— Ты даже не знаешь, о ком я говорю, — смеюсь я сквозь боль.

— Не имеет значения. Если из-за него ты выглядишь так, — она указывает пальцем на мои опухшие глаза, — он мудак, и у меня нет другого выбора, кроме как спланировать его убийство.

Я смеюсь, но серьёзность ситуации омрачает моё веселье. Разве это делает меня плохим человеком, если я действительно хочу, чтобы мы спланировали его убийство? Я качаю головой, отгоняя эту мысль.

Я не такой человек. Я не он.

— Я потеряла свой телефон, — говорю я.

Её идеально ухоженные брови поднимаются.

— Да, я поняла это, когда ты не перезванивала мне последние два дня. И ты пропустила воскресный бранч.

Честно говоря, я даже не вспоминала о нашем позднем завтраке.

— Боже мой, Рия. Мне так жаль.

Она пожимает плечами.

— Я подумала, что твоё отсутствие было сигналом бедствия, поэтому я здесь. А теперь скажи мне, что случилось, — её взгляд осматривает комнату и расширяется, когда она видит разбросанные коробки и пустые полки. — Ты… собираешь вещи?

Я киваю, и в моей груди снова зарождается боль.

— Я выхожу замуж за Джулиана, — говорю я, избегая смотреть ей в глаза.

Она поджимает губы.

— По своей воле?

Я стискиваю зубы, чтобы не сказать правду, но она всё равно видит меня насквозь. Не знаю, зачем я вообще пыталась её обмануть.

— Не по своей воле, — отвечает она за меня.

— Это не имеет значения, — я машу рукой, будто это может что-то изменить. — Что ты всегда говоришь? Если не можешь выбраться из ситуации, погрузись в неё? Вот я и погружаюсь.

Она издаёт звук, похожий на смешок, прежде чем её руки взлетают к бёдрам.

— Ты меня просто оскорбляешь, когда вот так мне лжёшь, — Рия подходит ко мне вплотную, её руки опускаются мне на плечи, а глаза не отрываются от моих. — Если ты прыгнешь, то и я прыгну, помнишь?

— Пожалуйста, — я смеюсь, хотя на моих глазах выступают слёзы. — Не надо сейчас цитировать «Титаник», Рия. Не уверена, что смогу вынести ещё боль.

Но её действия произвели желаемый эффект, и я сдалась и начала рассказывать. О том, что жизнь Эйдана в опасности. О том, что я не смогла найти свой телефон, чтобы хотя бы отправить ему сообщение. Как Джулиан хочет, чтобы я притворилась, что мы влюблены, и как легко мой отец в это поверил.

И как только слова начинают слетать с моих губ, я не могу остановиться, тяжёлое бремя кажется немного легче, когда кто-то другой помогает его нести.

— Он нехороший человек, — говорю я. — И я не… я не знаю, что мне делать. Я даже не знаю, на что он способен, — паника охватывает меня, словно иголки, пронзая нервы. — А что, если он причинит вред моему отцу?

— А что, если он причинит вред тебе? — парирует Рия.

Я качаю головой.

— Я беспокоюсь не о себе. Я могу за себя постоять. Я просто… Не могу рисковать тем, что кто-то ещё может пострадать из-за меня.

Она кивает, и в её взгляде читается сочувствие.

— Так какой у нас план?

Я вздыхаю и подхожу к туалетному столику, чтобы взять шёлковую резинку для волос и убрать локоны с шеи.

— Подыграй мне, пока я не придумаю, как выйти из этой ситуации. У меня нет другого выхода, — говорю я, поворачиваясь к ней. — Мне нужен юрист или… не знаю, кто-то, кто готов выступить против Джулиана, чтобы я могла расторгнуть этот фиктивный брак и сохранить «Sultans».

Рия облизывает губы и кивает, подходя ко мне у туалетного столика и глядя на наши отражения в зеркале.

— Не уверена, что юрист сможет тебе помочь. Немногие готовы пойти против Джулиана Фарачи. Нужно придумать другой план.

— Я не знаю, что делать, — шепчу я. — Но мне нужно что-то предпринять.

Она колеблется, проводя пальцами по волосам, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Ты думала о полиции? Если он где-то устраивает аварии и угрожает тебе и Эйдану, им действительно нужно знать.

