— Мы уже сжигаем аварийный запас, капитан. Хватит еще на пару суток, если будем расходовать бережно. 

— От мыса Энганьо до Гонконга 450 миль, это часов сорок пять хода, к тому же мы и до мыса еще не добрались. Сколько до него — не могу сказать, более полусуток нет определений. Не хотелось бы в море вызывать буксир.

— Понятно, но у нас в запасе есть сепарация[26]. Порубить, и сгорит за милую душу, — ответил чиф. Затем, посерьезнев, положил руку мне на плечо. — Сделаем все в лучшем виде, шкипер. Я уже отключил все неважные электроприборы. Льда в морозильной камере не будет, и у себя повыключайте вентиляторы и лишнее освещение.

— Спасибо, чиф, держите меня в курсе.

К смене вахт ветер отошел достаточно далеко к западу, но дул все еще яростно, и я распорядился подвернуть влево, чтобы компенсировать снос. Не имея определений после утренней обсервации Лотера по звездам, я прикидывал весьма приблизительно, что мы увидим огонь маяка к полуночи. Если же нет, то, как говорил Юлий Цезарь о Рубиконе: когда доберемся до этой реки, тогда и перейдем. Но мысли о возможности не увидеть в темноте маяк и налететь на мели и рифы расположенных севернее него островов постоянно крутились в моей голове.

По мере того как удалялся тайфун, волны стали уменьшаться, и ветер, все еще штормовой силы, потерял свой ужасающий, воющий характер. Но ливневый дождь не прекращался, и даже при дневном свете мы имели мало шансов увидеть маяк. Ослабевшая ярость моря сделала возможным, хоть и все еще опасным, поход на корму, чтобы снять показания лага. Мак-Грат вызвался добровольцем для выполнения этой миссии, и я провел несколько тревожных минут, прежде чем вновь появилась его улыбающаяся фигура, похожая на большого, мокрого, дружелюбного терьера.

Счетчик лага показал, что с последней обсервации более двенадцати часов назад мы прошли только 40 миль. Дальнейшие показания лага свидетельствовали, что мы набираем скорость и делаем пять узлов по воде — вполне приемлемая скорость при данных условиях, но съедающая наш драгоценный, все уменьшающийся запас угля.         Пока часы на переборке рулевой рубки отсчитывали последние минуты перед полночью, я с тревогой шарил по горизонту ночным биноклем, высматривая малейшие отблески маяка мыса Энганьо. Темнота ночи была почти могильной, и я задавал себе вопрос, а не повредил ли тайфун маяк настолько, что он более не светит. В таком случае единственным предупреждением перед тем, как распороть себе днище, будет вид бурунов под самым носом. На мгновенье я чуть было не поддался искушению повернуть и направиться в открытое море, подальше от опасностей. При других условиях я бы приказал использовать глубоководный лот для измерения глубин, но с такими волнами, все еще обрушивавшимися на судно, это было смертельно опасно.

— Эти вспышки, там за облаками — молнии или?.. — отвлек меня от размышлений голос Мак-Грата.

— Где они, мистер? 

— Три румба слева по носу, — прозвучал ответ Мак-Грата. — Для молнии они слишком регулярны. — Его голос звучал приподнято от возбуждения. — Считаю вспышки. Один... два... три... четыре... пять. Да, это Энганьо, сэр. — Его крик звучал почти триумфально.

— Отлично, третий. Берите пеленг при первой возможности и начинайте прокладку для крюйс-пеленга[27].

"Благодарю Тебя", прошептал я, надеясь, что тот из богов, который сжалился над моим пароходом, услышал меня. Я был уверен, что попадал в худшие переплеты, но не мог вспомнить, когда это было. Но сейчас, выжив в тайфуне, было бы слишком жестокой шуткой не заметить маяк и в результате вылететь на мель.

С чувством глубокого облегчения я наблюдал, как Мак-Грат работал с картой, готовя прокладку. Я почти завидовал ему. Прошедший день был ужасен, и я размышлял, приходило ли ему в голову, насколько близко мы были к тому, чтобы пасть жертвой этого тайфуна. Если бы траектория его центра шла немного южнее... Если бы он не повернул на север... Если, если!

