— Все равно завидую. Я смотрю, из дам я здесь самая бесталанная. Вы играете, Варвара рисует. Кстати, Варвара, как вышло, что после окончания мехмата вы стали художником?

— Заставила суровая необходимость. В детстве я закончила художественную школу. А мехмат, как выяснилось, вообще способствует развитию самых разнообразных дарований. По специальности работает едва ли пятая часть выпускников. Остальные стали юристами, психологами, философами, переводчиками, священниками, поэтами. Один наш соученик даже поет в итальянской опере.

— Впечатляющий список. А ваши друзья?

— Они как раз из оставшейся пятой части. Правда, Марк подрабатывает литературным редактором, Генрих на досуге занимается художественным переводом, Леша — техническим, а Про… Андрей — компьютерной версткой. Все, можно сказать, окунулись в издательское дело.

Я говорила, а сама думала, как бы половчее перевести разговор на остальных участников культурного мероприятия. В конце концов, моя задача — собирать сведения, а не рассказывать о себе. Нужно было опередить Наталью и задать какой-нибудь вопрос, но те, что вертелись у меня на языке, никак не вписывались в нашу светскую беседу. Не спросишь же: по собственной инициативе она уговорила Замухрышку отослать телохранителя или ее надоумил братец? Но что-то спросить необходимо, иначе придется отвечать самой, а мне, как назло, ничего не приходило в голову.

Выручила меня Лариса.

— Вам бы собственное издательство организовать. — Она встала из-за пианино, подошла к окну и подняла штору. — Какой страшный ветер! Не нагнал бы он грозы. Будет не очень весело, если нам придется все время сидеть в доме. Посмотрите, что творится!

Я послушно присоединилась к ней. За окном действительно творилось нечто невообразимое. На фоне темного ночного неба метались черные верхушки деревьев, росших на противоположном берегу озера. Вода пенилась и выплескивалась из берегов, словно яичница-болтунья под миксером. Даже двойные вакуумные рамы не до конца заглушали страшный вой ветра и треск ломающихся древесных стволов.

— Вы уверены, что этот холм — не Лысая гора и сегодня не Вальпургиева ночь? — спросила я и обернулась.

Наталья, вздрогнув, подняла голову. В руке у нее был флакончик, из которого она как раз вытряхнула на ладонь две маленькие таблетки.

— Я сегодня ужасно устала, наверное, из-за дороги. Боюсь, не усну, — поспешила объяснить она, хотя я не выказала удивления. — Наверное, я неважный водитель; многочасовая езда всегда меня изматывает. — Наталья убрала флакончик в карман костюма.

— Смотрите, зарницы! — воскликнула Лариса.

Поворачиваясь к окну, я уловила краем глаза янтарный блик, упавший на лицо Натальи, когда она взяла бокал. Теплый свет оживил бесстрастный профиль и придал ему колдовское очарование. Я покосилась на Ларису. В этот миг за окном полыхнуло, и ее лицо стало мертвенно-голубым, словно у Снежной королевы. Контраст был так разителен, что у меня тут же родился сюжет картины: комната с бревенчатыми стенами, две красивые женщины. Одна — блондинка холодного скандинавского типа — сидит с бокалом перед камином и смотрит на пламя. Игра света и тени на лице создают иллюзию, будто в душе женщины кипят страсти. Вторая дама стоит у окна и смотрит на грозу. У нее рыжие волосы, тонкие ноздри, нервные губы, но вспышка молнии сделала ее лицо холодным и безжизненным. Название картины: «Игра света».

Будущая картина так захватила мое воображение, что я не заметила, что джентльмены снова присоединились к нам, Лариса вернулась к столу, а на ее месте оказался Борис. Очнулась я, лишь когда он обнял меня за плечи своей тяжеленной лапой.

— Что с тобой, дорогая? Ты устала? Да, день у нас сегодня был тяжелым. А тут еще эта гроза. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. — Я осторожно высвободилась из его объятий. — Бушующая стихия всегда меня бодрит. Жаль, что вы устали. Мы могли бы сделать вылазку и устроить шабаш. Погода — самая подходящая, а ведьм что-то не видно. Совсем обленились.

