— Как будто уже сейчас не хватает поводов для беспокойства, — фыркнул я, — сейчас, когда сторонники нацистов гоняются за мной.
— На данный момент наибольшее беспокойство вызывают джапы, — продолжал Спенсер без малейших признаков сочувствия. — Обстановка заметно улучшилась после окончания военных действий в Маньчжурии, хотя и продолжаются разборки китайцев между собой и страна поделена между коммунистами, националистами и несколькими военачальниками. Но есть признаки того, что националисты создают альянсы для изгнания джапов. А те не оставят это без внимания. Передо мной поставлена задача оценить потенциальную мощь возможного китайского союза и вероятную реакцию японцев на такое формирование.
— И именно поэтому вы здесь, в Гонконге? Не для того, чтобы задать мне выволочку за похищенное нацистское оружие?
— Нет, и я отправляюсь в Шанхай. С вами — так уж случилось. — Он подождал, пока я переварю эту неприятную новость. — Так что вы будете иметь удовольствие от моей компании в течение нескольких дней, если, конечно, вы сможете оторваться от общения с хорошенькой леди Эшворт, — закончил он, смеясь над шуткой, которая мне не понравилась.
Именно тут я окончательно понял, что он действительно является шпионом.
Резкие звуки, раздававшиеся при проверке Мак-Гратом согласованной работы машинного и швартовных телеграфов перед отходом из Гонконга, прервали мои воспоминания. Я стоял на крыле мостика в ожидании прибытия лоцмана и смотрел на Пик — самую высокую вершину на острове Гонконг, которая возвышалась над южным берегом благоухающей гавани. Прошло несколько лет с тех пор, когда я последний раз пересек на пароме бухту и совершил головокружительно крутой подъем дребезжащим фуникулером, ползущим вблизи обрывистых склонов, на самую вершину Пика. Ясным днем оттуда открывался великолепный вид всю просторную гавань, протянувшуюся с востока на запад, с мириадами судов, джонок и сампанов, выглядевшими совсем крохотными с высоты полутора тысяч футов. При наличии свободного времени я любил прогуляться по садам, раскинувшимся вокруг вершины, и выпить кружку прохладного пива с сигаретой на террасе находившегося там же отеля "Пик-Хотел".
Но, конечно, не в этот раз. Указания председателя правления о быстрейшей подготовке судна к выходу в море давали совсем немного времени для схода на берег. От молодежной части экипажа, которая привыкла проводить свободное время в дешевых припортовых барах и в таких же дешевых и грязных борделях, можно было услышать приглушенное бурчание, но старшая часть принимала ограничения как должное. Если мы должны были поторопиться с выходом в море — значит, должны. Гонконг никуда не денется и подождет следующего раза. И в любом случае, впереди Шанхай. По крайней мере, таким было мнение Крампа.
— Не горюй, повидаешь еще Гонконг, — утешал он Мак-Грата на другом крыле мостика, где они перекуривали до прибытия лоцмана. — Шанхай намного лучше. Там можно получить все что хочешь. Буквально все! — подчеркнул он. — Там есть ночной клуб под названием "Замечательный мир". Он принадлежит одному продажному полицейскому по имени Ванг. Шесть этажей, полно народу, а шума еще больше. Все виды развлечений, которые только могут придумать эти китайцы.
Лицо Мак-Грата выдало его изумление.
— Ничего удивительного, —— продолжил Крамп. — Как я сказал, в Шанхае можно приобрести что угодно — за деньги, конечно. Ванг с помощью подкупа добился назначения себя главой китайской полиции Французской Концессии[33], и с тех пор крышует всякого рода подпольные делишки в городе. Все это сосредоточено в "Замечательном мире". На первом этаже находятся столики для игры в маджонг, игровые автоматы и певчие птички.
— Певчие птички? — поразился Мак-Грат.
