Джоди осмотрела свою работу.

— Получилось.

— Давай еще. — Он сунул ей в рот другой палец.

Джоди выплюнула.

— Прекрати.

— Да ладно. — Томми опять его подсунул. — Пажаааалюста.

Здоровенный детина в толстовке «Сорокадевятников» нагнулся к ним от соседнего столика и сказал:

— Дружище, давай не надо? У меня тут дети.

— Извините, — ответил Томми и вытер вампирьи слюни о рубашку. — Мы просто экспериментировали.

— Ну да, только здесь для такого не место, ничего?

— Точно, — сказал Томми.

— Вот видишь? — прошептала Джоди. — Я тебе говорила.

— Пойдем домой, — сказал Томми. — У меня на ноге мозоль на большом пальце.

— Вот уж хуй тебе, пис-сатель.

— Низкокалорийная, — поддразнил Томми, тыча тапкой ей в ногу. — И мне хорошо, и тебе полезно.

— Не дождешься.

Томми обреченно вздохнул.

— Что ж, наверное, нам есть о чем волноваться, кроме моего большого пальца или твоего ожирения.

— Например?

— Например, о том, что вчера ночью я видел на стоянке у магазина парня, который, мне кажется, и есть тот другой вампир.

Когда они вернулись, через дорогу от студии на тротуаре спал бродяга. Томми, набитому едой быстрого приготовления и надутому эйфорией от того, что его дважды трахнули, захотелось дать ему доллар. Джоди остановила его и подтолкнула вверх по лестнице.

— Ты иди, — сказала она, — а я догоню.

Джоди постояла в дверях, рассчитывая, что бродяга шевельнется. Теплового ореола над ним не было, и она ожидала худшего. Вот-вот перевернется и снова захохочет над ней. От вливания крови Томми ей было сильно и нагловато — пришлось давить в себе порыв растолкать вампира и заорать ему прямо в рожу. Но она лишь прошептала:

— Мудак, — и закрыла дверь. Если слух у него так же остер, как у нее, а она была уверена, что так и есть, он ее услышит.

Томми она обнаружила уже в постели. Он спал без задних ног.

«Бедняга, — подумала Джоди, — бегал по Городу за меня, дела делал. После нашей встречи, видать, спал не больше двух часов».

Она укрыла Томми, поцеловала его в лоб и отошла к окну в большой комнате — наблюдать за бродягой через дорогу.

Томми снились фразы на бибоповой тяге — их читала голая рыжая девушка, которая спала с ним рядом, когда он проснулся. Томми обхватил ее рукой и притянул поближе, но она не отреагировала, не промычала ничего блаженно, не прижалась к нему ответно. Полная отключка.

Он нажал кнопку подсветки на своих часах и посмотрел время. Почти полдень. В комнате было до того темно, что циферблат еще пару секунд парил у него перед глазами после того, как он отпустил кнопку. Томми сходил в ванную и пошарил по стенам, пока не отыскал выключатель. Щелкнула и зафыркала единственная флуоресцентная трубка, потом наконец занялась и пролила через дверь в спальню смутное зеленоватое сияние.

«Похожа на труп, — подумал Томми. — Мирная, но мертвая. — Потом он посмотрел в зеркало на себя. — Я тоже похож на труп».

Он не сразу сообразил, что дело в лампе — это освещение отсосало жизнь из его лица, а не его подружка-вампирша. Томми серьезно насупился и подумал, как его станут описывать через сто лет, когда он станет по-настоящему знаменит и по-настоящему мертв.

Как многие великие писатели до него, Флад был известен своим озабоченным видом и болезненной бледностью, особенно при флуоресцентном освещении. Знавшие его утверждали, что даже в ранние годы они ощущали, что этот худой и серьезный молодой человек рано или поздно не только сделает себе великое имя в литературе, но и станет известен как динамо-машина секса. Потомкам он оставил свой след из великих книг и разбитых сердец, и хотя широко известно, что личная жизнь и довела его до конца, никаких сожалений он не испытывал. Это подчеркивается и в его благодарственной речи при получении Нобелевской премии: «Я пошел вслед за своим членом в преисподнюю и вернулся с отчетом».

