– Ну вот, – сказала она, выключив телефон, – всё те же проблемы. И эти старые клячи тоже боятся за свои жопы, берегут их непонятно для кого. Девочки, ещё раз повторяю, не верьте никому, всё это бред. Ничего с вашими дырочками не сделается. Как растянутся, так и стянутся обратно.

– Ни хрена подобного, – прошептала мне на ухо Алиса, – я слышала, что если часто давать в зад, то потом будут разные проблемы, в том числе, и недержание. А она говорит «не верьте».

– Конечно, – ответила я шёпотом, – не свою же она задницу подставляет под удар, а наши. Так с чего ей вдруг нас жалеть?! Зато прибыль с нас можно увеличить в полтора-два раза при прежних затратах. О своих карманах печётся, и уж никак не о наших.

– Да уж, – шепнула Алиса. – Сучка.

Таисия пробыла у нас ещё около часа, прошлась по комнатам, пообщалась с новенькими, а потом и со мной.

– Ну что, Марго, как тебе здесь живётся? Как твои успехи? – спросила она меня.

– Спасибо, Таисия, – сказала я с лёгкой улыбкой, – всё в порядке. Набираюсь опыта, как вы мне рекомендовали.

– То, что рекомендации выполняешь, молодец, – похвалила она. – А с переездом на «восьмёрку» придётся немного подождать. Там сейчас перенаселение. Вот откроем ещё две базы, тогда расселим девочек, а то везде, знаешь ли, аврал: все хотят работать, а мест на всех не хватает.

«Ой ли, – сказала я про себя с сарказмом. – Столько желающих продавать себя за деньги, а вы не успеваете всех трудоустроить. Благодетели».

А вслух я ничего не ответила, чтоб не сказать лишнего или вообще грубость какую-нибудь.

– Что с тобой, Марго? – спросила Тая. Она, словно рентген, видела насквозь. – Что с настроением?

– Не знаю, – призналась я. – Просто паршиво на душе. Всё как-то навалилось. Хандра, депрессия, всё бесит.

– Ясно, – сказала она. – Такое иногда случается. Крышу может сорвать у кого угодно. Давай поступим так. Даю тебе три дня выходных. Съезди домой, отдохни, отвлекись. Согласна?

Я посмотрела на Таю. По наивности можно было подумать, что она проявляет заботу обо мне. На самом же деле я прекрасно понимала: она просто боялась, что я могу сорваться и бросить всё, вернуться в нормальную жизнь. Таисия видела, что у меня кризис, депрессия, и мне нужна смена обстановки, отдых. Вон, Жанна «провалялась» неделю в больнице, и теперь как рвалась обратно в бой.

В любом случае я была благодарна Тае за то, что она отпускала меня.

– Можешь ехать хоть завтра, – сказала Таисия.

– Я уеду к выходным, в пятницу, – ответила я. – Мне так будет удобнее.

– Без проблем, – улыбнулась Тая. – В пятницу, так в пятницу.

– Спасибо, – сказала я и выдавила из себя подобие улыбки.

– Всё, иди, отдыхай, – сказала мне Тая. – И не раскисай, Марго. Помни и не забывай, почему ты здесь, ради чего ты всё начинала. Ты сильная, ты справишься, я знаю. Знаю таких, как ты. Сама такая же. Таких, как ты, нельзя согнуть, нельзя сломать. Проще уничтожить, чем сломить твой дух. Помни об этом.

Я вышла из комнаты и пошла в ванную. Мне хотелось побыть одной, хотелось плакать. У меня в жизни действительно наступил кризис. События последних двух недель пошатнули мою нервную систему: встреча с Игорем, моим заклятым врагом, выкидыш у Жанны, все эти клиенты, сменяющие один другого, их стоны вожделения и агонии экстаза, все эти разговоры об одном и том же, на одну и ту же тему – секс, секс, секс… Классика, минет, глубокий минет, анал, поза 69, крепкая эрекция, слабая эрекция, кончил, не кончил, «хочу тебя», «возьми его, детка», «сделай это, малыш»… От всего этого кру́гом шла голова, и тошнота подступала к горлу. Меня везде преследовали одни и те же образы, звуки, запахи.

Стоя в ду́ше под струями тёплой воды, я расплакалась, разревелась от жалости к само́й себе.

