Следует отметить два момента. Во-первых, Кант отдает себе отчет в том, что его «теория воспитания — прекрасный идеал, и не беда, если мы не в состоянии тотчас же осуществить его»{110}. Во-вторых, человек по своей природе, естеству таков, что только его можно социализировать и индивидуализировать. Другими словами, новорожденный человеческий детеныш имеет не только несовершенные для выживания инстинкты, но еще и природную возможность стать не зоологическим, а социальным существом. И блокируя зоологические стимулы бытия, педагогика вовсе не противоречит естественной природе человека, а развивает как раз эту природу. Естественная природа обрекает животных оставаться зоологическими и только такими существами. Естественная природа же человеческого вида предполагает именно такой естественный путь видового развития. «В человечестве заключено много задатков, и наша задача — пропорционально развивать природные способности и раскрывать свойства человека из самых зародышей, делая так, чтобы человек достигал своего назначения»{111}. Снова и снова Кант подчеркивает, хотя и педагогика есть постоянное насилие, необходимо учитывать возрастающую сознательную активность ребенка в развитии как своих физических качеств, так и духовных. Педагогика должна творчески и конкретно сочетать насилие и свободу во всем. «Иной раз ребенок сам достаточно находчив или же он сам придумывает себе для этого средства»{112}. Это наиболее полно просматриваются в детских играх, которые, по мнению Канта, есть тренировка и развитие различных культурных потребностей, в том числе основы будущего нравственного императива, ибо «ребенок не должен мешать обществу, но он не должен и подделываться под него»{113}, свет достаточно велик, чтобы хватило места для всех. Продолжая мысль о насильственной природе педагогики (воспитания), Кант пишет: «Школа есть принудительная культура. Крайне вредно приучать ребенка смотреть на все, как на игру»{114}.
Обучение всем культурным достижениям человечества — идеал. Но даже то, что уже усвоено ребенком, должно быть приложено к практике реального конкретно-исторического бытия, «чтобы они годились для современной жизненной обстановки, хотя бы и далекой от совершенства»{115}. Следующий шаг в онтогенезе — это приобретение навыков, т. е. способности, достаточной для любых целей. «Из-за множества целей число навыков простирается до бесконечности»{116}. Сплав достигнутого на пути онтогенеза с помощью педагогики приводит человека к этапу цивилизованности, «для последней необходимы манеры, вежливость и известный такт, обладая которым, можно пользоваться всеми людьми для своих конечных целей»{117}. Мы оставим в стороне проблему добра и зла в концепции Канта. Отметим лишь то, что цивилизованный человек не только не совершит зло, но и сумеет не стать жертвой злых людей. «Человек должен не только быть пригодным для всякого рода целей, но и выработать такой образ мыслей, чтобы избирать исключительно добрые цели. Добрые цели есть такие, которые по необходимости одобряются всеми и могут быть в одно и то же время целями каждого»{118}. И. Кант критически оценивал свою эпоху, когда писал, что «мы живем в эпоху дисциплины, культуры и цивилизованности, но еще далеко не в эпоху распространения нравственности. О настоящем положении людей можно сказать, что благоденствие государств растет вместе с несчастием людей»{119}. Почти ничего не изменилось в мире со времен Канта. Проблема нравственности не абстрактный вопрос, а речь идет о счастье людей, которое невозможно без нравственности и мудрости. И именно в таком порядке — по значимости, хотя в генезисе они идут в обратном порядке.
Проблема проявления божественности (нравственного категорического императива) есть задача не духовенства, а светской педагогики считает Кант. Мы должны ценить добро не потому, что этого требует бог, а ради его внутреннего достоинства. Если в человеке нет того самого божественного категорического императива, сформированного светским образом, то «человек может быть очень хорошо развит физически, он может быть весьма образован умственно, но при этом не развит нравственно, т. е. быть злым созданием»{120}. Кант склоняется к тому, что страх перед Высшим Существом скорее мешает человеку, чем помогает в процессе онтогенеза, ибо «нельзя стать угодным Высшему Существу, не становясь лучшим человеком»{121}.
Таким образом, педагогика, или воспитание, состоит из трех ступеней образованности: школьного, который «носит дидактический характер (наставник)»{122}, прагматического, где достигается разумность (воспитатель) и морального. Эти ступени онтогенеза, по мысли Канта, есть восхождение человеческого детеныша от индивидуального человеческого бытия через гражданское бытие конкретно-исторического социума до общечеловеческого. Он пишет: «Школьное образование, или обучение, необходимо человеку, чтобы уметь достигать всех своих целей. Оно придает ему ценность в его собственных глазах, потому что он может рассматривать себя как личность. Если им руководят в приобретении разумности, из него выходит гражданин и он получает общественную ценность. Тогда он учится руководить обществом сообразно своим целям и сам приспосабливается к гражданскому обществу. Благодаря моральному образованию, наконец, он приобретает ценность с общечеловеческой точки зрения»{123}.
Нравственное воспитание ребенка, по мысли Канта, невозможно без свободы. «Тогда она основывается не на дисциплине, но на принципах. Все испорчено, если захотят основать ее на примерах, угрозах, наказаниях и т. п.»{124}. Переход к доминированию свободы над дисциплиной по Канту происходит при переходе от физического (телесного и душевного) образования к практическому (моральному) образованию. Уже при воспитании разума «следует поступать по-сократовски, который… показывал примеры того, как даже у пожилых людей можно кое-что извлечь из их собственного разума»{125}. Педагогика, которая есть постоянное насилие, должно все время носить в походном ранце обещание свободы, которую получит человек, достигнув половой зрелости и цивилизованной нравственности. Моральная культура «должна основываться на принципах, не на дисциплине»{126}. При этом Кант связывает начало педагогики с финишем. То, что было в возможности в начале онтогенеза как естественная природная видовая особенность человека на финише педагогики становится реальностью. Принципы не привносятся в бытие человека, они «должны рождаться в самом человеке»{127}, сначала принципы школы, потом принципы человечества. Принципы «такие же законы, но субъективные; они проистекают из собственного ума человека»{128}. Моральное воспитание дает добровольное послушание человека своим субъективным законам разума. Это послушание приобретает для него характер необходимости, категорического императива. Но даже на этом этапе бытия человека остается необходимость в дисциплине, контроле. Но эта дисциплина уже носит иной характер. Нравственная дисциплина — это, прежде всего, внутренняя и собственная сила. Она имеет свободный характер, хотя может быть подкреплена нравственным наказанием — внешним (презрением, бойкотом) и внутренним (стыдом). Такое наказание, во-первых, естественно человеческое наказание, во-вторых, следующее по неотвратимой необходимости, т. е. категорично. Нравственное воспитание есть выработка морального характера, включающего «обязанности по отношению к себе самому и к другим»{129}. Обязанности к себе могут быть как телесного характера, так и духовного. Первейшая обязанность в обоих аспектах это свободное запрещение человеком самому себе быть зоологическим существом, запрещение всех форм дикости, к которым Кант относит пьянство, как он пишет, «противоестественные грехи», все виды невоздержанности, что «ставит человека гораздо ниже животных»{130}, а также лесть, подхалимство, потеря достоинства, чести, зависть, честолюбие, властолюбие, корыстолюбие, сладострастие, неблагодарность, скупость, расточительность, бесстыдство, наглость, лживость, жадность и другие психологические и социальные аномалии. В общем виде обязанность к самому себе означает сохранение своего человеческого достоинства при всех возможных поворотах судьбы.
