Сразу было понятно, что миссис Фрэнклин с лихвой возмещала свой недавний приступ здоровья и хорошего настроения. Она, как я понял со слов сестры Крейвен, стала просто невозможной.

Сестре Крейвен пришлось отказаться от своего выходного, который был ей обещан, чтобы съездить и повстречаться с какими-то друзьями, и она страшно на сей счет злилась. С раннего утра миссис Фрэнклин требовала нюхательную соль, грелки, различное питье и кушанья и ни в какую не позволяла сестре оставлять комнату. Ее мучили и невралгия, и боли вокруг сердца, и судороги в ступнях и лодыжках, и озноб, и Бог знает что еще.

Могу заявить сейчас и здесь, что ни я, ни кто-либо другой по-настоящему не встревожился. Мы все приписали жалобы миссис Фрэнклин ее склонности к ипохондрии.

Разумеется, вышесказанное относится и к сестре Крейвен, и к доктору Фрэнклину.

Его вызвали из лаборатории, и ему пришлось выслушать жалобы жены, спросить ее, не хочет ли она, чтобы он пригласил местного врача (сие предложение было бурно отвергнуто миссис Фрэнклин); он составил ей успокаивающую микстуру, утешил как мог и вновь вернулся к работе.

Сестра Крейвен сказала мне:

— Конечно, он знает, что она просто притворяется.

— Вы действительно считаете, что с ней ничего серьезного?

— Температура нормальная и пульс в полном порядке. Просто ей хочется поднять на ноги каждого, вот и все.

Она была раздражена и говорила более неосторожно, чем обычно.

— Она любит мешать другим наслаждаться. Ей бы хотелось, чтобы муж взвинтился и бегал бы вокруг нее, и даже сэр Уильям должен почувствовать себя самой последней скотиной, потому что «вчера ее переутомил». Уж такой она человек.

Явно сегодня сестра Крейвен считала свою пациентку просто невыносимой. Я так понял, что миссис Фрэнклин действительно была очень груба по отношению к ней. Она была из тех женщин, которых сиделки и слуги инстинктивно не любят… не только из-за причиняемых ими хлопот, но и из-за того, как они эти хлопоты преподносят.

Итак, как я уже говорил, никто серьезно не отнесся к ее недомоганию.

Единственным исключением был Бойд Кэррингтон, который бродил с таким трогательным видом, какой бывает у маленького мальчика, которому дали нагоняй.

Сколько раз с тех пор я вновь и вновь прокручиваю в уме события того дня, пытаясь вспомнить что-то до сих пор незамеченное… какой-нибудь крошечный, позабытый инцидент, изо всех сил стараясь точно восстановить, кто как себя вел. Кто был нормален, а кто возбужден.

Позвольте мне еще раз описать точно, что я о ком помню. Бойд Кэррингтон, как я уже сказал, чувствовал себя явно неловко. Похоже, он считал, что вчера был слишком энергичен, многословен и эгоистичен, и не думал о хрупком здоровье своей спутницы. Он раз или два поднимался и интересовался здоровьем Барбары Фрэнклин, и сестра Крейвен, которая сама была в прескверном настроении, разговаривала с ним сварливо и раздражительно. Ему даже пришлось побывать в деревне и купить коробку шоколадных конфет. Она была возвращена ему. «Миссис Фрэнклин терпеть не может шоколадных конфет». Он безутешно открыл коробку в курительной комнате, и Нортон, я и он торжественно угостились.

У Нортона, как я теперь думаю, наверняка в то утро было что-то на уме. Он вел себя очень рассеянно, раз или два хмурился, словно его что-то озадачивало.

Он любил шоколадные конфеты и, сам того не замечая, съел много. На улице разыгралась буря. С десяти лил дождь.

Обычно в такие дни на всех нападает меланхолия. Но нас всех погода оживила.

Примерно в полдень Кертис отнес Пуаро вниз и уютно устроил его в гостиной. К нему присоединилась Элизабет Коул и играла ему на пианино. Касалась она клавиш легко и приятно. Она исполняла Баха и Моцарта — любимых композиторов моего друга.

Фрэнклин и Джудит вернулись из сада около часа. Джудит была очень бледной и какой-то напряженной. Она молчала и рассеянно оглядывалась по сторонам, словно была погружена в размышления, и потом ушла.