– Что я здесь делаю? Как я здесь оказалась, в этом чудовищном месте? Как я могла такое допустить в своей жизни? – говорила я сквозь слёзы. – Я не хочу здесь находиться. Я хочу домой, к маме.

Спустя полчаса, я вышла из ванной, закутанная в махровый халат, с опухшими от слёз глазами, и вернулась в комнату. Там никого не было. Камилла наверняка сидела в соседней комнате у Розы и Алисы. Я порадовалась этому обстоятельству. Мне сейчас не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать.

Я включила радио и села перед окном. С грустью и каким-то упоением я наблюдала, как за окном на город опускались сумерки: постепенно зажигались огни фонарей и витрины магазинов и кафе, на темнеющем небе тускло светили первые вечерние звёзды. Сотни машин проносились мимо, по тротуарам нескончаемым потоком шли люди. Все они куда-то спешили; каждый был занят своими мыслями, своими заботами: кто-то ехал с работы, кто-то спешил на свидание, кто-то шёл в кино; где-то встречались, где-то расставались. В каждую минуту времени что-то происходило, кто-то был чем-то занят – одновременно делались тысячи дел, произносились миллионы слов, происходили сотни тысяч всевозможных событий.

Где-то сейчас был и он – Виктор. Где? С кем? О чём он сейчас говорит, о чём думает? Что он делал вчера, и что будет делать завтра? Вспоминает ли обо мне, хоть иногда?

Мысли снова вернули меня к нему. Зачем? Зачем я вспоминаю о нём снова и снова, причиняя себе новую боль? Да, всё ещё больно, ещё мучительно больно думать о нём, вспоминать наши ночи любви, наши стоны и переплетения тел, его сильные руки и нежные губы, горящий взгляд и страстный шёпот. Почему я решила, что для него всё это имеет такое же значение, как и для меня? Откуда взялась эта мания, эта зависимость?

Я хотела вырвать его из своего сердца, забыть – забыть всё: его лицо, его голос, его глаза, его запах. Но память снова и снова возвращала меня в то недавнее время, когда Витя был в моей жизни, пусть даже так нелепо, так неправильно, в обмен на деньги – но он был со мной. И пускай бы так и продолжалось всегда, пусть я не знала бы всей жуткой правды о своей роли в его жизни.

Но даже страшная обида и моё растоптанное самолюбие, даже испытанные унижения и боль не помогали мне справиться с моей пагубной любовью, с этим наваждением. Наоборот, всё это лишь усугубляло моё состояние, мои душевные терзания вопросом: «Почему так? За что?»

Я устала. Я вновь утратила душевный покой и равновесие. Я ничего не хотела, ничего уже не понимала: что правильно, что неправильно. Я хотела одного – сбежать подальше, и как можно скорее.

Но надо было ещё пережить завтрашний день, как-то справиться с собственными эмоциями, чтобы не сорваться и не выкинуть какую-нибудь непоправимую штуку. Я сейчас находилась в таком состоянии, что просто не контролировала себя.

К моему удовольствию, по счастливому стечению, на следующий день у меня не было ни одного клиента. Весь день я находилась на базе; приходили разные люди, но, по счастью, выбирали других девочек. Меня никто не беспокоил.

Вечером я вышла прогуляться по городу, чтобы скоротать остаток этого дня, и чтобы поскорее наступило завтра. Я прошлась по Крещатику, поглазела на витрины магазинов и кафе, вышла на площадь, покружила там около часа. И, когда совсем стемнело, вернулась обратно.

В пятницу утром я покинула базу с большим сомнением, что вернусь обратно.

Оказавшись, наконец, дома, я почувствовала огромное облегчение. Я снова ощутила себя маленькой девочкой, окружённой заботой. Не надо было ничего решать, ни от кого прятаться. Всё было так спокойно и незыблемо, что казалось, это вовсе другая планета, другая вселенная.

Я начала понимать, в чём заключалась моя главная проблема: попав в жёсткие условия взрослой жизни, мне само́й пришлось резко повзрослеть. Этот процесс – моего взросления – произошёл слишком быстро, слишком резко, и задел меня намного глубже, чем это происходило у остальных моих сверстниц, продолжавших нормальную размеренную жизнь. В их жизни все эти процессы происходили естественным путём, без болезненных превращений. А я, решив кардинально изменить свой образ жизни, образ мыслей, столкнулась с проблемой вечного конфликта: по-старому я не хотела, по-новому ещё не научилась, не привыкла.