— Я ни в чем не уверен, — изрек он, цыкнув зубом. — Звягин влюблен в себя до патологии. Если смерть Бори и Льва могла принести ему пользу, моральные устои его не удержали бы. Но вот хватило бы ему ума — сомневаюсь.
— Теоретически смерть Левы могла принести ему пользу, — произнесла я, изображая задумчивость. — Например, в том случае, если Лева — его кредитор. А вот зачем Вальдемару убивать шурина — непонятно. Наследство, которое достанется Наталье, слишком невелико, чтобы ради него марать руки.
— Почему невелико? — насторожился Георгий. — Вполне солидное наследство. Людей убивали ради гораздо менее значительной суммы.
— Думаю, Наталье придется продать фирму брата, чтобы вернуть кредит, взятый под строительство отеля. Конечно, остается еще квартира и машина…
— Но в недалеком будущем отель начнет приносить хороший доход, — перебил Георгий.
— Ах, вы же еще не знаете! — воскликнула я, отведя глаза. — Павел Сергеевич пришел в себя и рассказал, что в подвале отеля полно воды, которую он не сумел откачать, как ни старался. По его предположению, строители, отрыв котлован, задели водоносный пласт, и теперь вода подмывает фундамент…
Приглушенный ковром металлический лязг заставил меня умолкнуть. Я уставилась на валяющийся на полу поднос и перевернутые судки. Содержимое одного из них завораживающе-медленно растекалось по ковру. Я с трудом оторвала взгляд от расплывающегося пятна и подняла глаза на Замухрышку, голова которого запрокинулась на спинку дивана. Его лицо приобрело землистый оттенок, в прорезях век блестели желтоватые, в красных прожилках, белки глаз. Левая щека прекратила свой конвульсивный танец, и уголок рта больше не дрожал в недоделанной кривой ухмылке.
С минуту я таращилась на Замухрышку, дивясь внешней перемене, которая произошла с этим неврастеником в момент, когда на него внезапно снизошел покой, потом придвинулась и неуверенно похлопала ладонью по неподвижной щеке. Никакого эффекта.
«Боже, неужели я все-таки довела его до инфаркта?» Эта мысль мигом оторвала меня от дивана и швырнула в прихожую. Ругаясь, как грузчик, я в несколько секунд разбросала баррикаду, любовно сложенную Замухрышкой, выбежала в коридор и испуганной ланью помчалась к номеру триста восемнадцать.
— Ты хотел увидеть реакцию Георгия на известие о скорой гибели отеля? — обрушилась я на Марка, выскочившего из спальни при моем шумном появлении. — Беги, полюбуйся! Только поторопись, пока зрачки на свет реагируют.
Марк чертыхнулся и опрометью вылетел из номера. За ним после секундной заминки последовала реанимационная бригада в составе Генриха, Прошки и Леши. Последний небрежно уронил предыдущего пациента на загаженный кафельный пол ванной, но пребывающий в неведомых далях Вальдемар не обиделся. Я некоторое время пыталась решить, этично ли оставлять беспомощного страдальца в столь некомфортабельных условиях, но, вспомнив, что он, по всей вероятности, и учинил двухдневный кошмар в отеле, тоже покинула номер.
Обморок Замухрышки оказался глубоким. Даже с помощью нашатырного спирта, который Генрих отыскал в аптечке, нам не сразу удалось привести несчастного в чувство. Едва он открыл глаза, как в него тут же влили полфлакона сердечных капель и изрядную порцию валерьянки. Но, наверное, мы напрасно старались. Замухрышка очнулся таким спокойным и безучастным, что его, пожалуй, наоборот, следовало бы напоить чем-нибудь возбуждающим.
— Нельзя оставлять его одного, — высказался Генрих, с тревогой глядя на физиономию Георгия, которая приобрела удивительно тупое выражение. — Не забрать ли его с собой?
— Лучше отведите его в сторожку к Наталье, — решил Марк. — Думаю, она быстрее других сумеет привести его в чувство.
Генрих и выделенный ему в помощь Прошка упаковали Георгия в дождевик с сапогами, взяли его под белы ручки и повели к лифту. А я, Леша и Марк вернулись к бесчувственному Вальдемару.
— Все, не могу больше, — сказал Марк, с отвращением поглядев на тело, распластавшееся в тошнотворной жиже. — Пусть валяется, пока не поднимется на ноги самостоятельно.
