– Курсант Романов! – капитан Уразаев хищно улыбнулся. – С выздоровлением! Только вас и дожидаемся.

Я быстро занял свое место в строю.

– Равняйсь! Смирно! – капитан сделал первый шаг в мою сторону. – Так, бойцы! Сегодня у нас пятница, курс дружно уходит в увольнительную, а это значит… – он остановился напротив меня. – А это значит, курсант Романов?

– Это значит двое суток веселья, танцев и злоупотребления алкоголем, господин капитан! – Курс одобрительно загудел.

– Нет, курсант Романов! Это означает злостное нарушение общественного порядка, алкогольную интоксикацию и нежелательные беременности! И поэтому… и поэтому… – Уразаев сделал театральную паузу, – чтобы веселье, танцы и злоупотребление алкоголем не перешли на совсем уж запредельный уровень, вы у меня в качестве разминки побежите… вы у меня побежите дистанцию…

– Ну!!! – не выдержал кто-то.

– Пятнадцать километров! – с крайне довольным видом закончил капитан и, не обращая внимания на недовольный гул, скомандовал: – Браслеты раздать, норматив обычный. Бойцы, время пошло!

И мы побежали…

Отстав от своего отделения, я нашел Панцулаю и пристроился рядом:

– Привет, Лена! Как дела?

– Привет, Алексей! Нормально.

– Тебя тогда не сильно на допросах мордовали?

– Да нет… – улыбнулась она. – Поблагодарили за помощь, но подписку взяли и предупредили, что за мной теперь полковник Удовиченко присматривать будет. В хорошем смысле.

– Ясно. Я тут насчет тебя с Демидовой и Хачатурян переговорил, так что не пугайся, если они на тебя внимание обратят.

– Зачем, Алексей? – нахмурилась она. – Я этих аристократок… Прости!

– Ничего страшного, я тебя прекрасно понимаю, но все же… На дистанции помощь нужна?

Панцулая покраснела и стала оглядываться, а потом показала свои браслеты:

– Мне Вадим Толгатович особые выдал, облегченный вариант. Алексей, только ты никому!

– Могила! – пообещал я. – Все, побегу, не буду тебя компрометировать.

– Пока, – кивнула она.

Через час мы уже участвовали в спаррингах, потом отжимались и подтягивались, и все это без минуты отдыха – капитан Уразаев взял твердый курс на то, чтобы нас перед увольнительной конкретно з@ебать. И своего добился: курсанты в большинстве своем до общежития еле доползли, в столовой вяло ковырялись в тарелках, а на занятиях клевали носами. Единственным, что реально привлекло их внимание, была моя седина, когда я снял кепи, но от комментариев они благоразумно воздержались. На лекциях и семинарских занятиях я опять прозанимался ерундой, дав себе слово, что сегодня же в ресторане попрошу у Инги лекции и в оставшиеся дни «учебы» в училище буду добросовестно их зубрить.

Еще в обед договорился уехать из училища вместе с братьями, а уже ближе к вечеру Прохор прислал сообщение, что он нас встретит, так что в особняк мы отправились при усиленной охране, только вместо Лебедева был Кузьмин, устроивший мне при выходе из КПП очередную провокацию.

– Лешка! – на меня с осуждением смотрел воспитатель, прикрывая собой ноги колдуна, безвольно торчащие из машины. – Что вы опять с Ванюшей не поделили?

– Он первый начал! – отмахнулся я. – Не переживай, скоро очухается. И скажи дворцовым, чтобы мигалки доставали, очень домой хочу!

– Хрен тебе! – буркнул он. – В общем потоке поедем, нечего твоих будущих подданных мигалками раздражать.

– Как скажите, господин императорский помощник.

– Ваше святейшество, добрый вечер! Отец Владимир вас смеет беспокоить!

– Добрый, сын мой. Рад тебя слышать.

– Ваше святейшество, прошу прощения, что без прелюдий, но вы договорились с Романовыми о своем посредничестве в решении нашего вопроса?

– Смею надеяться, Владимир.

– И наш разговор сейчас слушают?

– Увы, сын мой, ты сам должен понимать, что это тоже входит в сделку.

