«Грубо, но точно», — мысленно согласился доктор.

— Пойдем-ка прогуляемся по парку, — бросил очнувшийся шейх. — Невредно бы осмотреться.

В процессе гуляния были обнаружены из местных достопримечательностей: оранжерея, пара-тройка хозяйственных пристроек, две беседки, четыре неработающих фонтанчика, из которых, по идее, должна была течь питьевая вода; да еще в зарослях то и дело мелькала лучащаяся счастьем козья морда: после скудного рациона Ош-Дастана коза явно решила, что попала в рай.

Выхода обнаружено не было.

Мглистая стена надежно огородила мектеб со всех сторон, и никаких проходов в ней не наблюдалось.

В тягостном молчании они вернулись ко входу в центральный корпус. Ветер неуютно посвистывал в кронах деревьев, время от времени срывая и бросая на аллею пожухлые желтые листья.

Листья.

Желтые.

Откуда?! Ведь на дворе весна!

«Ну и что, что весна», — отрешенно подумал доктор Кадаль.

И был прав.

Из дверей медленно, один за другим, выходили пленники «Звездного часа»: Рашидик с Лейлой, администраторша, заметно притихший со вчера пьяница-козопас, охранник, которого гигант мушериф называл почему-то егерем, — парень катил перед собой инвалидное кресло с восседающей в нем старухой, а рядом шлепала кутающаяся в шаль девчонка, держа в руках ржавый меч…

«Небось и спала с ним» — мелькнуло предположение, при других обстоятельствах вызвавшее бы улыбку. Доктор Кадаль очень удивился бы, если бы кто-то, кто знает все, рассказал ему правду, — единственным человеком, не видевшим во время всеобщего обморока никаких снов-миражей, оказался именно он, почтенный хабиб-чудотворец.

Но кто-то, кто знает все, сейчас был занят в другом месте, и поэтому Кадаль смотрел на девчонку с единственной мыслью: эта смуглянка, собиравшаяся поломать любимый меч Рашидика, странным образом связана со всей заварухой.

Как?

Вчерашний индикатор в сознании надима Исфизара не ответил на этот вопрос. Ладно, посмотрим, нервы с утра вроде бы в порядке, истерикой не пахнет, а они пусть идут: гулям, старуха, девочка…

Гулям-эмир пока не показывался.

Последним в дверях вырос необъятный хайль-баши в сопровождении племянника и двух близнецов — мальчика и девочки. Дочка Равиля, тише мыши ходившая за отцом на расстоянии вытянутой руки, тут же подбежала к детям, и они принялись взволнованно шептаться.

Охранник что-то тихо сказал старухе в кресле, та согласно кивнула, поджав тонкие губы, все в морщинках, и мужчина решительно зашагал по аллее к воротам. Собравшиеся молча следили за ним, пока гулям не скрылся в тумане.

Тишина. Кажется, даже ветер притих в ожидании.

Проходит минута, другая…

Стук ботинок. И сосущее под ложечкой ощущение, что это уже было, было… было!.. Кошмар, ты вязнешь в болоте, рвешься наружу, к воздуху, к жизни, но силы на исходе, а испорченный проектор крутит один и тот же эпизод снова и снова… Ну почему, почему человек готов разбить себе голову о стену только потому, что надежда умирает последней?!

Гулям возникает из тумана, смотрит на угрюмые лица и молча идет вдоль призрачной стены. Шагов через тридцать он вновь ныряет во мглу. Это повторялось трижды. И всякий раз через пару минут гулям возникал на том самом месте, где входил в туман. В конце концов мужчина прекратил бесплодные попытки и вернулся.

Остальные тупо молчали, глядя в землю. Доктор Кадаль без сил опустился на ступеньки; ладонь нащупала рядом что-то холодное, слегка упругое. Доктор скосил глаза — и, невольно вскрикнув, отскочил в сторону.

На крыльце лежала забытая нога в лаковом ботинке, принадлежавшая, по мнению администраторши, исчезнувшему за пеленой хаким-эмиру. Выглядела нога совсем свежей, и никаких признаков разложения в ней заметно не было.

На вопль доктора обернулись все. Телохранитель Равиля и охранники уже сжимали в руках пистолеты, но тревога, к счастью, оказалась ложной.

«А ведь они только и ждут случая, чтобы спустить курок — обожгло вдруг доктора. — Сухой треск, височная впадина лопается под напором — и содержимое твоего черепа, венец сотен веков эволюции… — Нужен виноватый. И если он отыщется…»

— Надо бы ее, заразу… — двусмысленно предложил Равиль, кивнув на ногу. — Законсервировать, что ли?! А то лежит тут, как эта…

Шейх пощелкал пальцами, ища сравнение, не нашел и стряхнул пепел на лак хаким-эмировского ботинка.

— Пожалуй, — кивнула администраторша. — Доктор, как это лучше сделать? — обратилась она к Кадалю.

— Я… я не знаю! — растерялся психолог. — Я ведь не совсем доктор… то есть совсем, но не так, как вы считаете! Ну… в кулек, наверное, — и обложить льдом. У вас холодильник есть?

— Холодильник-то есть, зато электричества нет, — вмешался гулям, безуспешно пытавшийся выйти наружу.

— А если ее тово… заспиртовать? — предложил вдруг молчавший до сих пор пьяница.

— Хорошая мысль, — неожиданно согласилась женщина. — В медицинской части есть спирт. Усмар, возьми-ка ногу господина хаким-эмира и отнеси ее в лабораторию. Спирт в сейфе, ключ от сейфа висит на панели за дверью.

Усмар хотел было что-то возразить, но передумал, брезгливо взял отсеченную конечность двумя пальцами за лодыжку и направился в глубь мектеба. Пьяница-козопас как привязанный последовал за ним.

Администраторша прислушалась, как затихают на лестнице их шаги, и повернулась к оставшимся.

— Итак, мы заперты здесь неизвестно насколько, — спокойно констатировала она. — Электричества у нас нет, холодильники, соответственно, не работают…

— Воды тоже нет, — буркнул Равиль.

— Совершенно верно, господин ар-Рави. А если вы будете столько курить, то скоро не будет и кислорода. И без того уже дышать нечем!

Большой Равиль извлек из бороды сигару, втянул, раздувая ноздри, воздух…

— Действительно душновато, — согласился шейх. — Так что ж теперь, и не курить? Тогда я вообще задохнусь!

Огромный клуб дыма, выпущенный Равилем, должен был подтвердить истинность этого утверждения.

Женщина секунду поколебалась и решила не связываться с «горным орлом».

Пока, во всяком случае.

— В общем, нам надо сообща постараться…

В недрах мектеба раздался глухой удар, потом еще один, а вслед за ними — треск и грохот.

Стоявшие на крыльце гулям и телохранитель Равиля (последний — после короткого кивка хозяина), не сговариваясь, ринулись вверх по ступенькам. Но тут оказалось, что дверной проем прочно закупорен объемистым хайль-баши, который, похоже, никуда не торопился.

Как пробка в бутылке старого вина, залитая смолой, — философская пробка, понимающая неизбежность прихода штопора, но отнюдь не стремящаяся ускорить час встречи с ним.

И впрямь, когда необъятный мушериф соизволил посторониться, в дверях возник не кто иной, как старый знакомец: растрепанный надим Исфизар. «Опять все повторяется, — обреченно подумал доктор Кадаль. — Сейчас будут вопли, потом его унесут… и ноги накроют пиджаком». Однако доктор ошибся: губы надима на этот раз были решительно сжаты, а бесцветные глаза смотрели твердо и даже вызывающе.

— Господин Исфизар! Вы же были заперты! — изумилась-возмутилась администраторша.

— Ну и что? — хмыкнул надим, разглядывая собственные руки, словно видел их впервые. — У нас в мектебе разве двери? Так, ерунда…

Администраторша потеряла дар речи и принялась его искать, разевая рот выброшенной на берег рыбой. Безрезультатно.

— Господа, — сухо произнес Исфизар вместо ожидаемой проповеди, — я должен вам кое-что сообщить. Касательно нашего нынешнего положения.

— Вы забываетесь, надим! — прошипела мигом пришедшая в себя женщина, и пальцы ее зловеще скрючились, блеснув алыми ногтями. — Вы давали подписку!

«Коушут, — вспомнил доктор. — Надим звал ее госпожой Коушут».

— Можете забрать мою подписку из сейфа и использовать ее по назначению! — презрительно скривился надим, сверху вниз глядя на собеседницу. Зрелище заслуживало внимания: грозный Исфизар, с высоты крыльца и собственного немалого роста взирающий на кошкой припавшую к земле госпожу Коушут, казалось, готовую вцепиться ему в лицо. Только тут до Кадаля дошло: ведь это же именно он, Кадаль Хануман, сам того не ведая, излечил надима Исфизара! Вчера, во время случайного контакта. Куда подевались и нерешительность, и истеричность, и женственность…