– Ты коли есть чего менять, мне давай, тебя обманут с расчетом, вокруг жулики, – советует Марфа.

– Так и сделаем, вот полушубок этот можно продать, тепло уже, а у меня поддевка теплая есть.

Марфа сразу принялась ощупывать подкладку и воротник, оценивать. Своего сына небось не оставила бы раздетым в марте. Могут и морозы еще быть.

– Ильинична, мне нужно немного еды, на троих ребят. Они для меня кое-что сделали, обещал покормить.

– Уж не те ли бродяжки, что у нас на чердаке обосновались? – насупилась Марфа. – С осени избавиться не можем от них.

– Ильинична, они же дети, там даже девочка одна, – укоризненно качаю головой. – Куда им идти, приютов нет.

– Есть, как это нету, они оттуда и сбёгли! Их осенью забрали, а они через седьмицу вновь тут.

– Да? Ну неважно. Короче, собери поесть, можешь нашу пайку урезать коли жалко детям, – чуть повысил голос. Ильинична, бурча что-то под нос, пошла на кухню, захватив хлеб. Я следом. Уцепил кружку с еще теплым молоком и две булочки, и к Артуру. Тот дисциплинированно лежит под одеялом, читает журнал.

– Ты почему так долго? – вскинулся мне навстречу, отбросив одеяло.

– Расскажу позже, вот держи гостинец.

Протягиваю булку. Артур осторожно берет, подносит ко рту, вдыхает, наслаждаясь ароматом.

– Нам в корпусе на завтрак давали такие, еще до Рождества, потом уже плохо стало с питанием. Где ты ее взял?

– Завел полезное знакомство, завтра на свидание пойду. Чуть позже расскажу все, сейчас вот перекушу и пойду за циркачей узнавать. Тут беспризорники живут на чердаке, разведали по моему заданию информацию.

– Я видел их в окно, – кивает Артур. – Трое: девочка и два мальчика.

Охренеть! Он из окна понял что девчонка, а я впритык не смог распознать.

– Ты не внук Шерлока Холмса? Дай догадаюсь: девочка двигается иначе?

– Не угадал Ватсон! Это элементарно, только девочку могут называть Нюська, а мальчиков Тяпа и Шило!

– Не факт, – пытаюсь спорить, – Тяпа могут и девочку обозвать.

– Могут. Но он говорил о себе в мужском роде – попал, узнал.

– Туше, – соглашаюсь я. – Но ты оказывается нарушитель режима: торчал у окна черт знает сколько времени, вместо того чтобы лежать в постели.

– Полежал бы ты, попробовал, – вздыхает Артур.

Молоко не допил, отдаю Артуру. Не люблю с детства его. Булочку растягиваю, отламывая по кусочку. А там детвора голодная ждет… Отправляюсь на кухню, готовый к стычке с Марфой.

– Вон возьми тем оглоедам, – кивает Марфа на стол. Негусто, но я ожидал меньше. Шесть пирожков, три сырых яйца, три маленьких соленых огурчика и небольшой кусок хлеба.

– Кипятка еще сделаю, пусть погреются, – решительно берусь за чайник. Марфа, поджав губы, молчит. Пригласить их в квартиру даже не пытаюсь предложить, она и нас то не сразу дальше порога пустила.

С припасами и чайником поднимаюсь на чердак. Дойдя до лаза, останавливаюсь в недоумении – лестницы нет! А как они туда забираются?

– Эй, вы там? – окликаю вполголоса.

Сверху появляется лохматая голова. Исчезает, потом наблюдаю разворачивающуюся на лету веревочную лестницу. Скрученная из каких-то тряпок, выглядит сомнительно.

– Держи, – подаю наверх сначала чайник. – Осторожно, он горячий, не разлей на меня!

Потом, передав сверток с продуктами, осторожно поднимаюсь и сам. На чердаке темно, как тут без фонаря?

– Сюда, – тянут за рукав.

Зажигаю зажигалку, так лучше. Подсвечивая проходим несколько метров. Чердак высокий, метра три или больше. А вот и их пристанище, куча тряпок вокруг печной трубы. Пробую рукой – труба теплая, люди богатые живут, дров не жалеют.

– Не страшно вам в темноте, – спрашиваю внезапно охрипшим голосом.

– Вместе не боязно, у нас и керосинка есть, – отвечает Нюся. – Керосина вот нет.

У них нашлась и пара кружек, а одну я с собой захватил. Разливаю настойку смородиновых листьев и разворачиваю сверток.

– Кушайте господа, чем бог послал.

После такого зрелища начинаешь ценить то немногое, что у тебя есть. Крышу над головой, кусок хлеба, возможность видеть и слышать. Не прошло и минуты, как исчезли последние крошки. Господи, сколько же они не ели? Придется брать их на довольствие, не смогу я спокойно есть сам, зная, что они тут умирают с голода.

– Что вы там разведали? – спрашиваю, когда они опустошили и чайник.

– Тяпа, гутарь, – распоряжается Нюся. Она тут самая старшая, если ей на вид лет двенадцать, то пацанам не больше десяти.

– Ну это, Гутя слыхал они в Луганск собрались, потом на Харьков, а дальше в Польшу, – шепелявя поведал лохматый Тяпа.

– Это точно?

– Жуб даю!

– Вижу, уже раздал половину, – передних у него нет, оттого и шепелявит. – А почему ты Тяпа?

– Потому что растяпа! – ответила за него Нюся.

– А Шило, потому что на месте не усидит?

– Угадал! – довольные ребята, смеются. Немного для счастья надо, наелись и ладно, а что завтра будет чего гадать.

Поболтал немного с ними, о себе неохотно рассказывают, все сироты, в приютах хуже, чем на воле, а умирают там не меньше. Так хоть на свободе. Печально, а главное ничем не могу помочь. Нам с Артуром самим неизвестно на что надеяться.

– Вот что ребята, сейчас мне пора, а завтра будет вам еще задание.

– И покушать? – тут же реагирует Нюся.

– И покушать будет. Утром увидимся.

Про себя подумал: если не вернусь в свое время.

Впервые за время нахождения в прошлом просыпаюсь сам. И к своему удивлению испытал облегчение, от того, что до сих пор нахожусь здесь. Это как, ожидаемое свидание так повлияло? Маринку Батееву, однокурсницу с которой у меня отношения, так ни разу не вспомнил.

Сквозь закрытую дверь слышно дразнящий запах жарящихся пирожков. Ильинична готовится на рынок. Нужно вставать, обсудить с ней один вопрос. А так не хочется выбираться из-под теплого одеяла! Артур горячий под боком, кровать то одна. Первую ночь валетом спали, чтобы и я не заразился, а эту уже под одним одеялом. Набравшись решимости, выныриваю в холод комнаты, натягиваю в спешке одежду. За окном еще сумрачно, начало седьмого. Часы одни есть в комнате Марфы, огромные настенные с кукушкой. Они меня и разбудили, слышно через две двери.

Зевая захожу на кухню.

– Доброе утро! Меня возьмете с собой на рынок?

– Для чевой-то тебе? Полушубок я сама сменяю, не боись не обману.

– Полушубок? А ну да, он мне без надобности. Нет, я не боюсь, мне присмотреться, чем торгуют, какие цены. Нужно чем-то заняться, зарабатывать на жизнь.

– Чем ты на рынке займешься? По карманам лазать не станешь, там своя шайка имеется. Крючник из тебя хлюпкий, не возьмут.

– Крючник? – не удержал язык, слишком уж необычное слово.

– Грузчиков так называют, они крюком поддерживают мешки, шобы спину не сорвать.

– Не Ильинична, мне работа нужна не такая. Пока не знаю что именно, вот и хочу походить, покумекать. И еще, колечко вот это сменять надобно, но только на советские деньги.

Вчера перебрал наше добро. Большинство украшений слишком приметные, чтобы сбывать в Ростове, разве что на лом переплавить. Нашлась только пара обручальных колец без камешков и гравировок. Такие могут быть в любой семье, Марфа легко выдаст за свое.

– Чай золото? – Марфа пристально осмотрела кольцо. – Во втором подъезде ювелир у нас живет, Яков Аронович, оценит, глядишь, и сам купит.

– Нет! Лучше у кого подальше, – возражаю я. Аронович запросто может быть в курсе, имелось ли у Марфы вообще кольцо. А если нас ищут, то ювелиров, менял и зубных мастеров в первую очередь предупредили – сообщать обо всем подозрительном.

С трудом убедил Марфу взять меня с собой. Пообещал, что буду продавать сам пирожки, пока она займется обменом. Я нарядился в пальто Артура, оно немного коротко, будем считать полупальто. Тоже продадим, чуть позже. Рынков в городе несколько, тот, что нам нужен недалеко, в районе вокзала. Тащу корзину с пирожками, и обратно придется с грузом. Марфа принялась перечислять, что закончилось: мука, керосин, масло, горох, соль. Сообразила, что можно бесплатно использовать тяговую силу, и чего сопротивлялась? Не иначе надуть хочет, боится, узнаю за сколько сплавит одежку и кольцо. Спасибо хоть расщедрилась на пару пирожков с горохом, все не пустой желудок. Артуру тоже оставили, я еще и записку написал ему. Намучился пером писать, да еще тулить куда попало ять и твердый знак. Вот он посмеется с моей грамотности, когда проснется.