Фрэнклин подсел к нам. Он тоже устал, явно о чем-то усиленно думал и, похоже, был на пределе.

Помню, я сказал что-то насчет того, какое облегчение принес дождь, и он быстро ответил:

— Да. Бывают времена… когда что-то должно сломаться…

И почему-то у меня сложилось впечатление, что он говорит не просто о погоде. Как всегда неуклюже, он резко двинул стол и рассыпал половину конфет. Как обычно, с пораженным видом извинился, явно обращаясь к коробке:

— О, простите.

Это должно было бы показаться забавным, но почему-то не показалось. Он быстро нагнулся и подобрал рассыпавшиеся конфеты.

Нортон спросил, много ли сегодня было работы. И тогда на его лице вспыхнула улыбка… пылкая, мальчишеская, очень и очень живая.

— Нет… нет… просто неожиданно понял, что шел не по тому следу. Нужен процесс попроще. Сейчас нашелся путь гораздо быстрее.

Он стоял, покачиваясь взад и вперед, в его глазах застыло рассеянное, однако решительное выражение.

— Да, гораздо быстрее. Так намного лучше.

Если утром мы все были какие-то нервозные и бесцельно слонялись по саду и дому, то день оказался неожиданно приятным. Показалось солнце, воздух был прохладный и свежий. Миссис Латтрелл снесли вниз и усадили на веранде. Она была в превосходной форме… и не изливала мысли таким фонтанирующим потоком, и в поведении ее не было ни единого, даже скрытого намека на уксус. Она подшучивала над мужем, но мягко и с любовью, и он, сияя, смотрел на нее. Было просто восхитительно видеть их в таких хороших отношениях. Пуаро тоже позволил выкатить себя на свежий воздух и также был в отличном настроении. Думаю, ему было приятно видеть прекрасно ладящих друг с другом Латтреллов. Полковник выглядел намного лет моложе, вел себя решительнее обычного, гораздо реже дергал себя за ус. Он даже предложил сыграть вечером в бридж.

— Дейзи так скучает без своего бриджа.

— Что верно, то верно, — согласилась миссис Латтрелл.

Нортон предположил, что игра будет для нее слишком утомительной.

— Я сыграю один роббер, — заявила миссис Латтрелл и добавила с огоньком в глазах: — Я буду вести себя хорошо и ни за что не буду кусать бедного Джорджа.

— Моя дорогая, — запротестовал ее муж. — Я знаю, что играю ужасно.

— Ну и что? — сказала миссис Латтрелл. — Разве я не испытываю грандиозного удовольствия, дразня и задирая тебя на сей счет?

Мы все рассмеялись. Миссис Латтрелл продолжила:

— О, я знаю Свои недостатки, но не собираюсь в этой жизни от них отказываться. Джорджу просто придется смириться со мной.

Полковник Латтрелл посмотрел на нее с глупым видом. Думаю, именно из-за их отношений начался спор насчет брака и развода, который состоялся чуть позже.

Становятся ли мужчины и женщины действительно счастливее после развода, или же очень часто период раздражительности и отчужденности бывает временным… то же самое и насчет волнений по поводу третьей, так сказать, персоны… что если потом супруги вновь чувствуют любовь и возобновляют дружественные отношения.

Иногда очень странно видеть несоответствие убеждений людей их жизненному опыту.

Мой брак был невероятно счастливым и успешным, а я сам человек старомодный, и, однако, я стоял за развод… разрубить узлы и начать все сызнова.

Бойд Кэррингтон, который в женитьбе оказался несчастлив, твердо придерживался идеи о нерасторжимости брачных уз. Он сказал, что относится к браку с крайним почтением, потому что он, по его мнению, является фундаментом государства.

Нортон, будучи холостяком и посему не имея личного опыта, думал так же, как и я. Фрэнклин, казалось бы, современный ученый, как ни странно, решительно противился разводу. По всей видимости, тот противоречил логике его мышления. На каждом человеке лежат определенные обязанности. Таковые следует выполнять, а не отлынивать от них и не увиливать. Контракт, сказал он, есть контракт. Человек подписывает его по своей воле и посему должен его выполнять. Все иное, как он выразился, ведет к беспорядку. Болтающиеся концы веревки, полурасторгнутые узы.