Просыпаюсь от дикого крика, от которого можно обделаться. Не сразу поняв, где нахожусь, сваливаюсь вниз на пол, хорошо невысоко. Горящий в печи уголь немного освещает помещение, память возвращается. А кричал Артур, лежащий рядом со мной на сундуке. Побрезговали мы занимать кровать, где спали эти…

– Ты чего орешь? – щелкнув зажигалкой, поднимаю огонек повыше.

– Там! В окно заглядывал мертвец! – Артур указывает в угол.

– Там нет окна! Тебе приснилось, успокойся.

Выпив воды, укладываемся снова. Мне и самому тут некомфортно, поэтому прижимаемся друг к другу теснее обычного, все не так страшно. Оставили нас ночевать тут, заодно и охранять. Вчера явились представители местной власти уже под вечер, мы как раз закончили шмон. Ничего ценного не нашли, только в подполе груду одежды на разные возраста. Не иначе осталась от жертв. Нас допросили, особо интересовало, как мы тут оказались. Рассказали им о нападении на поезд, показали бумагу выданную Вяземским. Последнее сразу изменило отношение к нам.

– Вот что хлопцы, придется вам с Одессой чуток обождать. Завтра отправим этих упырей в Луганск, вы как свидетели понадобитесь. А потом вас посадим на поезд и езжайте в свою Одессу.

– А чего их везти куда-то, закопать тут в поле живыми и место утрамбовать, – предлагаю я.

– Мы не бандиты, все должно быть по закону! Судить их будут, а потом можно и закопать, – частично согласен со мной молодой черноусый председатель сельсовета.

– Поедем раз надо, что мы, не разумеем, – соглашаюсь я. О том, что мы и так туда собирались, молчу, пусть считают, что мы делаем им одолжение. Глядишь, еще какие бонусы выторгую.

– А что твой товарищ молчит все время? – заинтересовались Артуром, который по моему совету помалкивает.

– Да он немного хворый на голову, а тут еще эти напугали, – возвращаю Артуру должок. – Боюсь, чтобы совсем дурачком не остался теперича.

Артур насупился, но выдержал. Я бы на его месте слюну пустил изо рта для убедительности.

Наказав быть готовыми с рассветом, нас оставляют ночевать в доме мельника. Естественно будут мерещиться всякие черти с покойниками. Артур до утра больше и не заснул, я немного придремал. Печь к утру погасла, стало прохладно. Есть мы ничего не стали, даже голодным не лезет ничего в рот в этом доме. Как подумаешь, что в этой кастрюле или чашке лежало человеческое мясо, всего выворачивает. Так что ограничиваемся только водой.

Пока за нами не приехали, решил еще раз поискать тайник. Должен быть, раз они забирали у жертв вещи, то и ценности хоть какие-то будут. А мы не обнаружили даже завалящей брошки. Дом добротный, полы из досок, что не в каждом доме. У многих до сих пор глиняные. Вот одна из досок за печкой и показалась мне подозрительной – щели возле нее не забиты мусором. Поддев кочергой легко отрываю ее. В углублениях среди глины лежат два маленькие свертка и один чуток побольше.

– Погляди, что я нашел!

Разворачиваю на столе: в первом кольца, цепочки, часы, серьги, крестики. Не все золото, большая часть бижутерия, кольца явно медь, цепочки, возможно серебряные, прочие украшения. Во втором оказались бумажные деньги, царские и керенки. И странный пистолет с длинным дулом.

– Не нужно это брать, – хмуро смотрит на россыпь на столе Артур.

– Согласен, отдадим властям, пусть забирают, – солидарен я.

Я бы не считал мародерством поживиться чем-нибудь, скорее моральной компенсацией, но от этой находки нам добра не будет. Даже прикасаться к ним противно.

– Только вот это возьму, – беру в руки пистолет, рассматриваю.

– Маузер, – проявляет эрудицию Артур. – Ты к нему патронов не найдешь.

– Да я и не собираюсь стрелять из него. Разве что попугать кого придется. И один патрон вот есть.

Напоследок разворачиваю завернутый в пергамент большой пакет. Икона…, довольно старая, но судя по качеству красок, не из дешевых. Без оклада, просто кусок доски. Иудей, изображенный на иконе, довольно молодой, с длинными волосами заплетенными в косы. Надписи по бокам совершенно нечитаемые, наверное, иврит.

– Кто это? – спрашиваю Артура, он лучше меня должен разбираться.

