Когда они замечают моё присутствие, Чарльз резко замолкает и указывает на дверь.

— Пойдём, Кэcси, — говорит нежно, что как-то контрастирует с тем скандалом, за которым их застала.

— Чарльз! — зовёт мужа разъярённая женщина, когда покидаем дом. Но он ей больше не отвечает. Подходит к своей дорогой и огромной машине, открывает пассажирскую дверь и помогает мне забраться внутрь. Потом торопливо оббегает авто, занимает место водителя, и через считанные секунды мы выезжаем за ворота.

Дорога до моего дома занимает еще пару минут, и мужчина предпочитает молчать. Вид у него задумчивый, а у меня не хватает духа первой начать этот разговор.

— Можно мне зайти? — спрашивает Чарльз, когда паркуется на подъездной дорожке. Я лишь пожимаю плечами, берусь за дверную ручку и поспешно покидаю автомобиль. Когда иду к двери собственного дома, cтарший Гаррисон буквально бежит за мной по пятам. Будто боится, что ушмыгну и не захочу его слушать.

Нет, я послушаю.

— Что сделала ваша жена? — в лоб задаю вопрос Чарльзу.

Я привела его на кухню, усадила за стол и любезно предложила чай. Он согласился, но так и не притронулся к чашке.

— Мы были знакомы с детства. Я и твоя мама, — заговорил мужчина. Я это знала от бабушки, но не стала его останавливать или перебивать. — Я был влюблен в Кэрри столько, сколько себя помню. Мне казалось, что она тоже меня любит, но наверняка сказать даже сейчас не могу. Твоя мама отличалась весьма экспрессивным характером.

— Да, она и сейчас такая, — мямлю себе под нос.

— Мои родители были против такой привязанности, потому что давно выбрали для меня спутницу жизни. Брак с Памелой гарантировал нашему семейному бизнесу, слияние с перспективной компанией и увеличение банковского счёта на шестизначные суммы. Я сопротивлялся родительской воле, и чем больше это делал, тем больше отвергала меня твоя мама. Она не хотела быть со мной. И всё, что когда-то между нами начиналось, слишком быстро закончилось. Поздно, слишком поздно я узнал, что между нами стояла моя семья. Οни обладали даром убеждения…и вероятно запугали бедную девочку.

Чарльз выдерживает небольшую паузу, глубоко зарываясь в своих мыслях. Потом смотрит на меня своими серыми, как утренняя дымка, глазами и продолжает этот бередящий его раны рассказ.

— Я женился, и Памела забеременела Питером. Мы с Кэрри оставались близки, но только как друзья. Моя жена не могла этого понять. Ей казалось, что Кэрри непременно меня уведёт. Она ненавидела её, хоть и не говорила об этом вслух. Когда твоей маме исполнилось семнадцать и мы с женой были на её дне рождения, у Памелы в тот день в конец поехала крыша. Она…

— Что? — не удержалась я с вопросом, видя, как мужчина замешкался.

— В тот день твоя мама стала жертвой насилия, — обрушивает на меня слова как лавину, а я не верю собственным ушам. — Это сделал сводный брат Памелы. Человек, которому по жизни всё сходит с рук. Он и тогда вышел сухим из воды…

— Подождите, — останавливаю Чарльза взмахом руки. Губы трясутся, а мозг совершенно не может всё это переварить. — Мою маму изнасиловали? Я — продукт насилия?! — сама не замечаю, как тело начинает колотить от дрожи, а слёзы бегут по лицу.

— Мне очень, очень жаль Кэсси, — с горечью говорит мне Чарльз, протягивает ко мне руки, отчего сразу отшатываюсь. Словно током сейчас ударит.

– Α где были вы? — выкрикиваю обвинение ему в лицо.

— Я узнал обо всём слишком поздно. Но это меня не оправдывает. Кэрри уехала, сюда, в Палм-Бей, и не отвечала на мои звонки. А потом от её отца я узнал, что она ждёт ребёнка. Памела тогда, ликуя, сообщила мне, что Кэрри кинулась в постель к первому встречному, которым оказался брат моей жены. Я пошел тогда к нему, и он во всём признался. Не сразу, конечно, нo я умею убеждать.

— И что вы сделали? — на одном дыхании спрашиваю его. Всё больше и больше проникаясь симпатией к этому мужчине.

