На ней был макинтош. Она сказала:

— Море по-прежнему бурное. Не думаю, что какой-нибудь катер сможет сегодня выйти из бухты.

Блор спросил:

— Вы что, одна бродили по острову, мисс Брент? Разве вы не понимаете, что это по меньшей мере глупо?

Эмили Брент сказала:

— Заверяю вас, мистер Блор, что все время была начеку.

Блор фыркнул и спросил:

— Роджерса где-нибудь видели?

Брови мисс Брент поднялись:

— Роджерса? Нет, сегодня утром я его не видела. А почему вы спрашиваете?

Тут спустился господин судья Уогрейв, выбритый, одетый, с фальшивыми зубами в надлежащем месте. Он шагнул к открытой двери столовой и заметил:

— Ха, вижу, он накрыл стол для завтрака.

Ломбард же сказал:

— Должно быть, он это сделал вчера ночью.

Все вошли в комнату, глядя на аккуратный ряд тарелок и ножей. На линию чашек на буфете. На фетровые коврики, готовые для кофейника.

Вера первой заметила это. Она схватила судью за руку, и крепкая хватка ее атлетических пальцев заставила старого джентльмена поморщиться от боли. Она воскликнула:

— Ниггеры! Смотрите!

Посреди стола было только шесть фарфоровых фигурок.

Они нашли его почти сразу.

Он был в маленькой прачечной, расположенной во дворе. Он колол жерди для того, чтобы растопить плиту на кухне. В руке у него по-прежнему был маленький топорик. Топор побольше и потяжелее был прислонен к двери — его металл запачкали чем-то тускло-коричневым. Пятно полностью объясняло глубокую рану на затылке Роджерса…

— Все ясно, — сказал Армстронг. — Должно быть, убийца подкрался сзади, замахнулся топором и изрубил ему голову, когда он наклонился.

Блор оживленно посыпал ручку топора мукой из сита.

Господин судья Уогрейв осведомился:

— Нужно ли было для нанесения такой раны обладать большой силой, доктор?

Армстронг сурово ответил:

— Женщина могла бы ее нанести, если вы это имеете в виду.

Он быстро огляделся. Вера Клэйторн и Эмили Брент удалились на кухню.

— Девушка запросто могла бы это сделать — она атлетически сложена. Внешне мисс Брент, конечно, хрупкая, но такие женщины часто жилисты и сильны. К тому же следует помнить, что психически неуравновешенный человек всегда силен.

Судья задумчиво кивнул.

Блор со вздохом встал с коленей и сказал:

— Никаких отпечатков. Рукоять потом вытерли.

И вдруг они резко повернулись, услышав смех. Во дворе стояла Вера Клэйторн. Она выкрикнула высоким пронзительным голосом, сотрясаясь от хохота:

— На этом острове разводят пчел? Скажите мне. Куда мы пойдем за медом? Ха! Ха!

Они непонимающе уставились на нее. Казалось, разумная, уравновешенная девушка сходила с ума у них на глазах. Она продолжила все тем же высоким неестественным голосом:

— Не таращьтесь так! Можно подумать, вы считаете меня сумасшедшей. Я задаю вполне разумный вопрос. Пчелы, ульи, пчелы! О, вы не поняли? Разве вы не читали этой идиотской считалочки? Она же во всех ваших спальнях — висит для изучения! Мы бы сразу могли сюда прийти, если бы имели хоть каплю здравого смысла. «Семь негритят раскалывали жердь». И следующий куплет. Я наизусть все знаю! «Шесть негритят стали с ульем играть». Вот почему я спрашиваю: разводят ли на этом острове пчел? Разве это не забавно?.. Разве это не чертовски забавно?..

Она вновь начала дико смеяться. Доктор Армстронг шагнул к ней, поднял руку и наотмашь ударил ее по щеке.

Она раскрыла рот, икнула и сглотнула слюну. Минуту-другую она стояла неподвижно и потом сказала:

— Благодарю вас… теперь я в полном порядке…

Вновь ее голос стал спокойным и контролируемым — голос нормальной учительницы физкультуры.

Она повернулась и направилась по двору на кухню, говоря на ходу:

— Мисс Брент и я приготовим вам завтрак. Не могли бы вы… принести немного жердей, чтобы растопить плиту?

След от руки доктора пылал на ее щеке.

