Всего лишь краткий миг развевалось это знамя над Геттенсбергским кладбищем, и этот краткий миг явился высшей точкой военных успехов сил Конфедерации.
Единственный оставшийся в живых офицер повел уцелевших солдат в последний бой, и за ним пошли, но эта атака была началом конца. Ли не хватило сил. Он не мог сломить оборону северян и прорваться к Вашингтону. И он сознавал это.
Юг был обречен.
Ли был столь потрясен и опечален происшедшим, что подал Джеферсону Дэвису, президенту Конфедерации Штатов Юга, прошение об отставке с поста Главнокомандующего. Он просил заменить его «более молодым и способным человеком». Если бы Ли хотел обвинить в несчастном походе и исходе атаки Пиккета кого-нибудь другого, то он имел для себя множество алиби.
Некоторые из командиров дивизий не выполнили возложенных на них задач.
Кавалерия не поддержала вовремя атаку пехотинцев. Этот поступил ошибочно, тот превратно понял приказ.
Но Ли был слишком благороден, чтобы обвинять других. Когда истерзанные и окровавленные остатки батальона Пиккета, отбиваясь, отошли к линии расположения войск Конфедерации, Роберт Ли выехал к ним на встречу.
Он приветствовал их как героев и всю вину за поражение принял на себя. Его самоосуждение было кратко и исполнено горького величия. «Все это на моей совести, — сказал он. — Я и только я, проиграл это сражение». Во всей истории найдется не много генералов, обладавших характером и мужеством, необходимым для того, чтобы сделать такое признание.
Эльбрет Хаббард был одним из наиболее оригинальных умов, произведения которого когда-либо возбуждали всеобщий интерес, а его язвительные суждения часто вызывали бурю негодования. Но Хаббард со своим редким умением обращаться к людям часто превращал своих врагов в друзей.
Например, когда какой-нибудь возмущенный читатель писал ему, что категорически не согласен с тем-то и тем-то в его статьях и в заключении обзывал Хаббарда и так, и эдак, тот невозмутимо писал ему в ответ что-нибудь вроде нижеследующего:
«Поразмыслив над этим, я почувствовал, что и сам не вполне согласен со своими высказываниями. Отнюдь не все то, что я пишу сегодня, будет мне нравиться завтра. Мне было весьма полезно и приятно узнать вашу точку зрения по этому вопросу. В следующий раз, когда вы окажетесь в наших краях, вы обязательно должны посетить меня, и мы тщательно обсудим с вами все аспекты этой проблемы. Издалека горячо жму вашу руку и остаюсь искренне ваш...»
Что можете вы сказать человеку, который так обращается к вам? Итак, когда мы будем правы, давайте стараться склонять людей к своей точке зрения мягко и тактично. Когда же мы ошибаемся, а это будет случаться довольно часто, если только будем честны с самим собой, давайте быстро и искренне признавать наши ошибки. Подобная практика не только даст удивительные результаты, но, верите или нет, будет при любых обстоятельствах стократ более привлекательна для вас самих, нежели попытки защищать свою точку зрения.
Вспомните старую пословицу: «Дракой многого не добьешься, а уступив, получишь больше, чем ожидал».
Итак, если вы хотите научиться склонять людей к своей точке зрения, было бы весьма благоразумно запомнить правило 3-е, которое гласит:
ЕСЛИ ВЫ НЕПРАВЫ, ПРИЗНАЙТЕ ЭТО СРАЗУ И ЧИСТОСЕРДЕЧНО.
Глава 4. Наиболее верный путь к человеческому разуму.
Если вы, будучи в возбужденном состоянии, разразитесь парочкой крепких выражений, вы почувствуете облегчение, отведя тем самым душу. Но каково будет вашему собеседнику? Разделит ли он с вами удовольствие? Будет ли ему при вашем воинственном тоне и враждебном отношении легче согласиться с вами? «Если вы придете ко мне со сжатыми кулаками, — сказал Вудро Вильсон, — я думаю, что мои кулаки сожмутся так же крепко, как ваши, но если вы придете и скажете: „Давайте сядем и поговорим, а при расхождении во взглядах постараемся понять, почему мы расходимся и в чем состоят наши расхождения“, то мы вскоре обнаружим, что мы не так уж далеки друг от друга, что пунктов, по которым мы сходимся, больше и что если у нас хватит терпения, искренности, желания прийти к соглашению, то мы придем к соглашению».
