— Могу тебя заверить, что никогда не считала его святым.

— Да какая разница? Джудит, ну не такая же ты испорченная.

— Если хочешь, можешь назвать меня и так.

— Джудит, ты не должна… ты не…

Я не мог найти слов для выражения своих мыслей. Она вырвала свою руку из моей.

— А сейчас послушай, отец. Я делаю, что хочу. Ты не можешь меня напугать. И твои проповеди тоже ни к чему. Я буду жить так, как пожелаю, и ты не сможешь меня остановить.

Она вышла.

Я почувствовал, как у меня дрожат коленки.

Я опустился на стул. Все было хуже… гораздо хуже, чем я думал. Дитя было им увлечено… потеряло голову. И мне было не к кому обратиться за помощью. Ее мать, единственный человек, которого бы она послушалась, умерла. Я мог надеяться только на самого себя.

Не думаю, что когда-либо в жизни раньше или позже я страдал так, как страдал тогда…

Вскоре я очнулся. Я умылся, побрился и переоделся. Я спустился к обеду. Я вел себя, как мне казалось, совершенно обычно. Похоже, никто ничего не заметил.

Раз или два я видел, как Джудит бросала на меня любопытный взгляд. Должно быть, она недоумевала, как это мне удается выглядеть так, словно ничего не произошло…

В душе я все больше и больше набирался решимости.

Мне нужна была храбрость… храбрость и изобретательность. После обеда мы вышли из дома, смотрели на небо, делали замечания насчет духоты, предсказывали дождь, грозу… бурю…

Краем глаза я увидел, как Джудит скрылась за углом дома. Вскоре и Аллертон пошел в том же направлении.

Я быстренько завершил разговор с Бойдом Кэррингтоном и последовал за ними.

Нортон, думаю, пытался меня остановить. Он взял меня за руку. Он пробовал предложить прогуляться к розарию. Я не обратил на него внимания.

Он все еще был со мной, когда я завернул за угол. Они были там. Я увидел поднятое вверх лицо Джудит, увидел склонившегося над ним Аллертона… увидел, как он обнял ее… как они поцеловались.

Потом они быстро отступили друг от друга. Я сделал шаг вперед. Чуть ли не силой Нортону удалось оттащить меня назад.

Он сказал:

— Послушайте, вы не можете…

Я прервал его. Я убедительно заявил:

— Могу. И сделаю.

— Бесполезно, мой друг. Конечно, все это очень огорчительно, но дело в том, что вы ничего не можете поделать.

Я молчал. Наверное, он так считал, но я знал лучше.

Нортон продолжил:

— Я знаю, что подобная ситуация может свести с ума кого угодно, но остается лишь одно — признать поражение. Смиритесь же, сударь!

Я не стал с ним спорить. Я ждал, позволяя ему выговориться. Потом вновь твердо завернул за угол дома.

Они оба уже исчезли, но у меня была идея насчет того, где они могут быть. Неподалеку отсюда в рощице сирени скрывалась беседка. Я направился к ней. Думаю, Нортон все еще был со мной, но не уверен. Подойдя поближе, я услышал голоса и остановился. Говорил Аллертон.

— Ну что ж, значит, моя дорогая девочка, все устроено. И не надо больше возражений. Ты завтра поедешь в город. Я же скажу, что смотаюсь в Ипсвич погостить у своего товарища одну-две ночки. Ты протелеграфируешь из Лондона, что не сможешь вернуться. И кто узнает об очаровательном маленьком обедике в моей квартирке? Обещаю тебе, ты не разочаруешься.

Я почувствовал, как Нортон дергает меня за руку и неожиданно кротко повернулся к нему. Я чуть не расхохотался при виде его обеспокоенного, встревоженного лица. Я позволил ему увлечь себя к дому. Я сделал вид, что сдался, потому что в этот момент знал точно, что буду делать…

Я сказал ему ясно и четко:

— Не беспокойтесь, старина. Все бесполезно — теперь я понимаю. Невозможно управлять своими детьми. Я сдаюсь.

Он просто до нелепости обрадовался.

Вскоре я сообщил ему, что сегодня лягу спать пораньше. Я сказал, что у меня немного разболелась голова.

Он и не подозревал, что я собираюсь делать.

Я остановился минуты на полторы в коридоре.

