Наконец, мы останавливаемся прямо перед зданием.

Водитель покидает автомобиль, направляется к багажнику, откуда он выгружает наши сумки, и относит их в помещение. Я же остаюсь на месте, сидя сцепив руки на коленях и ожидая дальнейших действий Джулиана.

Он не произносит ни слова, просто отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины. Я следую его примеру, и прохладный ночной воздух обдувает мои щёки. Я с облегчением разминаю мышцы, поднимаясь на ноги, и использую момент, чтобы потянуться, стараясь не обращать внимания на случайные боли, вызванные долгой поездкой.

Небо чёрное как смоль, за исключением огней здания, и я не помню, чтобы когда-либо видела звёзды такими яркими.

Их здесь так много.

— Где мы? — наконец спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

Джулиан даже не смотрит на меня.

— Это и есть комплекс.

— Да, я поняла, гений. Я имела в виду, в какой части страны?

Он пронзает меня острым взглядом, и по моим венам пробегает дрожь.

Наконец-то, хоть какое-то внимание.

— Это не имеет значения.

Я закатываю глаза, потому что знаю, что он терпеть не может, когда я так делаю.

— Что ж, это сужает круг поисков.

Он поворачивается ко мне всем телом, его челюсть напряжена, а взгляд становится холодным и решительным. Я чувствую лёгкий страх, но его заглушает бешеный стук моего сердца, которое радуется тому, что он снова обратил на меня внимание.

— Позволь мне внести некую ясность, — говорит он тихим и сдержанным голосом. — Ты здесь не на отдыхе. Не для того, чтобы осматривать достопримечательности. Не имеет значения, где мы находимся, потому что ты не должна покидать это здание.

Я фыркаю и подхожу к нему, скрестив руки на груди.

— Тот факт, что ты думаешь, что можешь обращаться со мной как с дерьмом, а потом все равно указывать мне, что делать, как будто я ребенок, просто потрясает.

На самом деле я не расстроена; я нарочно пытаюсь его разозлить.

Просто для удовольствия.

Просто чтобы посмотреть, сколько потребуется усилий, чтобы его ледяная маска дала трещину и вернула мне моего Джулиана.

Я приподнимаюсь на цыпочки, царапая ногтями его грудь, и наши лица оказываются так близко, что наши носы соприкасаются.

— Советую тебе взять себя в руки, Patatino, а то люди решат, что ты мой папочка, а не муж, — говорю я с улыбкой.

Он усмехается, глубоко и мрачно, наклоняет голову и смотрит на меня сверху вниз, протягивает свою мускулистую руку и касается моей щеки.

— Если я захочу быть твоим папочкой, я снова перекину тебя через своё колено, — говорит он.

Я чувствую, как трепещу от его тёплого прикосновения.

— Если я захочу быть твоим мужем, ты будешь рядом со мной, — продолжает он, поглаживая мою щёку большим пальцем.

— И если я захочу быть твоим возлюбленным, то убью парня, которого ты любишь, — добавляет он.

В том, как он произносит последнюю фразу, есть что-то, что заставляет меня сосредоточиться. Я начинаю задумываться: может быть, причина, по которой он так отчаянно хочет, чтобы я сказала ему, что принадлежу ему, в том, что он беспокоится об Эйдане.

О парне, который долгие годы владел моим сердцем. О том, кем ему приходилось манипулировать, чтобы разлучить нас, и о том, с кем ещё пару недель назад я была уверена, что хочу провести остаток своей жизни.

Конечно.

Если бы я была на месте Джулиана, разве я не чувствовала бы то же самое?

Мои мысли возвращаются к прошлому. К той ночи, когда всё изменилось. К тем маленьким моментам, которые были между нами. К тем, которых не должно было быть, но которые мы не могли избежать.

Где-то на этом пути всё изменилось для нас обоих. То, от чего я не могла спастись, превратилось в то, за что я пытаюсь держаться. И если это происходит со мной, логично предположить, что это происходит и с ним.

