— Гемоглобин. Я добавил человеческий гемоглобин, и ткани вновь начали регенерацию. Я пропустил через секвенатор. Оказалось, ДНК — не человеческая. Близкая, но не человеческая. Не вырабатывает тепла, похоже, не сжигает никакого топлива, как это происходит в клетках млекопитающих. Криминалист утверждал, что кровь из тела спустил он, но раньше он так никогда не поступал. И я знал, что этого человека убили. И у меня возникла догадка. Я увидел в «Еженедельнике» объявление группы поддержки вампиров и стал наблюдать.

Джоди сказала:

— Предположим, я вам верю. Предположим, я верю, что вы верите во всю эту белиберду, но чем вы можете мне помочь? Предположим, что мне вообще нужна помощь?

— Я специализируюсь на генной терапии. Есть шанс, что мне удастся реверсировать процесс.

— Это не наука. Я не утверждаю, что ваша теория верна, учтите. Вы многого не знаете, и наукой это не объясняется. Если вы пока этого не поняли, скоро поймете. Вы сейчас толкуете о магии.

— Магия — это просто наука, которую мы пока не изучили. Вы хотите, чтобы я вам помог, или нет?

— А вам это зачем? Вы же считаете, что я убиваю людей.

— Рак их тоже убивает, но я все равно с ним работаю. Вы представляете вообще, какая конкуренция за рабочие места в моей области? Тут либо всё, либо ничего. Я могу получить диплом и пойти ставить сахариновые клизмы крысам за пять долларов в час. С тем, чему я научусь у вас, мое резюме окажется на верхушке любой стопки.

Джоди не знала, что ему ответить. Что-то в ней хотело бросить трубку и кинуться за ним. А чему-то хотелось, чтобы ему помогли.

Она сказала:

— Что мне нужно сделать?

— Пока ничего. Как мне с вами связаться?

— Этого я вам сказать не могу. Я вам позвоню. Номер дайте?

— Этого я вам сказать не могу.

Джоди вздохнула.

— Послушайте, мистер Гений Науки, придумайте уже что-нибудь, ладно? И, кстати, тех людей я действительно не убивала.

— Тогда почему вы меня до сих пор слушаете?

— Разговор у нас, по-моему, закончен. Садитесь в машину и привыкайте к мысли, что вам всю жизнь придется просить крыс нагнуться. Прощайте.

— Постойте, мы могли бы встретиться. Завтра днем. В каком-нибудь людном месте.

— Нет, только ночью. И подальше от людей. Вдруг вы полицию стянете. — Джоди смотрела на него, пока говорила. Он опустил бинокль, и стало понятно, что он азиат.

— Вы ж у нас убийца. Вам бы захотелось встречаться там, где безлюдно и темно?

— Ладно. Завтра вечером. В семь, у «Энрико» на Бродвее. Вам там достаточно людно?

— Конечно. Можно принести набор для взятия проб крови? Вы мне дадите?

— А вы мне дадите? — спросила она.

Он не ответил.

— Шучу, — сказала Джоди. — Слушайте, я не хочу вам никак вредить — но я не хочу, чтоб и мне вредили. Когда поедете отсюда, гоните как ненормальный — и не прямо домой.

— Почему?

— Потому что я этих людей не убивала, но знаю, кто это сделал, а он за мной следит. Если он вас видел, вам может не поздоровиться.

На линии все на минутку стихло — шептались только призрачные голоса сотовых соединений. Джоди смотрела, как азиат на нее смотрит.

Наконец, он прокашлялся:

— Вас здесь сколько?

— Не знаю, — ответила она.

— Я знаю, что меняются не все жертвы. Иначе ничего не выйдет. В геометрической прогрессии все человечество превратилось бы в вампиров за месяц. — Вернув разговор к науке, он заговорил увереннее.

— Все, что мне известно, я расскажу вам завтра. Но на многое не рассчитывайте. Много я и сама не знаю. Или могу сейчас, если захотите встретиться лицом к лицу, потому что по мобильному телефону с вами разговаривать как-то глупо, мне кажется.

— Ну да, вы правы. Но не сейчас. И не здесь. Вы же понимаете, верно?

Джоди кивнула — подчеркнуто, чтоб ему было видно издалека.

— Чем дольше вы тут стоите, тем больше шансов, что вас увидит он… другой. Стало быть, до завтра. Вечером в семь.

— А вы в этом же платье придете?

