Раймонд Луллий отпрянул, потому что, согласно легенде, он ни разу не видел себя в течение всех тридцати лет трудов.

"И теперь, Раймонд", — продолжила Амброзия. — "Взгляните на меня". Она распустила свои волосы, белые как снег, а затем, освободив застежки платья, она показала ему свою грудь, почти съеденную раком. "Это и есть то, что вы хотите обессмертить?", — спросила она сожалеюще.

Тогда, видя оцепенение алхимика, она продолжила: "Тридцать лет я любила вас и не осудила бы за постоянное заключение в теле слабого старика; в свою очередь, и вы не осуждайте меня. Пощадите меня от этой смерти, которую вы называете жизнью. Дайте мне выстрадать изменение; которое необходимо пережить, прежде чем я смогу снова жить подлинной жизнью: давайте обновим нашу природу к вечной молодости. Я не хочу вашего эликсира, который только продолжит ночь могилы: я желаю бессмертия".

Раймонд Луллий бросил чашу, которая разбилась о пол.

"Я освобождаю вас", — сказал он. — "И по вашему желанию я остаюсь в заключении. Живите в бессмертии небес, а я осужден навсегда к живой смерти на этой земле".

И, пряча лицо в ладонях, он с плачем удалился.

Спустя несколько месяцев монах ордена св. Франциска помогал Амбросии ди Касстелло в ее последние мгновения. Этим монахом был алхимик Раймонд Луллий. Здесь кончается роман, далее следует легенда. Эта легенда объединяет нескольких носителей имени Раймонда Луллия разных времен в один персонаж и, таким образом, отделяет кающегося алхимика несколькими столетиями существования и искупления. В день, когда несчастный адепт должен был бы умереть естественным образом, он испытал все агонии конца; затем, при высшем кризисе он ожил снова. Спаситель мира, который простирал свою руку к нему, с сожалением возвратился на небеса, и Раймонд Луллий нашел себя на земле без надежды на смерть.

Он обратился к молитве и посвятил свою жизнь добрым делам; Бог одарил его всеми милостями, кроме смерти, но что значит все остальное, если нет той, которая дополняет и венчает все? Однажды ему было показано Древо Познания, увешанное его блестящими плодами; он понял бытие и его гармонии; он познал Каббалу; он установил основы и набросал план универсальной науки, после чего он прославился как блестящий ученый. Так он достиг славы, этого фатального вознаграждения тяжких трудов, которое Господь, в своей милости, редко воздает великим людям до их смерти, потому что оно отравляет жизнь.

Он знал, как делать золото, так что он мог бы обладать миром и всеми его царствами, однако он не мог обеспечить себя скромнейшей могилой: он был нищим бессмертия. Где бы он ни проходил, он просил смерти, и никто не мог ему дать ее. Галантный дворянин стал уединенным алхимиком, алхимиком-монахом, монах стал проповедником, философом, аскетом, святым и, в конце концов, миссионером. Он работал рука об руку с ученейшими людьми Аравии, он победоносно сражался против ислама и делал все, чтобы вызвать ярость его профессоров. Это означало, что он на что-то надеялся и то, на что он надеялся, была смерть.

Он нанял в слуги молодого араба наиболее фанатичного клана и предстал перед ним как ярый бичеватель религии Магомета. Араб убил своего хозяина, который этого и хотел, но Раймонд Луллий не умер; убийца в отчаянии от неудачи покончил с собой.

Едва оправившись от ран, он отправился в Тунис, где открыто проповедовал христианство, но бей, удивленный его ученостью и смелостью защитил его от сумасшествия толпы и позволил ему уехать со всеми его книгами. Он возвратился в эти края, проповедуя в различных африканских городах; мусульмане были поражены и боялись наложить на него руки. В конце концов он снова посетил Тунис и, собирая народ на улицах, провозглашал, что даже выведенный из города он вернется назад, чтобы ниспровергнуть учение Магомета и умереть за Иисуса Христа. В это время никакая помощь ему не была возможна, разъяренный народ охотился за ним, разгорелся настоящий мятеж; он бежал, более возбуждая толпу. Он уже пал, сломленный бесчисленными ударами, истекающий кровью и покрытый многими ранами, и, однако, продолжал жить. Наконец он был погребен, буквально выражаясь, под горой камней.