Его нельзя назвать человеком высоких моральных принципов, но, с другой стороны, мой отец тоже не такой. Я не обращала внимания на поступки, которые, как мне было известно, совершал Баба, потому что очень люблю его.

Так что же мешает мне признать, что мои чувства к Джулиану могут быть искренними, несмотря на то… как это началось?

Я смотрю на него, и всё видится мне в новом свете.

Возможно, для него это так же реально, как и для меня.

Он начинает двигаться, отворачиваться от меня и от разговора, но я так просто его не отпущу. Не тогда, когда он воздвигает эти стены, которые держат меня взаперти, когда я знаю, что ему действительно больно внутри.

Внезапно вопросы о том, принадлежу ли я ему, обретают смысл, и только сейчас я полностью опускаю свою защиту, отпускаю всё, из-за чего злилась, все тяжелые, болезненные эмоции и позволяю себе признать, что он мне небезразличен в головокружительном, болезненном смысле.

Я никогда не испытывала таких чувств ни к кому, даже к Эйдану.

Он мой муж.

Мужчина, которого я должна ненавидеть.

Он провел всё своё детство, ставя других на первое место, и никогда не получал любви и внимания в ответ, его никогда не выбирали.

Так что, конечно, он будет возводить эти стены.

Конечно, он будет отворачиваться.

Я уверена, что все это пугает его так же сильно, как и меня, и осознание этого — осознание того, что ему приходится справляться со своими чувствами ко мне единственным известным ему способом, — заставляет меня бежать за ним, чтобы схватить его за руку.

Он напрягается, но останавливается как вкопанный, и я встаю перед ним, вытягивая шею, чтобы заглянуть ему в глаза. Мое сердце бешено колотится в груди, балансируя на краю обрыва, и я не знаю, что я должна сказать, но точно знаю, что не хочу быть похожей на своего отца, ждать, пока окажусь на смертном одре, чтобы разобраться со своими эмоциями и с тем, как подвела людей, которые мне небезразличны. И не хочу быть такой, как мать Джулиана, брать от него всё, что могу, и никогда ничего не давать взамен.

Я обхватываю его лицо ладонями, его щетина царапает мою кожу.

Он вздрагивает, но не отталкивает меня, его ноздри раздуваются, в то время как он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты упрямый, глупый мужчина, — я провожу пальцами по его подбородку и обхватываю его шею сзади, приподнимаюсь на цыпочки и тяну его вниз, пока его лоб не оказывается напротив моего. — Разве ты не знаешь, что я твоя? — шепчу я.

Он тяжело дышит, и его глаза медленно закрываются.

У меня внутри всё переворачивается, а сердце сжимается от страха, когда я думаю, не опоздала ли. Мне нужно было сказать ему об этом ещё в самолёте, когда он спросил, но я не была уверена вплоть до последнего момента.

До момента, пока мне не стало казаться, что я теряю его, хотя он и рядом.

— В такой ситуации легко растеряться, когда ты отрезан от всего остального мира, — говорит он, выпрямляясь и нежно целуя меня в висок. — Скажи мне это ещё раз, когда мы вернёмся домой, и, возможно, я тебе поверю.

Затем он хватает меня за руку и тянет за собой в здание.

3

4. ДЖУЛИАН

Когда мы входим в главное здание, все спят, скорее всего, потому, что на дворе середина ночи. Я не был здесь с тех пор, как «Sultans» купили это место. Я убедил Али, что нам необходимо найти потерянную лампу, а для этого нужно жильё, которое археологи могли бы использовать в качестве базы в перерывах между раскопками.

Я уже и забыл, насколько это место похоже на склад. Но здесь есть всё необходимое: жестяные стены, высокие потолки с выступающими балками и мебель, которая расставлена по всему пространству. Мягкие диваны и большие кресла-мешки окружают телевизор с плоским экраном. Под кухонным островком стоят высокие бамбуковые табуреты.

Это полностью открытая планировка, в которой длинный прямоугольный обеденный стол не отделяет кухню от гостиной.