Я решительно качаю головой. Мой отец постоянно приглашает на обеды и вечеринки высокопоставленных полицейских и окружных прокуроров, и я знаю, что все они знакомы с Джулианом лично и с радостью закрывают глаза на его сомнительные дела в обмен на вознаграждение.

— Нет, никаких копов, — твёрдо говорю я. — Тело Александра ещё не найдено, и мой отец не простит мне, если полиция начнёт что-то расследовать. Кроме того, я уверена, что большинство из них всё равно у Джулиана под каблуком.

Она раздражённо вздыхает.

— Тогда мы найдём тебе адвоката, которому всё равно.

На её лице появляется ухмылка, хотя глаза остаются такими же тёмными и серьёзными, какими я их ещё никогда не видела. Она протягивает руку с вытянутым мизинцем. Я обхватываю её своим, и её улыбка становится шире.

— Вместе до гроба, сучка, — говорит она. — Мы не сдадимся без боя.

1

8. ДЖУЛИАН

Помещение, в котором мы находимся, небольшое и тесное для человека, который двадцать лет проработал судьёй. Стены здесь со временем пожелтели, но это не так заметно благодаря мебели из тёмного дерева. Энтони Макфарлейн, с которым я здесь встречаюсь, потратил немало средств, чтобы сделать его более презентабельным, чем оно есть на самом деле.

Работа муниципального судьи имеет свои пределы, я полагаю.

Сейчас размер комнаты играет мне на руку, позволяя видеть каждое движение лица Энтони, пока он придумывает отговорки, почему не может дать мне то, что я прошу.

— Ты не понимаешь, — умоляет он, и его очки в оправе сползают на большую горбинку на носу. — С момента подачи заявления на разрешение брака до проведения церемонии должен пройти обязательный двадцатичетырёхчасовой период ожидания. Кроме того, я не могу просто составить документ и заставить её подписать его. Это не так работает.

Я киваю и достаю из кармана своего костюма небольшой и компактный посох. Затем нажимаю на кнопку под крышкой, и звук, с которым он разворачивается в полный размер, эхом отражается от стен. Я переворачиваю посох тыльной стороной ладони, ощущая, как гладкий чёрный металл придаёт мне уверенности.

— Мне нужно, чтобы мы работали вместе, Ваша Честь, — говорю я.

На его лбу появляются морщины, и он как будто обмякает в кресле.

— Джулиан, — умоляет он. — Я не всесилен.

Я делаю шаг вперёд, и край его стола врезается мне в бёдра через чёрные брюки.

— Помнишь, как ты пришёл ко мне пять лет назад?

Энтони поджимает губы.

— Джулиан…

— А, а, а, — я цокаю языком и протягиваю руку, пока конец моего посоха не упирается ему в солнечное сплетение. — Сделай мне одолжение, старый друг.

Энтони поджимает губы.

— Ещё раз, что заставило тебя обратиться ко мне за помощью? — я наклоняю голову набок.

Он не отвечает.

— Это была твоя жена, — говорю я вместо него. — Она как раз собиралась найти те отвратительные видеозаписи, на которых ты склонился над своим столом, как заколотый поросёнок, и тебя трахала твоя интерн. Напомни, сколько ей было лет, девятнадцать?

Я цокаю языком.

— Непослушный мальчик.

Его щёки краснеют.

— Ты обещал никогда…

— А я этого не сделал, — перебиваю я. — Я использовал свои связи, своё имя, чтобы помочь другу в беде. Разве не в том году я подарил тебе то потрясающее изумрудное ожерелье на твою годовщину? — моя улыбка исчезает, а глаза сужаются, когда я вонзаю свой взгляд в него. — Или я путаю это с тем, как ты просил те серьги-гвоздики в два карата для своей любовницы?

Он сглатывает, его кадык дёргается.

— Думаю, это не имеет значения. Ты сделал правильный выбор, обратившись ко мне за помощью. Но, знаешь, сейчас я чувствую себя почти виноватым.

Я смеюсь, прежде чем резко оборвать фразу, пронзая его взглядом.

Наступает звенящая тишина.

— Разве ты не хочешь узнать почему? — спрашиваю я.

Он колеблется, прежде чем ответить: — Х-хочу.