваюсь в простыню. Иду.

— Кэсси…

Иду, не оборачиваясь. Ρешительно, быстрым шагом, с высоко поднятой головой. Хрен им, если решили, что сломают меня.

Уже дома накатывает рвота и не отпускает остаток ночи и весь следующий день. Кишки скручивает каждый раз, когда перед глазами встает лицо каждого из них. К понедельнику привожу себя в относительный порядок и на всех парах бегу в школу. Хочу поделиться всем этим с подругами, попросить совета, что делать дальше. Но и там меня ждёт сюрприз. Слухи о моем «веселом» приключении облетели, наверное, всё побережье Атлантического океана. Подруги не говорят со мной, только Лайза. Да и она объяснить толком ничего не может. Это как снежная лавина, спровоцированная тихим шепотом, пошла со склона и с каждым метром набрала столько мощи, что может проглотить целый город. Α тут всего лишь я, и меня было очень легко проглотить. Один человек шепнул что я шлюха, другой подхватил, предоставляя факты. Третий подтвердил эти факты, он же видел меня выходившей голой из дома Гаррисонов. А четвертый приукрасил, что спала я с каждым на этой вечеринке. Малолетняя шлюха, которая предлагала себя всем и каждому. Ко всему прочему, стало известно о проникновении в кабинет директора поздно вечером. А так как я одна сияла своим лицом на камеру, а спутника моего никто не узнал, решили, что шлюха Кэсси захотела экстрима и позвала очередного любовника прямо на директорский стол. Меня хотели исключить, но в последний момент сжалились, потому что я хорошо училась.

Поначалу я опровергала эти слухи, но было уже слишком поздно. Страдала, убегала плакать в туалет, как только слышала очередные издевательства со стороны людей, с которыми когда то общалась. Мечтала, как наивная дура, что Питер вмешается во всё это безумие, как-то опровергнет, но он молчал. Делал вид, что вообще не знает о чем речь, как будто всё это не происходило в его доме. Гари совершал слабые попытки остановить эту лавину слухов, но его никто не воспринимал всерьёз. У меня тогда остался только он и Лайза. Она настаивала, чтобы я обратилась в полицию и мерзавцы получили по заслугам. И я обратилась. Уже через два дня детектив пришёл ко мне домой с приготовленным заявлением. В нём говорилось, что я отказываюсь от всех выдвинутых мною ранее обвинений. Мне надо было лишь подписать. Человек в форме популярно объяснил мне, с кем я связываюсь и чем всё это закончится, и я сдалась, подписала будто смертный приговор. Но слух о моих обвинениях всё же дошел до нашего всеядного общества, и в Палм-бей зашептали о попытке изнасилования молодой девушки. Никаких имен или фактов, но общественность засуетилась в надежде раскопать хоть какие-нибудь грязные подробности. И тогда на сцену вышла Памела, мать Питера и Гари. В грубой, не терпевшей возражений форме она объяснила, что меня ждёт, если я открою свой рот и расскажу прессе и кто-то из её детей пострадает. Моё слово против её, конечно, я боялась и помалкивала. Спустя месяц слухи затихли и общественность успокоилась. Но моя репутация осталась на том же уровне. Уже никто и никогда не забудет, что Кэсси Брайт — шлюха. Иди против системы, говорила мне Лайза. И я шла, стала той, кем меня считают. И ненавидела и получала удовольствие, когда каждый раз доказывала всем свою репутацию. Моё имя фигурировало во всех грязных историях, а добродушные и отзывчивые люди привносили в эти истории еще больше красок. Я никогда не оспаривала всё это, в большей степени не понимая, о чём идёт речь. Но ярлык, он и есть ярлык, его не так-то просто сорвать и выкинуть в мусор.

Но лучше так, чем плакать ночи напролёт, а на утро, в школе, прятать свои красные, опухшие от слёз глаза. Лучше так, чем показывать им всем свою слабость. Я считала, что лучше быть шлюхой Кэсси Брайт, чем растоптанной девчонкой.

— Ты разговаривала с Питерoм после случившегося? Как-то пыталась выяснить, почему он так поступил? — мы сидим на моей кровати, Глория во все глаза наблюдает за мной. За окном уже вовсю пробуждается рассвет, а часы показывают без четверти четыре.

— Да. Однажды он удостоил меня своим вниманием, и я спросила его прямo. За что?

— Что он ответил? — не дыша, с замиранием ждёт она ответа.

— Ему просто было скучно, — сквозь зубы, еле сдерживая слёзы, выдавливаю то, что сказал мне парень. Ему просто было скучно…

— Козлина, — брызжет слюной Глория. Нет, я подбираю более охватывающие слова в его адрес.

Из-зa долгого сидения в одной позе всё тело затекло, и я с наслаждением принимаю положение лёжа. От усталости прикрываю глаза, в сумраке ощущая, что Γлория по — прежнему смотрит на меня. Вздыхает — тяжело, печально. Ощущаю, как слегка прогибается матрас под её невесoмым телом.

— Эй, — зовёт меня, с трудом поднимаю отяжелевшие веки. Она лежит в полуметре, смотрит большими карими глазами, в них стоят слёзы. — Ты в порядке?