Когда она вошла в кухню, Блор заметил:

— Что ж, вы неплохо справились, доктор.

Армстронг извиняющимся тоном сказал:

— Другого не оставалось! Не хватало нам только истерик.

Филип Ломбард заметил:

— Она не истеричка.

Армстронг согласился:

— О, да. Хорошая здоровая разумная девушка. Просто неожиданный шок. Такое могло случиться со всяким.

Роджерс наколол достаточно дров перед тем, как был убит. Они собрали их и отнесли на кухню. Вера и Эмили Брент занимались приготовлением еды. Мисс Брент разгребала уголь в плите. Вера сдирала шкуру с бекона.

Эмили Брент сказала:

— Благодарю вас. Мы постараемся справиться как можно быстрее — через полчаса или сорок пять минут. Чайник уже закипает.

Экс-инспектор Блор низким хриплым голосом обратился к Филипу Ломбарду:

— Знаете, что я думаю?

Филип Ломбард ответил:

— Так как вы собираетесь мне сообщить, не стоит тратить время и силы на догадку.

Экс-инспектор Блор был серьезным человеком. Тонкости были ему непонятны. Он хрипло продолжил:

— Был один случай в Америке. Старый джентльмен и его жена — оба убиты топором. Прямо утром. В доме не было никого, кроме прислуги и их дочери. Прислуга, как доказали, не могла совершить преступление. Дочь была респектабельной пожилой старой девой. Казалось невероятным, что она совершила преступление. Так невероятно, что ее оправдали. Но другого решения так и не нашли, — он помолчал. — Я вспомнил об этом, когда увидел топор, и потом, когда вошел в кухню и увидел ее, такую аккуратную и спокойную. Глазом не моргнула! Девушка истерику закатила — что ж, вполне естественно, такое можно ожидать. Как по-вашему?

Филип Ломбард лаконично ответил:

— Вполне.

Блор продолжил:

— Но другая! Такая аккуратная и чопорная, и в том фартуке — наверняка фартук миссис Роджерс… и говорит: «Завтрак будет готов примерно через полчаса». Если вы меня спросите, по-моему, эта женщина сумасшедшая, как шляпник[30]. Многие старые девы, в конце концов, свихиваются… я не имею в виду, что начинают страдать манией убийства, но чокаются немножко. К несчастью, и с ней такое случилось. Религиозная мания: считает себя орудием Господа, что-то в этом роде! Знаете, она сидит в своей комнате и читает Библию.

Филип Ломбард вздохнул и заметил:

— Вряд ли это можно считать определенным доказательством неуравновешенной психики, Блор.

Но Блор упорно и настойчиво продолжал:

— И потом, она выходила из дома — в макинтоше, говорила, что смотрела на море.

Ломбард покачал головой и сказал:

— Роджерса убили, когда он колол дрова, а точнее говоря, во время первого же его занятия после пробуждения. Мисс Брент не было надобности бродить потом на улице несколько часов. Если вы меня спросите, по-моему, убийца Роджерса позаботился сразу завалиться в постель и храпеть как можно громче.

Блор сказал:

— Вы не уловили смысла, мистер Ломбард. Если женщина была невиновна, она бы ни за что не набралась храбрости бродить по острову одна. Она бы сделала это только в том случае, если знала, что ей нечего бояться. Точнее говоря, если она сама и есть преступница.

Филип Ломбард сказал:

— Да, неплохой пункт… я как-то и не подумал.

Со слабой ухмылкой он добавил:

— Рад, что вы все еще не подозреваете меня.

Блор немножко стеснительно сказал:

— Я начинал подумывать о вас — тот револьвер… и ваша странная история, которую вы рассказали… или, точнее, не сразу рассказали. Но сейчас, в таком случае, понял, что все было бы слишком просто.

Он помолчал и заявил:

— Надеюсь, вы обо мне того же мнения.

Филип задумчиво произнес:

— Конечно, может, я ошибаюсь, но, по-моему, у вас мало воображения для подобной работенки. Все, что я могу сказать, — это то, что если вы и есть преступник, то вы гениальный актер, и я снимаю перед вами шляпу, — он понизил голос. — Только, между нами, Блор, и принимая в расчет, что до того, как завершится следующий день, мы, вполне вероятно, станем трупами, вы, полагаю, действительно согрешили лжесвидетельством?