В эту ночь, говорит легенда, два генуэзских торговца Стефан Колон и Луис де Пасторга, плывя в открытом море, увидели яркий свет из порта Тунис. Они изменили курс и, приблизившись к берегу, обнаружили гору камней, которая испускала чудесное сияние. Они пристали к берегу и с величайшим удивлением увидели тело Раймонда Луллия, искалеченного, но еще дышащего. Его взяли на борт корабля и отвезли на Мальорку, где при виде родной земли, мученику было позволено умереть.

Такова одиссея сказочного Раймонда Луллия. Теперь обратимся к историческим реальностям.

Раймонд Луллий — философ и адепт, один из тех, кто носил титул просвещенного доктора, был сыном того сенешала Мальорки, который прославился своей болезненно начавшейся страстью к Амбросии ди Кастелло. Он не открыл эликсир бессмертия, но он делал золото в Англии для короля Эдуарда III, и это золото называлось aurum Raymundi. Имелись очень редкие монеты, которые эксперты называют Raymundini. Луи Фигье отождествляет их с розеноблями — монетами, которые имели хождение в тот период и утверждает, несколько игриво, что алхимия Раймонда Луллия представляла собой фальсификацию золота, которую трудно было обнаружить в период, когда химические технологии были гораздо менее совершенны, чем сегодняшние. Тем не менее, он признавал научную значимость Луллия и дал свое заключение относительно него в следующих словах:

"Раймонд Луллий, гений которого охватил все ветви человеческого знания и который свел воедино в Ars Magna обширную систему философии, суммируя энциклопедические принципы науки, на которых она в то время стояла, не ошибался, передавая потомству ценное наследие химии. Он усовершенствовал и тщательно описал различные средства, которые широко использовались в химии, мы обязаны ему приготовлением углекислой соли из поташа с помощью винного камня и древесной золы, ректификацией спирта из вина, изготовлением весьма важных масел и т. п."

Другие ученые, будучи уверенными в том, что розенобли были из чистого золота, рассматривали это так. Трансмутации металлов, которые производили Луллий и другие адепты средних веков, представляли собой просто отделение золота, находимого в серебряных копях, и очистку его с помощью сурьмы, которая постоянно присутствует в герметических символах, как действенный и главный элемент пороха. Мы согласны с тем, что химии в тот период еще не существовало, и можем добавить, что она была создана адептами, хранившими синтетические секреты, которые были сокровищами магических святилищ, наставляя своих современников в отношении некоторых аналитических процессов. Эти процессы впоследствии были усовершенствованы, но они еще не вели ученых к тому, чтобы достичь того древнего синтеза, который устанавливает герметическая философия, в буквальном смысле этого термина.

В своем философском «Завещании» Раймонд Луллий развил далее все принципы этой науки в завуалированном виде, следуя традиции адептов. Он составил также «Ключ» к «Завещанию» и, наконец, "Ключ к Ключу", или, более определенно, дополнение к завещанию, которое, по нашему мнению, является наиболее значительным его трудом в области алхимии. Его принципы и способы действий не имеют ничего общего ни с мистификациями о чистых металлах, ни с сепарацией сплавов. Как теория, они полностью соответствуют принципам Гебера, а как практика — принципам Арнольда из Виллановы; в отношении доктрины они согласованы с идеями Каббалы. Серьезнейшие умы должны изучать труды Луллия, если они надеются продолжить тот поиск абсолюта, который предпринимался величайшими гениями древнего мира.

Вся жизнь этого выдающегося адепта, первого инициата после св. Иоанна, который был посвящен в иерархический апостолат священной ортодоксии, вся его жизнь, повторяем мы, прошла в благочестивых размышлениях, в проповедничестве, в непрерывных научных занятиях. Так, в 1276 году, он основал францисканский колледж в Пальме, предназначенный для изучения восточных языков, в особенности — арабского, с целью опровержения трудов магометанских ученых и распространения христианской веры среди мавров. Иоанн XXI конфирмовал это заведение в апостольском послании из Витербо 16 декабря, в первый год своего понтификата.