Но это прошло, и я нисколько не сомневался, что Мак-Грат, со всей жизнерадостностью молодости, предвкушает то время, когда Гриффит сменит его, чтобы положить голову на подушку.

Я взглядом обвел горизонт: проблески маячного огня стали более четкими. 

— Не пора ли брать второй пеленг, третий?

Нет, для отдыха еще не время, нет. Я взъерошил свои намоченные соленой водой волосы. Глаза болели, и я знал, что белки покраснели, а под глазами появились синяки. Нам требовалось еще несколько часов, чтобы миновать мыс Энганьо и достигнуть безопасности открытого пространства. И с каждой проходящей минутой все больше и больше лопат угля кидалось в разверстые жерла котлов.            

Двумя днями позже "Ориентал Венчур" устало пробирался между островами восточного входа в гавань Гонконга. Тайфун очистил Китайское море от массы сампанов и джонок, которыми в нормальных условиях кишела прибрежная зона. Конечно, многие из них были опытными мореходами, увидели признаки приближения тайфуна и укрылись на защищенных якорных стоянках. Однако были и другие, не столь проницательные или находившиеся далеко от берега, которые были захвачены ураганом и пошли ко дну в этих немилосердных водах, оставляя горюющие семьи подсчитывать понесенные убытки. Так бывало повсюду, где человек покидал относительную безопасность суши в поисках рыбы или других богатств моря-океана. И у Роуденов было немало своих сынов, ставших жертвами морской профессии. Но не в этот раз.

Когда я вел побитое, но сохранившее гордый вид судно по проливу Татонг-Чэннел, кочегары бросали в топки последние лопаты угольной пыли. Его надстройки несли многочисленные признаки борьбы с тайфуном. Две шлюп-балки торчали пустые и согнутые, искореженные или отсутствующие палубные устройства и дельные вещи имели такой вид, будто они побывали в объятиях Великого Кракена. Большие полосы краски были содраны с поверхностей силой ударов бешеных волн, являя постороннему взору тусклые участки голой стали, уже покрывающиеся ржавыми потеками.

По контрасту с побитым, прихрамывавшим судном утро выдалось свежим и прекрасным. Солнце еще не поднялось достаточно высоко для того, чтобы его жадные лучи выпили всю влагу с зеленых, покрытых лесом склонов гор, которые окружали гавань. Скалистые вершины Поттингер-Пик и Маунт-Паркер четко выделялись на фоне бледно-голубого утреннего неба, и казалось, что до них можно дотянуться и потрогать руками.

Обойдя полуостров и повернув на курс, ведущий к узкому проходу Лаймун-Пэссидж, я заметил лоцманский катер, шедший по проходу в нашу сторону. Я сбавил ход, катер подвалил к борту, и потеющий краснолицый англичанин в спортивных шортах и накрахмаленной, но успевшей помяться белой рубашке вскарабкался по лоцманскому трапу и поднялся на мостик.

— Доброе утро, капитан, — произнес он, протягивая коротенькие и толстые пальцы и тяжело дыша от подъема по трапам. — Судя по внешнему виду вашего судна, вам изрядно досталось.

Я слегка пожал его слабую влажную руку.

— Да, нам досталось несколько неприятных часов, когда казалось, что пришел конец. — Я любовно потрепал тиковый планширь ограждения крыла мостика: — Старушка держалась замечательно.

 — Вам, капитан, крупно повезло. С Формозы приходят сообщения о множестве затонувших и выброшенных на берег судов. — Он сделал паузу, как бы ожидая ответа, но когда я просто кивнул, подтверждая наше замечательное везение, продолжил: — Вас ставят к причалам Коулун-Пойнта.

— Замечательно, лоцман, принимайте управление. Имейте в виду, мы дожигаем остатки и угольную пыль, так что я не уверен, сколько протянем. Буксир заказан?

— Да, капитан, он на подходе.

 Когда мы прошли узкость, перед нами открылось обширное пространство бухты Коулун-Бей. Впереди у мыса Норт-Пойнт я заметил спешащий к нам приземистый, похожий на крепыша буксир. Я обратился к Лотеру, стоявшему на крыле рядом со мной: