Вот и «Трилистник»!

Куксон поднялся по ступеням, отряхнул от снега колпак и, кивнув знакомому лепрекону, поджидавшему кого-то возле крыльца, вошел в трактир.

Любил здесь бывать почтенный гоблин: кругом все свои, все, такие же, как он. Люди сюда редко заходили, им для этого особое приглашение требовалось. Куксон всего два раза гостей из людей сюда приводил: Пичеса, когда тот еще в школе магии при Гильдии учился, да много лет назад одного старого друга, мага из Тайной службы. А больше — ни-ни!

Даже его милость маг Хронофел, глава Гильдии, войти сюда не смел: приглашения у него не имелось, и в обозримом будущем, как твердо знал Куксон, вряд ли появится. Недолюбливали его милость в «Трилистнике»…

Куксон тепло поприветствовал хозяина трактира, Брокса (свой брат-гоблин, соплеменник), хлопотавшего возле огромных бочек с пивом.

— Как там Пичес? — поинтересовался Брокс, знавший от Куксона о злоключениях молодого мага. — Переживаю за него, так сказать!

Куксон только рукой махнул.

— Никак они с Анбасой к согласию не придут. Желает Пичес со своим «страшным чучелом» и дальше разговаривать — и все тут!

Брокс почесал за ухом.

— Не завидую я ему, так сказать! Были у меня, понимаешь, как-то волшебные говорящие пуговицы, восемь штук. Когда они говорили все разом — а поговорить они страх как любили — так хоть уши затыкай!

Брокс принялся выставлять на стойку большие деревянные кружки.

— Жить, понимаешь, невозможно было! Потом я продал их одному троллю, он по другую сторону гор жил. Уж очень, так сказать, волшебные вещи иметь хотел. Ну, а я разве против? Продал, конечно!

Он усмехнулся.

— И что?

Брокс пожал плечами.

— Встретил его через полгода, а он, понимаешь, и поздороваться со мной не пожелал! Думаю, говорящие пуговицы его доконали!

— Не удивительно, — пробормотал Куксон. — А скажи-ка, старый Скиблер здесь?

— Куда он денется? Вон, в углу сидит.

Куксон огляделся. Взгляду предстал полутемный (никакого освещения тут не имелось, все завсегдатаи трактира превосходно видели в темноте) зал: просторный, с низким потолком, с огромным закопченным очагом, возле которого хлопотал, поворачивая вертел, кобольд в красных лохмотьях и высоком поварском колпаке.

Посетителей, несмотря на ранний час, оказалось немало: за дубовыми столами в креслах, сделанных из старых огромных пней, сидели хмурые гномы, нещадно дымившие трубками, у окна вели оживленный разговор лепреконы, а возле бочки с пивом беседовали, с кружками в руках, компания умертвий с кладбища.

За столом, неподалеку от входа развалился громадный виверн. Виверны обладали незлобливым покладистым нравом, были душой любой компании и никогда ни с кем не ссорились и не спорили, да и с ними тоже старались не ссориться. Вряд ли кому-то пришло бы в голову перечить огромному чудовищу, похожему на гигантского серого червя с драконьими когтистыми лапами, алой зубастой пастью и белыми, точно куски льда, глазами.

Превыше всего виверны ценили дружескую беседу и вкусную еду. Вот кобольд-повар собственноручно притащил и поставил на пол перед виверном серебряную миску. Тот поднял тяжелую крышку: в миске копошилось и извивалось что-то живое.

— Как все-таки жестока жизнь, — сокрушенно заметил он. — Змеи — мои родственники. Нехорошо употреблять в пищу родню, пусть и дальнюю. А, Рухта?

Кобольд пожал плечами:

— Отчего же? Если родственники вкусны, питательны, аппетитно выглядят — почему бы их не съесть? А после сытного завтрака всегда можно раскаяться, помучиться угрызениями совести… недолго, примерно, до обеда. К обеду обещали принести свеженьких ужей.

Прочесав взглядом трактир, Куксон обнаружил Скиблера: сидит в самом темном углу, а на столе перед ним тарелка со свежим сырым мясом: верно, завтракать собрался.