– Не знаю, никогда такой не видел. Давай возьмем ее?

– Возьмем, – соглашаюсь. Можно продать будет или при крайней нужде попросить убежище в каком монастыре. С таким подарком нас примут.

За нами не приехали, прислали мальчишку с приказом выдвигаться в село. Прихватив свертки с найденным, отправляемся своим ходом. Икону Артур засунул под нательную рубашку.

– Вон у них сельсовет, – показывает Артур. – Я как влетел к ним, сначала ничего сказать не мог, только руками махал. Потом мне пощечину влепили, сразу заговорил.

– Погодь, давай заглянем сначала к сельчанам, купим еды в дорогу, – предлагаю я.

Пост в селе соблюдают, ни сала, ни яиц нам не продали. Вареной картошки, лука, соленых огурцов, ковригу хлеба и большую бутылку молока получаем всего за три тысячи. Это практически даром. В Ростове один хлеб в пять тысяч обойдется. На ходу жуя хлеб, голодные ведь, подходим к сельсовету.

– Долго ходите, пора отправляться, – недоволен уполномоченный. По его лицу заметно, что вчера председатель хорошо выставился за должность.

– Мы вот тут нашли кое-что, – передаю ему свертки.

Вокруг разворачивающего свертки уполномоченного, сгрудилась небольшая толпа заинтересованных сельчан. Как только мужики увидели содержимое, раздались маты и проклятия в сторону сидящих в телеге Ержана и Дарьи.

– Это ж моей Глашки бусы! – закричал здоровенный мужик в облезлом овчинном тулупе. – Дайте я их своими руками задушу!

Не сразу успели его перехватить, с трудом, несколько человек оторвало его, от верещащего как заяц Ержана. Не удивлюсь если тот и обмочился от страха. Дарья же сидит как мумия, только побледнела. Мужик плачет как ребенок, женщины вокруг кричат, дети держат в руках камни. У меня мурашки по коже от всего этого.

– Отправляемся, по коням! – командует уполномоченный. – А то некого везти будет!

Нам пришлось разместиться на одной телеге с арестованными. Только мы сели рядом с кучером, а их связанными усадили в солому. Сзади сопровождают два вооруженных конных, как раз те, которые их задержали. Уполномоченный с помощником ускакали вперед, чего им с нами тащиться. За телегой некоторое время бежали дети, потом отстали. Дед Иван, который кучер, пообещал, что за четыре часа доедем. Замечательно, а то у меня всего три дня в запасе осталось, вместе с сегодняшним.

Поездка скучная, монотонное покачивание в такт движению лошадок. Дорога грунтовая, зато никаких ям и колдобин. Грязь местами очень даже сильная, но две лошадки уверенно, куда тем джипам, преодолевают бездорожье. Кучер молчаливый, мы тоже не склонны к болтовне, сидим, дремлем. Если бы еще он не смолил одну за одной самокрутки из ядреного самосада, было бы вообще хорошо, а то временами глаза режет, не говоря уж про горло. Ближе к городу транспорта стало больше, не только гужевого, а и автомобильный стал попадаться. Немало и пешим ходом движется в обеих направлениях.

– Вона и Луганск, – указывает дед Иван.

Ничего похожего на тот город, в котором я ложился в капсулу. Далеко на бугру виден высокий собор, которого я вообще не заметил в 21 веке. Одноэтажные домики ближе к центру сменяются на двух-трехэтажные, а брусчатка на асфальт. Дороги в городе, кстати, сейчас в лучшем состоянии, чем в будущем. Вдоль улиц столбы, на каждом есть фонарь. А магазинов открытых больше чем в Ростове, вывески попадаются очень часто. «Гастрономъ», «Бакалея», «Фотографія» и даже «Шляпный салонъ»! Но попадаются вывески и с новой орфографией. Для меня оказалось сюрпризом, что уже принят декрет о реформе алфавита. Просто до Ростова он еще не дошел, пока там были белые, да и тут не все вывески успели заменить. Подъезжаем к зданию городской управы, двухэтажному зданию с вычурной крышей в виде китайской пагоды. Пришлось обождать, пока разобрались, что задержанных нужно в другое место. Куда повезли их, не знаю, а нас отправили, теперь уже пешком, на улицу Петроградскую, где расположена милиция и комендатура. Сопровождающий нас красноармеец из охраны, попался болтливый, всю дорогу рассказывал об истории города, показывал местные достопримечательности. С трудом вклинившись в его речь, спрашиваю о цирке – шапито.