Никто не знает лучше, чем Джон Д. Рокфеллер-младший, насколько правильны эти слова. В 1915 г. Рокфеллер был самым ненавистным человеком в Колорадо. Одна из наиболее кровавых стачек в истории американской промышленности в течение двух ужасных лет потрясла штат. Разгневанные, воинственно настроенные шахтеры требовали у Колорадской топливной и металлообрабатывающей компании повышения заработной платы, а Рокфеллер контролировал эту компанию. Имущество уничтожалось, были вызваны воинские части, лилась кровь. В стачечников стреляли, их изрешеченные пулями тела лежали на мостовых.
И вот в то время, когда даже воздух был пропитан ненавистью, Рокфеллер решил убедить стачечников в справедливости своей точки зрения. И он добился этого. Каким образом? Вот как это произошло. После нескольких недель, понадобившихся, чтобы установить контакт, Рокфеллер выступил с речью перед представителями стачечников. Эта речь, вся без исключения, является шедевром. Она привела к поразительным результатам. Она успокоила бурные волны ненависти, грозившие поглотить Рокфеллера. Она создала ему множество поклонников. В этой речи факты были представлены столь дружелюбно, что забастовщики вернулись на работу, не говоря ни слова о повышении заработной платы, ради чего они так ожесточенно боролись. Вот начало этой замечательной речи. Обратите внимание на то, как она ярко блещет дружелюбием. Вспомним, что Рокфеллер обращается к людям, которые за несколько дней перед этим хотели повесить его на высохшей яблоне, тем не менее, он не мог бы говорить более приветливо и дружелюбно, даже если бы его речь была адресована группе врачей-миссионеров. Она была исполнена таких оборотов, как: «Я горжусь тем, что нахожусь среди вас», «посетив ваши дома, встретившись с вашими женами и детьми», «мы встречаемся здесь, как друзья, а не как чужие», «дух взаимной дружбы», «наши общие интересы», «только благодаря вашей любезности, я здесь».
«Это памятный день в моей жизни, — начал Рокфеллер. — Впервые мне выпало счастье встретиться с представителями рабочих этой громадной компании вместе с должностными лицами и управляющими, могу заверить вас, что горжусь тем, что я здесь, на всю жизнь запомню это собрание. Если бы оно состоялось на две недели раньше, я стоял бы здесь как чужой большинству из вас и мог бы узнать лишь несколько лиц. Однако, получив на прошлой неделе возможность посетить все поселки каменноугольного бассейна, лично поговорить почти со всеми представителями, за исключением тех, кто отсутствовал, побывав в ваших домах, побеседовав со многими из тех, кто присутствует здесь, побеседовав с вашими женами и детьми, я встречаюсь с вами здесь не как с чужими, а как с друзьями и рад, что мы воспользуемся этим случаем, чтобы именно в духе взаимной дружбы обсудить вместе наши общие интересы. Так как это собрание представителей рабочих и должностных лиц, я присутствую здесь только благодаря вашей любезности, потому что не имею счастья принадлежать ни к тем, ни к другим. Однако, чувствую, что тесно связан с вами, так как представляю в известном смысле и акционеров и директоров…»
Разве это не великолепный пример искусства делать из врагов друзей?
Допустим, что Рокфеллер взял бы другой курс. Допустим, что он спорил бы с этими шахтерами, бросил бы им в лицо сокрушительные факты. Допустим, что он выразил бы своим тоном и намеками, что они не равны, доказал бы по всем правилам логики, что они не правы. Что бы произошло? Было бы еще больше гнева, еще больше ненависти, еще больше возмущения.
«Если сердце человека терзается несогласием и недобрыми чувствами по отношению к вам, то всей логикой крещеного мира вы не сможете убедить его в своей точке зрения. Бранящиеся родители, деспотичные боссы и мужья, склонные к упрекам жены, должны понять, что люди не желают менять свои взгляды. Нельзя вынудить или заставить их согласиться со мной или с вами. Но их можно убедить в этом, если мы только очень мягки и дружелюбны».