Присел за стол, поздоровался. Был Скиблер хоть и стар, но еще крепок: плечи широкие, руки — крепкие, лицо грубое, сильное, с выступающим лбом, вдоль рта — резкие складки, волосы — как горный снег, белые.

Куксон, поглядывая на Скиблера, прикидывал, как бы половчей к делу приступить, а оборотень жевал мясо, спокойно глядя на гоблина глубоко посаженными, тонущими в подбровных тенях черными глазами — лишь зеленые искорки поблескивали.

Поговорили о том, о сем, обменялись новостями.

Скиблер, разумеется, был смертным, как и все оборотни, но друзей-приятелей среди неумирающих имелось у него немало и тревожился он за них сильно. Куксон про беглого призрака упомянул, про тульпу соображениями поделился, про багбура, Скиблер подумал и согласно кивнул: да, похоже, что кто-то из них в Лангедак пожаловал.

Спросил, известно ли об этом главе Гильдии, кому из магов дело поручено.

Куксон, вздохнув, поведал, что его милость маг Хронофел обо всем этом думает, а потом к главному перешел.

— Кстати, — проговорил гоблин. — Спросить тебя хотел кое о чем… затем и пришел.

Оглянулся по сторонам и тихо, вполголоса, начал рассказывать. Знал: если кто и поможет прояснить, что к чему, так это Скиблер, он ведь много лет в Судейской Гильдии трудился. Должность у него была маленькая, незначительная: полы подметал да лавки в судейском зале расставлял. Мебель в Судейской Гильдии предпочитают дубовую, основательную, ее с места сдвинуть нелегко, ну, а оборотень с этим шутя справлялся. Рассчитывал Куксон на то, что старый Скиблер в Судейской Гильдии за много лет так примелькался, что на него и внимание обращать перестали, значит, и разговоры важные при нем велись, и дела обсуждались.

В своих расчетах гоблин не ошибся: покопался в памяти старый Скиблер, подумал да и поведал кое-что важное, а, кроме того, подсказал, с кем еще потолковать можно.

После разговора Куксон покинул «Трилистник» и направился в другой трактир «Хромой гусь»: надеялся застать там кого-нибудь из лесных троллей и, по совету Скиблера, расспросить хорошенько. Тролли, не те, что оседлыми были, а другие — полудикие жители горных лесов, непременно должны знать тех, кто с ними в чаще бок о бок обитает! Вот только говорить с лесными троллями одно мучение: туповаты они, разумную речь понимают плохо, за нитью разговора не следят и постоянно отвлекаются. Куксону как-то по службе доводилось с ними однажды общаться — вот уж намучился!

Но сегодня гоблин был преисполнен решимости всю душу из этих пней лесных вытрясти, но узнать то, что ему нужно!

Свернул в один проулок, в другой и увидел каменный дом под красной черепичной крышей — тот самый трактир и есть.

Помедлил немного, поклялся самому себе держаться спокойно, невозмутимо (не так-то легко после утреннего письма с известием о гибели заклинателя, лесными троллями растерзанного) и твердым шагом направился к трактиру.

…Через час, примерно, гоблин Куксон вновь появился на крыльце трактира «Хромой гусь».

Постоял, озадаченно поморгал глазами, приходя в себя, отмахнулся с досадой от тролля — хозяина трактира — сунувшегося с извинениями и сбежал по ступеням.

Направился в сторону Ведомства по делам магии — уж полдень минул, пора и на службу возвращаться.

Чувствовал себя странно, непривычно.

С первой частью клятвы, данной самому себе, справился блестяще: все, что надо узнал (от полученных сведений впору за голову хвататься, но это уж дело другое). А вот со второй частью, где Куксон клялся держаться спокойно и хладнокровно, как-то не сложилось: в середине разговора, когда проклятый тупоумный тролль пустился в самодовольные рассуждения о том, как они с чужаками расправляются, не утерпел и съездил собеседника по уху.

Недостойный, неблагородный поступок, конечно, что и говорить, но Куксон нимало о нем не сожалел.

Шел по знакомым улицам, скользил рассеянным взглядом по сторонам, но вокруг ничего не видел. Мысли в голове так и бурлили, так и кипели, как зелье в колдовском котле. Куксон даже несколько раз останавливался, зачерпывал пригоршню снега и прикладывал ко лбу: успокоиться пытался.