– Прекрасно понимаю, ваше святейшество, и очень хочу узнать подробности.

– Скажем так, Романовы готовы к диалогу при непосредственном моем участии и присутствии Алексея Александровича.

– Очень рады это слышать, ваше святейшество, и благодарим вас от всего сердца! Телефон великого князя у нас есть, и в следующий раз мы наберем именно его, если вы, конечно, не будете возражать.

– Не буду, сын мой. Только ты обозначь сроки этого звонка, чтобы господа, которые слушают наш с тобой разговор, не сильно переживали.

– Конечно, ваше святейшество. Господа, звонок планируется во второй половине следующей недели. До свидания, ваше святейшество!

– До свидания, сын мой!

– Прохор, а мне какой-нибудь «вездеход» на лобовое стекло не положен для проезда по нашему кварталу?

Вика, отложив вилку в сторону, с хитрой улыбкой смотрела на воспитателя, который как раз сейчас разрезал кусок жареной свинины.

– А то постов и тихарей на каждом углу понапихали, – продолжила она. – Еще и бойцов «Тайги», небось, по всему периметру понаставили?

– Угу, – просто кивнул тот, продолжая заниматься мясом.

– Если кому-нибудь интересно мое скромное профессиональное мнение, – Вика продолжала улыбаться, – то принятые меры по охране особняка мне кажутся излишними. Учитывая уровень подготовки бойцов Владимира Ивановича, твой уровень, Прохор, и навыки Ивана Олеговича… вполне бы хватило смены из трех колдунов. И это я еще не говорю про подготовку Коли с Сашей, а уж про Лешку так и вообще молчу.

– Вика… – с укором протянул воспитатель, покосившись при этом в сторону Сашки Петрова, который делал вид, что полностью занят процессом поглощения пищи.

– А что Вика? – нисколько не смутилась та. – Наш Смоленский Рембрандт много чего уже видел и слышал, успел зарекомендовать себя только с лучшей стороны, вхож к первым лицам Империи, а тут его еще, как я поняла, и во Францию вовсю приглашают. Прохор, пора уже Шурку официально вербовать и выделять ему под это дело отдельное денежное содержание, пусть Родине послужит не только своими художественными талантами.

Петров напрягся, прекратил есть и вопросительно уставился на меня, явно прося защиты. Я же, в свою очередь, посмотрел на воспитателя, который еле заметно улыбался. Ясно, Вика точно завела этот разговор по его указке, а самому Прохору соответствующий приказ озвучил или мой царственный дед, или отец.

Я прислушался к внутренним ощущениям, попытавшись сформулировать свое отношение к «вербовке» лучшего друга, и не встретил никакого сопротивления: Шурка действительно находился в уникальной ситуации, успев за короткий срок взлететь так высоко, как мало кому удается даже после долгих лет службы, и фактически стать членом моей семьи, получив через это доступ к младшему поколению имперской аристократии – и не только к младшему. С другой стороны, я абсолютно доверял своему воспитателю, который плохому Петрова уж точно не научит, а только быстрее лишит Петрова вредных иллюзий касательно окружающей суровой действительности. Не стоило забывать и про Шуркино дальнейшее проживание в особняке, особенно после того, как царственный дед обозначил желание расширить владения Романовых в квартале: было у меня подозрение, что делалось это не просто так, особенно в свете подчинения «Тайги» Кузьмину.

Тем временем воспитатель протянул:

– Ну, идея не так чтобы и плоха…

– Прохор, может, ты на эту тему с князем Пожарским посоветуешься? – нашел «выход» я. – Тем более дед Михаил по официальной версии не для посвящённых опекает Шурку в творческом плане.

Петров с надеждой уставился на воспитателя, а тот, задумавшись на несколько секунд, кивнул:

– Добро, с Михаилом Николаевичем нашему художественному гению действительно стоит посоветоваться.

Тут опять влезла Вика:

– А почему я за столом этих троих из военной разведки не вижу? Их, как я поняла, к нам на постоянной основе поселили?

Вот же спелись! Все как по нотам разыграли: вкинули Шурке и мне в уши информацию, а теперь дают время к ней привыкнуть!