— Я поехал за ней, за твоей мамой. Купил наш дом, что бы жить по соседству. Я хотел оставить Памелу, несмотря на то что у нас рос Питер. И оставил бы, дай твоя мать мне хоть один шанс. Но она одним махом разрубила все канаты, связывавшие её с прошлым, и даже поспешно вышла за муж.

— Она это может, — хмыкаю, растирая слёзы по щекам.

– Α потом Памела объявила, что ждёт второго ребёнка и срок уже большой. — Чарльз вздыхает, долго рассматривает обручальное кольцо на своём пальце. Вид у него удрученный, может, даже уставший. — Я смирился, — говорит тихим голосом. — Остался со своей женой и сыновьями. Памела хотела уехать обратно в Джексонвиль, но я не дал ей этого сделать. Не мог даже представить, что буду жить вдали от Кэрри.

— И вы никогда больше не говорили с ней?

— Мы встречались. Мимоходом. В ресторанах, гольф-клубах, на дорогих курортах. И всегда Кэрри была не одна, а в сопровождении очередного спутника. Я радовался за неё и искренне верил, что её жизнь сложилась хорошо.

— Да, наверное, — прошептала еле слышно, впервые в жизни мне не хотелось говорить что-то плохое о матери. Впервые в жизни смогла дать, пусть и неточную, но оценку её сумбурным действиям. Α может, она просто бежала? От Чарльза, потому что любила его, а он был не досягаем. От Памелы, потому что та изводила её. И от меня, ведь я была слишком ярким напоминанием того, что случилось когда-то. И все эти многочисленные мужья и бесконечные связи — лишь попытки сбежать от той реальности, что преследовала её от Джексонвиля до Палм-Бей.

— А ещё я писал ей, — говорит Чарльз с улыбкой. — И ни разу не отправил ни одного письма. Глупо, да?

— Нет, — подхожу к нему поближе и усаживаюсь напротив. Ладонью накрываю его руку, чтоб как-то поддержать. — Это не глупо… это очень мило. Мне жаль, что всё так произошло. Я этого всего не знала. Мама никогда ничего мне не рассказывала.

— Вы не были близки?

— Нет, — с грустью и сожалением говорю ему.

— Мне жаль…

— Но почему Питер поступил так со мной? — всё еще недоумеваю я.

— Потому что он маменькин сынок, — выплевывает Чарльз. — Избалованный мальчишка, которому слишком много дозволено. Но он утратил лимит моего доверия и на этот раз получит своё! Не удивлюсь, если это был его жест доброй воли и восстановления справедливости. Памела ему всё, вероятно, рассказала, а мой старший сын всегда отличался бурной фантазией. Но ничего, — говорит со злобой в стальных серых глазах. — Он у меня ответит за этот поступок.

— Что вы сделаете?

— Не забивай свою голову этими подробностями, — с нежностью говорит мне, слегка кривя губы в горькой усмешке. — Важнее всего твоя собственная жизнь. Коэн сказал, что ты хочешь уехать. Сбежать из Палм-Бей.

— Да, — отвечаю, а сама думаю о том, как похожа на мать. Она тоже всегда убегает.

— Куда ты поедешь, Кэсси?

— Для начала в колледж, а потом… Не знаю. Мир такой огромный.

— А как же Коэн? Он любит тебя!

— От него я не сбегу, — уверенно отвечаю мужчине. Смотрю на него и больше не вижу того парня с фотографии, который как две капли воды походил на Питера. Сейчас я вижу в нём Коэна. Взрослого, уверенного в себе мужчину, одновременно ранимого и страдающего от ошибок прошлого, но всё же трепетного и заботливого Коэна.

— Не убегай, Кэсси! — смотрит умоляющим взглядом. — Если любишь моего мальчика, дай шанс вам обоим. Не повторяй ошибок своей мамы и моих.

— Не повторю, — даю обещание человеку, которого едва знаю. — Я люблю вашего сына!

Пять лет спустя

— Что ты хочешь мне показать? — с нетерпением спрашивает меня Коэн, пока веду его по краю оживленной дороги.

— Потерпи, — шепчу ему в ухо и всеми силами тянусь вверх, закрывая глаза парня руками.

Да! Мы всё еще вместе, и чувства, возникшие очень много лет назад, казалось, с каждым прожитым годом становились всё только сильнее. Я не сбежала из Палм-Бей, как и обещала Чарльзу. Дала нам с Коэном шанс, которого не было у моей матери и его отца. Но в колледж я поступила, хоть и с трудом. Не обошлось без помощи бабушки и её денег, конечно.