Узнав о том, что происходит в Москве, города центральной России стали снова переходить к "Дмитрию". Даже далекие Казань и Вятка "поцеловали крест" калужскому царю; Псков по-прежнему держал его сторону, а осажденный Смоленск не признавал никого, кроме своего воеводы Шеина. Однако царствование "Дмитрия" закончилось так же внезапно, как началось: поссорившись с касимовскими татарами, "Дмитрий" приказал убить их хана – и стал жертвой мести. Татары из числа ханских приближенных застигли царя на охоте, окружили и изрубили "Дмитрия" саблями. Рыдающая царица Марина бросилась к казакам, заклиная отомстить, – и казаки вырезали всех татар в Калуге, но это не могло помочь делу: они остались без вождя и не знали, что теперь будет. Ближайшим товарищем "Дмитрия" был знаменитый атаман Заруцкий, и Марина – хоть и была на последнем месяце – сумела ему понравиться. В январе 1611 года она родила сына, которого назвали царевичем Иваном, – и Заруцкий с казаками поклялись посадить его на престол.

Тем временем, на Руси поднималась волна ненависти против поляков, воевода Прокопий Ляпунов из Рязани прислал к Заруцкому с предложением объединиться "всем миром". Города центральной России посылали своих дворян и стрельцов – и под Рязанью собралось огромное ополчение; вместе с казаками едва ли не 100 тысяч воинов. "Мир" собрался, чтобы защитить православие от оскверняющих церкви латинян; поляки и бояре в Москве были напуганы и попытались заставить патриарха Гермогена благословить их власть – но Гермоген отказался и продолжал рассылать призывы к восстанию. Тогда поляки стали отбирать у москвичей оружие, отобрали у плотников топоры и дошли до того, что запретили продажу колотых дров: боялись, что москвичи набросятся на них с поленьями. Боярин Салтыков убеждал поляков учинить резню, чтобы предотвратить бунт; 19 марта произошли первые стычки и наемники, выступив из Кремля, набросились на почти безоружных москвичей. В это время к городу подходил авангард рязанского ополчения, ополченцы во главе с князем Пожарским проникли в город и вместе с москвичами перегородили улицы завалами из бревен; в схватках на улицах поляки потеряли много людей и отступили в Кремль. Не в силах вытеснить повстанцев из Москвы, поляки решили сжечь город; они подожгли кварталы, где укрепились восставшие; сильный ветер подхватил пламя, и вокруг Кремля разлилось огненное море. Ополченцы, подошедшие к Москве через день, увидели на месте города груды дымящихся развалин; на улицах лежало 7 тысяч обгорелых трупов, а пушки Кремля продолжали стрелять по немногим уцелевшим кварталам.

После нескольких сражений с ополченцами поляки отступили в Кремль и сели в осаду. Они ждали помощи от стоявшего под Смоленском короля Сигизмунда – но помощь не приходила: Сигизмунд никак не мог овладеть Смоленском. Осада продолжалась уже полтора года, смоляне умирали от голода и цинги – но не сдавались. В начале июня залпы стенобитных бомбард разрушили часть крепостной стены и поляки ворвались в Смоленск – тогда уцелевшие защитники взорвали пороховые погреба, и большая часть города обратилась в груду развалин. Взятие главной русской крепости вызвало взрыв ликования в Польше, и король отправился в Варшаву праздновать победу; осажденные в Москве поляки получили в подкрепление лишь небольшой отряд, доставивший им продовольствие.

Однако среди осаждавших Кремль ополченцев не было согласия. 30 июня они собрали "совет всей земли" и утвердили "приговор", избрав своими воеводами Ляпунова, Заруцкого и Трубецкого. В этом приговоре содержались статьи по решению важных дел, в том числе статья, требовавшая "по сыску крестьян и людей беглых отдавать назад старым помещикам". "Приговор" был написан дворянами и детьми боярскими по совету с Прокопием Ляпуновым; узнав о нем, казаки (среди которых "беглых людей" была добрая половина) вызвали Ляпунова на "круг" – и Прокопий из того "круга" не вышел: казаки зарубили его саблями. После этого дворяне стали уезжать из подмосковного лагеря и искать новых вождей, наступило страшное время безвластия. Сбор налогов превратился в грабеж, поляки требовали деньги от имени короля Владислава, казаки – от имени "царицы Марины", помещики требовали свою долю. На севере шведы внезапным нападением захватили Новгород, на юге крымская орда возобновила набеги и опустошала земли вплоть до берегов Оки. В это время, когда никто не знал, что делать, и многих охватило отчаяние, нижегородский староста Кузьма Минин предложил посадским людям и дворянам создать свое ополчение, отдельное от того, которое стояло под Москвой и в котором верховодили казаки. Главное для дворян и посадских людей было то, чтобы "Марине с сыном не служить", но в то же время "против польских и литовских людей стоять крепко"; Кузьме Минину было поручено "списываться с городами" и собирать деньги, а в воеводы пригласили князя Пожарского. Многие города центральной России поддержали почин новгородцев; зима и весна ушли на сборы; в июле 1612 года 10-тысячное ополчение выступило из Ярославля к Москве.