— Шлюхи, — объяснил Крамп. — Это пошло от их китайского названия. Но они могут и спеть для тебя, если захочешь. — Он рассмеялся и затем продолжил: — Но это только начало. На втором этаже девочки носят платья с разрезами на бедрах, там есть кафе, парикмахерские, можно почистить уши от серы. Выше находится кабаре с джаз-бандой и девки носят платья с высокими воротниками и разрезами от самого пояса — на случай, если ты не был удовлетворен видом этажом ниже. На четвертом — стрелковый тир, столы для игры в фэнтен, массажные кабинеты. На пятом девочки носят платья с разрезами от подмышек, там есть кинетоскоп и китайский храм с уродливыми божками и амулетами. Ну и на крыше располагаются качели, канатоходцы, и даже есть неогороженный участок, где проигравшиеся в пух и прах китайцы могут сохранить свою честь, бросаясь вниз и разбиваясь о мостовую.
— Звучит завлекательно. В Сиднее есть Чайнатаун, но там ничего похожего нет, — отозвался Мак-Грат.
— Я бы не был так в этом уверен, — возразил Крамп. — Возможно, вы, квайлы[34], не знаете об этом, но я готов биться об заклад, что поднебесники имеют там и игорные, и опиумные заведения, точно так же, как в Гонконге или Шанхае.
— А что ты имел в виду, говоря о французской концессии? — спросил Мак-Грат. — Разве Шанхай не часть Китая?
Я зажег сигарету и продолжил прислушиваться к удивительно вызывающим воспоминания разглагольствованиям Крампа.
— Так оно и есть, но императора вынудили подписать договор о международном контроле и предоставить определенные торговые права. Так появился Международный Сеттльмент, который контролируют британцы. Французы, как всегда, захотели жить отдельно, и теперь у них своя территория — Концессия, южнее британской. Международный Сеттльмент — это как раз то, куда мы идем, но имей в виду: хоть ты там и увидишь британскую форму, это не означает, что там царит наш закон. Это место может быть весьма опасным.
— Ты, наверно, хорошо учился в школе, чиппи, — сказал Мак-Грат. — Я в школе не уделял особого внимания Китаю.
— Школа! — фыркнул Крамп. — Никогда в нее не ходил. Читать и писать я стал на моем первом судне, подшкипер[35] научил. И все, что я узнал потом о нашей так называемой "Империи, над которой никогда не заходит солнце", я узнал практически. Башмак полицая ударяет одинаково больно что в Лондоне, что в Шанхае, но здесь отношение получше. Но ты не волнуйся, — добавил он, заметив озабоченное выражение лица Мак-Грата, — я знаю местные порядки. Держись меня, и увольнение на берег пройдет так же хорошо, как и в других местах.
Я усмехнулся, слушая описание Крампом "Замечательного мира". Более-менее все было так, как он описывал. Место, которое потакало чуть ли не любому пороку, несмотря на свою низкопробную репутацию (а возможно, как раз благодаря ей), было излюбленным для посещения богемной частью европейского общества Международного Сеттльмента — шанхайлендеров, как их звали.
Я провел там немало приятных часов, хорошо поддав перед тем, как поторговаться в цене за ночное развлечение с "певчими птичками". Так, воспоминания должны подождать — я услышал звук шагов на трапе со шлюпочной палубы на мостик, возвещающий прибытие лоцмана, и тут же раздался ревун буксира, который подходил к борту, изрыгая клубы дыма. Матросы на баке вывалили за борт толстый манильский буксирный перлинь, шкипер буксира ловко подвел корму так, что его люди смогли сразу зацепить огон каната и накинуть его на буксирный гак. Буксир стал медленно отходить, мои матросы вытравливали перлинь до тех пор, пока шкипер не поднял скрещенные руки в универсальном жесте "стоп травить, так крепить".
— Отдавайте все швартовы, — распорядился лоцман, и, когда все концы оказались на борту, скомандовал: —Самый малый вперед!
Звякнул телеграф, лоцман издал длинный сигнал своим свистком, буксирный канат натянулся и затрещал, натягиваясь по мере того, как буксир увеличивал обороты, размолачивая винтом грязную портовую воду и отбрасывая струю вспененной коричневой воды, увлекавшей за собой деревянные щепки и бумажные обрывки, гниющие фрукты и рыбьи скелеты — все это разбивалось форштевнем парохода и обтекало вдоль его бортов. Я ощутил вибрацию своего винта, судно медленно отваливало от причала вслед за буксиром, направлявшим его нос в сторону рейда. Как только мы вышли на траверз мыса Коулун-Пойнт, лоцман еще раз свистнул, и буксир сбавил ход и отдал буксирный конец.