— Может, хоть перенесем его на кровать? — предложил Леша.
— В таком виде? — Марк брезгливо передернул плечами. — Наталья нам за это спасибо не скажет.
— Нечего суетиться вокруг этого подонка, — согласилась я с Марком. — О нем в тюремном лазарете позаботятся. Или вы по-прежнему считаете убийцей Георгия, мистер Ватсон?
Марк поморщился, но крыть ему было нечем. Если бы не бескровное лицо и не внезапно пропавший тик Замухрышки, он еще мог бы выдвинуть версию о притворном обмороке, а так ему оставалось лишь достойно принять поражение.
— Ладно, Варвара, ты оказалась права. Только не вздумай задирать нос, гениальная сыщица!
— Но откуда же в коридоре взялся ключ от цоколя? — задумчиво спросил Леша. — Раз Георгий ничего не знал о затоплении, ключ потерял кто-то другой.
— Борис? — неуверенно предположила я.
— Нет, это почти невероятно. Даже если ключи лежали в кармане его пижамной куртки, они не могли выпасть оттуда, потому что Бориса закутали в одеяло и везли по коридору в кресле.
— Зато Леву мы тащили на руках, — мрачно сказал Марк, — и ключ вполне мог выпасть у него из кармана. В коридоре ковер, поэтому звяканья мы не услышали.
— Выходит, Лева не только установил в номере Бориса «жучок», но и стащил у него за ужином ключи? — Я покачала головой. — Зачем? Хотел убедиться собственными глазами, что подвал затоплен? Но это же глупо! Какой смысл Павлу Сергеевичу обманывать Бориса?
— Наверное, ключ от подвала понадобился Леве с какой-то другой целью, — изрек после продолжительного раздумья Леша. — Помните, вчера утром Лариса не могла найти мужа? Потом искали мы, и тоже безрезультатно. А часа через три Варька обнаружила Леву в холле цокольного этажа, где он почему-то решил переодеться. Я думаю, он чем-то тайно занимался в подвале, и следы его деятельности остались на одежде.
— Да что ты, Леша! Чем он мог заниматься в залитом холодной водой подвале на протяжении нескольких часов?
— Не знаю, — честно признался Леша.
— Идея, конечно, дурацкая, но проверить можно, — высказался Марк. — Обувь придется снять, штаны закатать выше колен, но, если двигаться в темпе, насмерть замерзнуть не успеем…
— А потом можно будет попарить ноги и опрокинуть рюмку-другую, — поддержал его Леша.
— Ладно, пошли, — согласилась я. — А вы знаете, как там включить свет?
— Свет зажигать нельзя, — сказал Леша. — Вдруг коротнет? Но у меня есть фонарь.
Он сходил к себе в номер, принес фонарь, и мы втроем спустились в цоколь. Сняв сапоги и закатав штанины, Марк достал из кармана ключ, открыл правую дверь и пропустил Лешу с фонариком вперед. Я двинулась следом и, погрузив в ледяную воду ступни ног, едва не задохнулась.
— Быстрее Леша, — поторопила я, сразу застучав зубами. — Я не хочу во цвете лет погибнуть от пневмонии.
Леша прибавил шагу, но идти по колено в воде с большой скоростью сложно. Ступни у меня начали неметь. Быстро перебирая ногами, мы двигались по коридору за конусом света. Леша на ходу водил фонарем из стороны в сторону, освещая стены, Марк дергал попадавшиеся по пути двери. Вот луч высветил провал ниши, куда выходила дверь лифта. Леша повернулся к нише лицом и замер. Марк врезался в него и начал было ругаться, но замолк на полуслове и тоже застыл. Я несколько секунд смотрела им в спину, ожидая комментариев, и, не дождавшись, протиснулась между ними.
Горло у меня перехватило, и вместо истошного вопля из груди вырвался полузадушенный писк.
В дальнем углу ниши стояло инвалидное кресло. Большие колеса были наполовину погружены в воду. В кресле сидел человек. Пятно света поднялось к его лицу, и на нас уставились безжизненные выпученные глаза Бориса.
Глава 20
Первым опомнился Марк.
— Леша, забирай Варвару, возвращайтесь в холл, — крикнул он, выхватывая фонарик. — Я вас догоню.
Леша мертвой хваткой вцепился мне в запястье и потащил, как ребенка, к прямоугольнику дверного проема, белеющему в конце коридора.