— Думаю, у нас еще будет возможность. Завтра, бодрые и отдохнувшие, устроим такое, что всем чертям станет тошно. А сегодня лучше лечь пораньше. Все утомились с дороги, у Наташи разболелась голова.

Честно говоря, я обрадовалась предложению закрыть вечеринку. Гораздо приятнее посидеть на ночь глядя с друзьями, чем ломать комедию в сомнительном обществе. Но на всякий случай я недовольно поджала губы.

— Вряд ли такая буря будет бушевать до завтра. Но тебе виднее. Что ж, спать так спать.

Все поднялись наверх, обменялись пожеланиями доброй ночи и разошлись по номерам. Я взяла купальный халат и направилась в ванную, а когда вышла, мои друзья были уже в сборе и сидели в гостиной.

— Ну, что тебе удалось выведать у дам? — спросил Прошка, едва я появилась на пороге.

— Немногое. — Я запрыгнула в кресло с ногами и потянулась. — Лариса закончила музыкальную школу, но потом фортепьяно забросила. Наталья не годится для шоферской работы, потому что долгая езда ее утомляет. От усталости она не может заснуть и принимает снотворное. А как ваши успехи?

— Тоже не блестяще, — признался Генрих. — Вальдемар по натуре игрок, но кий держать не умеет. Зато Лева играет, как профессионал. Если Борис не вмешается, боюсь, его шурин уедет отсюда без штанов. Георгий, как можно было догадаться, азарта лишен начисто и любые игры не одобряет. Зато увлекается резьбой по дереву: увидел в бильярдной резные панели и весь аж заколдобился. Борис знает множество неприличных анекдотов, но рассказывает их без огонька.

— Рядом с тобой, Генрих, любой рассказчик анекдотов будет выглядеть словно старая чопорная монахиня, бормочущая вечерние молитвы, — заверила я и спросила, оживившись:

— Борис рассказал что-нибудь новенькое, чего ты не знал? Ну же, не томи! — Я аж подпрыгнула от нетерпения.

— Варвара, изволь вести себя прилично, — немедленно одернул меня Марк.

Прошка хихикнул.

— Чему это ты ухмыляешься?

— Смех разбирает, как подумаю, что Борис специально увел нас, щадя невинные ушки невесты, которая любого матерщинника меньше чем за три минуты способна довести до инсульта.

— Грязная, циничная ложь, — отчеканила я. — Только благодаря поразительной мягкости моего характера ты сидишь сейчас на этом диване, а не летишь ласточкой в озеро с третьего этажа. Девушки с таким чудесным характером рождаются раз в столетие.

— Ты скромничаешь, Варвара, — заметил Марк. — Я бы сказал: раз за человеческую историю, под самый занавес. Оправиться от подобного потрясения миру наверняка уже не удастся.

— Ты мне безбожно льстишь, Марк, но я тронута.

— Ну началось! — проворчал Леша. — Давайте лучше в бридж сыграем, чем ругаться на ночь глядя. Все равно для серьезного разговора вы сегодня уже не годитесь.

Ночью буря разгулялась не на шутку. Пару раз на крышу с грохотом что-то падало — видимо, сучья деревьев, растущих на холме выше отеля. Ветер выл, не умолкая, и дождевые струи летели почти горизонтально. Лишь перед рассветом наступило короткое затишье, но в восемь утра меня разбудил страшный удар над головой. Спросонья я не сразу разобрала, где нахожусь и что происходит, но на всякий случай сунула голову под подушку. Поскольку новых ударов не последовало, я твердо решила досыпать, но тут зазвонил телефон. Он трезвонил и трезвонил, и в конце концов у меня над ухом раздался голос Леши:

— Варька, возьми трубку!

— Сам возьми.

— Я не могу подходить к телефону в твоем номере. Меня здесь вообще не должно быть.

— И я не могу.

— Черт побери, да возьмет кто-нибудь эту дурацкую трубку?! — завопил Прошка из соседней комнаты.

Я приоткрыла один глаз. Леша стоял перед кожаным диваном, где я спала, и протягивал мне телефонный аппарат. Я застонала и припомнила все приличествующие случаю ругательства. Пока я стонала и сквернословила, телефон замолчал. Но сна у меня не осталось ни в одном глазу.

— Зараза! — Я спустила ноги с дивана. — А что это грохнуло незадолго до звонка?