Томми низко поклонился перед зеркалом, стараясь, чтобы нобелевская медаль не звякнула о раковину, после чего начал брать у себя интервью. В зубную щетку он говорил медленно и четко:

— По-моему, я осознал, что Город принадлежит мне, вскоре после моей первой успешной поездки на автобусе. Именно здесь мне суждено создать свои величайшие работы, здесь я встречу свою первую жену, милейшую, но глубоко нездоровую Джоди…

Томми отмахнулся от микрофона-щетки так, словно воспоминания были болезненны, хотя на самом деле он просто пытался вспомнить фамилию Джоди. Нужно выяснить, как ее звали в девичестве, подумал он, хотя бы для истории.

Он заглянул в спальню, где милейшая, но глубоко нездоровая Джоди лежала на матрасе вся голая и укрытая лишь наполовину. Томми подумал: «Она не будет против, если я ее разбужу. Ей же не надо ни на работу, никуда».

Он подошел к матрасу и дотронулся до ее щеки.

— Джоди, — прошептал он. Та не шевельнулась.

Он немного ее потряс.

— Джоди, милая.

Ничего.

— Эй, — сказал он, взяв ее за плечи. — Эй, просыпайся. — Она не ответила.

Он стянул с нее покрывало совсем — так поступал с ним его отец зимними утрами, когда он не хотел идти в школу.

— Подъем и вперед, боец, — жопу вверх, ноги на пол, — рявкнул он своим лучшим сержантским голосом.

Джоди смотрелась очень красиво — лежала голая в полусвете из ванной. Томми несколько возбудился.

«А каково было бы мне, проснись я, а она со мной любовью занимается? Ну, полагаю, я бы приятно удивился. Наверно, всяко лучше, чем просыпаться от запаха бекона на сковородке и воплей воскресных мультиков. Да, я уверен, ей понравится».

Он залез к ней в постель и осмелился на осторожный поцелуй. Джоди немного замерзла и не шевельнула ни мышцей, он, Томми, был уверен, что ей нравится. Он провел пальцем по распадку меж ее грудей и по животу.

«А если она не проснется? Вдруг мы с ней это сделаем, а она вообще не проснется? Как бы мне было, проснись я, а она мне говорит, что мы это сделали, пока я спал? Меня устроит, чего. Огорчусь, конечно, что все пропустил, но не рассержусь. Только спрошу, хорошо ли ей было. Хотя женщины — дело другое».

Он пощекотал Джоди, только чтоб добиться реакции. И вновь она даже не шевельнулась.

«Такая холодная. И всю ночь не шевелится — жуть берет. Может, подождать? Потом скажу, что подумывал об этом, но решил, что будет не слишком-то учтиво. Ей это понравится».

Томми глубоко вздохнул, слез с матраса и укрыл Джоди потеплее. «Надо ей что-нибудь купить», — подумал он.

Джоди рывком пришла в себя и укусила что-то твердое. Открыла глаза. Томми сидел на краю матраса. Она улыбнулась.

— Доброе утро, — сказал он.

Джоди потянулась к тому, что у нее во рту.

Он перехватил ее руку.

— Не кусай. Это градусник. — Он посмотрел на часы, вынул градусник у нее изо рта и проверил. — Девяносто пять и два.[21] Уже близко.

Джоди села и тоже посмотрела на градусник.

— Близко к чему?

Томми смущенно улыбнулся.

— К нормальной температуре тела. Я купил тебе одеяло с электроподогревом. Часов шесть работало.

Джоди провела по нему рукой.

— Ты меня разогревал?

— Клево, правда? — сказал Томми. — Я сходил в библиотеку и книжек тоже принес. Весь день читал. — Он придвинул к себе стопку книг и принялся их перебирать. Он читал названия и одну за другой передавал ей: — «Справочник читателя по вампиризму», «Вампирские мифы и легенды», «Крадущиеся в ночи» — зловещий заголовок, а?

Джоди брала книги, как червивые фрукты. На обложках чудовищные твари восставали из гробов, нападали на женщин в различных степенях раздетости и тусовались у замков на голых скалах. С букв в названиях капала кровь.