Джоди улыбнулась.

— Вам нравится? Новое.

— Великолепное. Я не ожидал, что вы окажетесь женщиной.

— Спасибо. Теперь поезжайте.

Она посмотрела, как он садится в «Тойоту». Сотовой трубки из руки он не выпустил.

— Только дайте слово, что не будете меня выслеживать?

— Я знаю, где вы будете завтра вечером, не забыли?

— Ой, да. Кстати, меня зовут Стив.

— Здрасте, Стив. Я Джоди.

— Пока, — сказал он и разъединился. Джоди повесила трубку и посмотрела вслед его машине.

«Вот здорово, — подумала она. — Еще одна забота».

Ей и в голову не приходило, что ее состояние обратимо. Но студент же, с другой стороны, не знает, как тело рассыпается в прах. Наука, щас.

«Прыгнуть или нырнуть?» — думал он. Промозглый ветер трепал шелковые брючины. Сигнальный огонь на опоре вспыхивал красным прямо ему в лицо, и он видел, как тепло клочьями срывает с огня, и оно растворяется в небе над заливом.

Его звали Илия бен Шапир. Пять футов и десять дюймов росту, уже восемьсот лет вампир. В человеческой жизни он работал алхимиком и все время смешивал зловонные химикаты и мычал темные заклинания, стараясь превратить свинец в золото и отыскать секрет вечной жизни. Но слишком хорошим алхимиком он не был. Трансмутацией так и не овладел, хотя причудливой химической ошибкой ему удалось изобрести тефлон — лет за восемьсот до того, как Дюпон найдет ему применение. (Хотя следует отметить, что археологи не так давно откопали в Гренландии камень с рунами викингов, на котором упоминался некий еврей, пришедший в 1224 году во дворец Константина Великолепного с предложением целой линейки непригорающих кочерг для императорской камеры пыток; его немедленно погнали взашей до городских ворот. Тем не менее достоверность этой истории ставится под сомнение, ибо начинается она со слов: «Я никогда не верил в правдивость твоих писем, пока мы с Гуннаром не…» — и далее повествуется о сексуальных похождениях двух викингов в гареме, полном смуглокожих византийских красоток.)

А вот поиск вечной жизни удался бен Шапиру несколько лучше. Надо, конечно, признать, что к ней прилагались побочные эффекты вроде пития человеческой крови и старательного избегания солнечного света, но к такому он привык. Одиночество вытерпеть было гораздо труднее. Но, быть может, после стольких лет и ему настанет конец. Он опасался возлагать надежды.

Сто лет прошло с тех пор, как птенчик столько продержался. В последний раз то была женщина из народа яномамо, что в бассейне Амазонки: она три месяца охотилась в джунглях одна, а потом вернулась в деревню и обратила собственную сестру. Сестренки объявили себя богинями и потребовали от односельчан жертв. Бен Шапир нашел их у реки — они питались старухой, и никакого наслаждения от того, что их убил, вампир не получил. Быть может, рыжая… да, рыжая может оказаться той самой.

«Нырнуть», — решил он. Оттолкнулся ногами от опоры, сложился для нырка и полетел пятьдесят этажей к черной воде. Задача была в том, чтобы не превратиться в туман перед тем, как удариться о воду. Иначе — слишком все легко и просто.

При столкновении с водой шелковый костюм с него содрало; швы на ботинках лопнули от смены давления. Он вынырнул голый — лишь один носок чудом пережил пушечное погружение — и не спеша поплыл к яхте. Плыть предстояло долго, и вампир думал: «Не надо было спасать ее от солнца. Наверное, я совсем истосковался по развлечениям».

Томми выпнул Императора из магазина на рассвете. Ночь у него была долгая — не подпускать сбрендившего монарха к Животным, раскидывать коробки по отделам и прикидывать логистику грядущей встречи с Марой. И все это — под воздействием паралич-травы Дрю, которая, похоже, воздействовала преимущественно на тот участок мозга, который мотивирует личность на сидение в углу, пускание слюней и разглядывание собственных рук. Когда смена закончилась, Томми отклонил приглашение Животных на пиво и фрисби на парковке, стянул из хлебного фургона багет и поехал на автобусе домой, намереваясь незамедлительно лечь спать. Но понял, что плану его осуществиться не судьба, когда у самого дома столкнулся со скульптором-мотоциклистом Фрэнком. Тот держал в руках бронзовый предмет знакомых черепашьих очертаний.