Под Москвой стояли остатки первого ополчения – 10 или 12 тысяч голодных, разутых и раздетых казаков, с трудом переживших тяжелую зиму. Среди вождей ополчения не было согласия: Заруцкий "служил Маринке", а Трубецкой был за то, чтобы всем миром изгнать поляков, а потом "по правде" избрать царя. Когда войско Пожарского подошло к Москве, Заруцкий с 3 тысячами своих людей ушел из лагеря – но большинство осталось ждать нижегородцев. Казаки приготовили для ополченцев Пожарского место в лагере, но Пожарский велел передать, что "отнюдь нам вместе с казаками не стаивать". Дворяне не хотели иметь дела с казаками, с "голытьбой босоногой" – а между тем, к Москве шел польский гетман Ходкевич. 22 августа польские гусары атаковали войско Пожарского, разбили дворянскую конницу и загнали ее за внешнюю ограду московских предместий – "Земляной вал". Казаки с другого берега Москвы-реки смотрели на битву и "ругались над дворянами": "Богатые пришли из Ярославля, отобьются и одни от гетмана", – кричали они. На следующий день поляки обрушились на казаков; казаки отчаянно защищали свои укрепления, но потом увидели, что сражаются одни: "Они богаты и ничего не хотят делать, а мы наги, голодны и одни бьемся, – говорили казаки, – так не выйдем же теперь на бой никогда!" Войско Трубецкого перешло реку и отдало полякам Замоскворечье; тогда Пожарский решил, что пришло время оставить распри и послал настоятеля Троице-Сергиева монастыря Авраамия уговаривать казаков вернуться. Слова Авраамия тронули казаков, и огромная толпа "босоногой голытьбы", призывая на помощь святого Сергия, хлынула через реку на поляков; с другой стороны ударили дворянские сотни – и враг был разбит; Ходкевич был вынужден отступить от Москвы.

Польский гарнизон Кремля не получил обещанной помощи; припасы закончились, и вскоре начался голод. Осажденные боялись мести за осквернение кремлевских храмов – поэтому держались до конца; они убивали пленных и ели человечину. Король Сигизмунд пытался собрать новое войско, но шляхта не хотела воевать и платить налоги, а наемники не получали жалованья и отказывались идти в поход. 26 октября кремлевский гарнизон сдался; поляки послали вперед бывших с ними бояр, и казаки хотели тут же расправиться с ними – но Пожарский окружил бояр охраной. Поляков поделили между дворянами и казаками; те, что достались казакам, были тут же убиты; остальных отправили в ссылку по городам.

В январе 1613 года в Москве собрался Земский собор для избрания царя. На собор приехали дворяне, посадские люди и "выбранные люди уездные" – то есть выборные из крестьян; было много казаков. В решающий момент, когда все уже устали от споров, вперед вышел какой-то донской атаман, потрясая бумагой. "Что это у тебя, атаман?" – спросил Пожарский. "Грамота о природном царе Михаиле Федоровиче", – сказал атаман, положил на стол грамоту и для большей убедительности накрыл ее своей саблей. "Михаил Федорович", за которого стояли казаки, был сыном знатного боярина Федора Романова; в свое время Борис Годунов приказал постричь Романова в монахи, и опальный боярин жил в монастыре под именем Филарета; "царь Дмитрий" сделал его патриархом – поэтому казаки считали Романовых "своими людьми". 17-летний сын патриарха Филарета был не в состоянии управлять государством без постоянного обращения к Земскому собору – имелось в виду, что царь будет править с согласия собора так же, как польский король правил с согласия сейма.