Кругом было очень тихо. Никого. Кровати уже приготовлены для сна. Нортон, комната которого была на этой же стороне, остался внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Кертис, я знал, ужинает на первом этаже. Крыло было в моем распоряжении.

Я польстил себе, что не напрасно столько лет проработал с Пуаро. Я знал, какие следует принять предосторожности.

Аллертон не встретится завтра с Джудит в Лондоне.

Аллертон вообще никуда завтра не поедет.

Все было просто смехотворно легко.

Я пошел к себе и взял пузырек с аспирином. Потом отправился в комнату Аллертона и проскользнул в ванную. Таблетки сламберила стояли в шкафчике. Восьми, подумал я, будет достаточно. Безвредная доза — одна-две. Посему восьми хватит с лихвой. Аллертон сам говорил, что токсичная доза невелика. Я прочел на этикетке: «Предписанную дозу превышать опасно».

Я улыбнулся сам себе.

Я обернул руку шелковым носовым платком и осторожно отвинтил крышку. На пузырьке не должно остаться отпечатков пальцев. Я высыпал таблетки. Да, они были почти того же самого размера, что и аспирин. Я положил 8 аспириновых таблеток в бутылочку, а потом досыпал сламберила, оставив себе 8 штук. Теперь пузырек выглядел точно так же, как и раньше. Аллертон не заметит разницы.

Я вернулся в свою комнату. У меня была бутылка виски… впрочем, как и у большинства обитателей Стайлза. Я вынул две рюмки и сифон. Я не знал случая, чтобы Аллертон отказался от выпивки. Когда он поднимется, приглашу его пропустить стаканчик перед сном. Я бросил таблетки в налитое на донышко спиртное. Они с легкостью растворились. Я очень осторожно попробовал результат. Может быть, чуточку горько, но едва ли заметно. Я буду наливать себе виски, когда Аллертон поднимется. Передам рюмку ему, а себе налью другую. Все очень просто и естественно. Наверняка он и понятия не имеет о моих чувствах… если, конечно, Джудит ничего ему не сказала. Я немного обдумал свой пункт, но решил, что нахожусь в полной безопасности. Джудит никогда никому ничего не говорит.

Вероятно, он считает, что я совсем не подозреваю об их планах. Мне оставалось только ждать. Должно быть, ждать придется долго, час, а то и два, пока Аллертон отправится спать. Он всегда был поздней пташкой.

Я спокойно сидел и ждал.

Неожиданный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Однако это оказался всего лишь Кертис. Пуаро просил меня к себе.

Я с трудом пришел в себя. Пуаро! Я не думал о нем весь вечер. Должно быть, он терялся в догадках, что со мной приключилось. Я забеспокоился. Во-первых, так как устыдился, что не зашел к нему, и во-вторых, потому, что не хотел, чтобы он подозревал, — произошло нечто из ряда вон выходящее.

Я последовал за Кертисом через коридор.

— Eh bien, — воскликнул Пуаро. — Так значит, вы меня бросили, hein?

Я выдавил из себя зевок.

— Уж простите, старина, — сказал я. — Но, по правде говоря, у меня так жутко разболелась голова, что все перед глазами поплыло. Наверное, вот-вот гроза начнется. Я просто одурел… так что совсем забыл пожелать вам спокойной ночи.

Как я и надеялся, Пуаро сразу же захлопотал. Он предложил лекарства. Он засуетился. Он обвинил меня в том, что я сидел на улице на сквозняке (и это-то в один из самых жарких летних дней!). Я отказался от аспирина под предлогом, что уже принял несколько таблеток, но не смог отделаться от чашки сладкого и невероятно отвратительного шоколада!

— Видите ли, он очень питателен для нервов, — пояснил Пуаро.

Я выпил его, чтобы избежать спора, и потом пожелал ему спокойной ночи. Его тревожные и любящие восклицания еще долго звенели у меня в ушах! Я вернулся в свою комнату и напоказ закрыл дверь. А потом с крайней предосторожностью приотворил ее снова, оставив маленькую щелочку. Теперь-то я обязательно услышу шаги Аллертона. Но, должно быть, придется подождать еще немного.

Я сидел и ждал. Я думал и ждал. Я думал о своей покойной жене. Я тихо прошептал: