— Предчувствия обманчивы, донья Манча.

— Да услышит вас Бог! Но мне страшно…

— Чего вы боитесь? Боитесь увидеть короля Франции у ваших ног… через час? Боитесь стать орудием планов нашего с вами государя, короля Испании?

— Но вы понимаете, — в волнении ответила она, — кем я вынуждена буду стать?

— Вы станете королевой, донья Манча. Король любит вас… Достаточно мне взглянуть на эти баснословно дорогие серьги, которые он вам сегодня подарил, чтобы убедиться в его любви.

— Но эта любовь, взаимная или нет, все равно преступна!

— Политика извиняет все. Вы — испанка, Манча, и, уступая любви короля Франции, вы служите королю Франции, королю Испании и испанской принцессе, которую кардинал Ришелье, наш смертельный враг, низвел до второстепенной роли жены без влияния и власти. Король Людовик XIII обычно пребывает в печали и скуке, и уже давно ни одна страсть не могла вытеснить из его души влияния красного сиятельства. Он увидел вас, оценил вашу красоту, он любит вас, и вы вытеснили из его сердца госпожу де Отфор, единственную его любовницу. Вас представил королю Гастон Орлеанский, его брат, и только от вас зависит, сумеете ли вы стать королевой и послужить великому делу Испании. Ну, будьте же благоразумны, сестра. Скажите себе, что небо судило вам выполнить великую задачу: свергнуть Ришелье и освободить мир от ярма.

— Пусть будет так, — ответила донья Манча, — я повинуюсь. Но до полночи еще далеко…

— И прекрасно, потому что я хочу на это время воспользоваться этим залом.

— Вы хотите сказать, что я должна уйти?

— Да… О, не удивляйтесь, — с улыбкой добавил дон Фелипе, — я прекрасно управлюсь с обеими интригами- и с вашей, и со своей.

— Что вы этим хотите сказать, брат?

— Прошу вас, пройдите в эту комнату и дождитесь там моего отъезда. А если услышите крики, не пугайтесь.

— Какое еще преступление вы задумали? — спросила донья Манча, и в голосе ее прозвучало презрение, смешанное с ужасом.

— Никакое, моя красавица; я тоже попробую заставить себя полюбить.

— Кого заставить?

— Одну девушку, прекрасную как ангел, и богатую как инфанта. Наш герб столь стар, что нужно подновить его позолоту, а меня неравный брак никогда не страшил.

— Я вас совсем перестаю понимать, дон Фелипе.

— Ну что же, послушайте дальше: вы видели ювелира, который только что приехал в Блуа и привез серьги, подаренные вам королем?

— Да, это ювелир Лоредан.

— У него есть дочь… И я ее люблю.

— Она должна сюда приехать?

— Да, благодаря одной хитрости, которую я придумал. Она едет в Блуа, чтобы встретиться там с отцом. Я подкупил погонщиков мулов, везущих ее носилки, и они остановятся здесь под каким-нибудь предлогом. Я похищу девицу, и отец ее увидит только в тот день, когда согласится отдать мне ее в жены.

— Но это омерзительно! — воскликнула донья Манча.

— Ба! Всегда-то вы находите какие-то ужасные слова, чтобы обозначить самые простые вещи. Ну ладно, давайте без этих ребячеств. Ступайте в эту комнату и не выходите оттуда, пока я не уеду.

И, поскольку донья Манча продолжала сопротивляться, дон Фелипе втолкнул ее в комнату Сидуана со словами:

— Не беспокойтесь, до прихода короля я уеду.

И он затворил за ней двери и остался один в нижнем зале гостиницы. Через несколько минут вдали раздался звон бубенцов.

— А, вот и она! — прошептал дон Фелипе и, притворив наружные двери, скользнул в самый темный угол зала.

У порога остановились носилки, и дон Фелипе услышал, как девичий голос спросил:

— Как? Разве это гостиница «У Единорога»?

— Да, мадемуазель, — ответил какой-то мужчина.

Дон Фелипе снова надел маску на лицо.

— И ты говоришь, — продолжал женский голос, — что я должна сюда войти, Гольдери?

— Да, мадемуазель.

— Но зачем?

— Ваш батюшка назначил вам здесь свидание, мадемуазель.

— Ох, у нее какой-то зловещий вид, Гольдери.

— Это угодное Богу заведение, мадемуазель.

И слуга, толкнув дверь, пропустил вперед высокую и красивую девушку. Девушка с опасением оглядела зал.

— Сейчас выйдет хозяин, — сказал слуга. — Подождите, мадемуазель, мы только поставим мулов в конюшню.

— Ох, мне страшно, — прошептала девушка.

В это мгновение дон Фелипе вышел из темного угла, где он прятался, и подошел к ней. Увидев его, девушка сделала несколько шагов назад, но дон Фелипе поклонился ей столь учтиво и остановился на столь почтительном расстоянии от нее, что она немного успокоилась и посмотрела на него скорее удивленно, нежели испуганно.

— Кто вы, сударь? — спросила она.

— Человек, который питает к вам интерес и хочет вас защитить, — ответил дон Фелипе.

— Защитить? — переспросила она. — Значит, мне грозит какая-то опасность?

— Это зависит от вас, а не от меня, Сара.

— Вы знаете мое имя? — воскликнула она.

— Конечно, знаю. Вы — дочь Лоредана, королевского ювелира.

— О, раз вы знаете моего отца, сударь, — вновь заговорила Сара, — вы, без сомнения, объясните мне…

— Почему ваши люди попросили вас остановиться здесь?

— Именно так, сударь. Вы это знаете? Может быть, вы видели сегодня моего отца в Блуа?

— Да, мадемуазель, я был у короля, когда Лоредан явился и принес заказанные ему драгоценности.

— Но, сударь, — сказала Сара, — раз вы знаете, кто я, и знаете моего отца, почему вы не разговариваете со мной с открытым лицом?

— Прежде чем снять маску, я позволю себе объяснить вам, почему вы здесь.

И дон Фелипе сделал шаг вперед и ловким маневром оказался между девушкой и входной дверью, чтобы отрезать ей все пути к отступлению.

— Так значит, отец меня здесь не ждет? — спросила Сара, вновь охваченная беспокойством.

— Нет, — ответил дон Фелипе. — Вас здесь жду я.

— Вы?

— Я, и я люблю вас, — произнес он внезапно. — И самое заветное мое желание — предложить вам мое имя и мою руку.

Сара вскрикнула.

— Ах, — сказала она, — меня заманили в ловушку!

— Да, — ответил дон Фелипе, — ваш отец, хоть он и буржуа, так тщательно оберегает свое сокровище, то есть свою дочь, что мог мне отказать, хоть я и дворянин, поэтому я это сделал.

И он направился к ней.

— Ко мне! — закричала она. — На помощь! Отец!

— Ваш отец, — сказал дон Фелипе, — преспокойненько сидит себе в Блуа.

— Так мои люди здесь… за дверью! Гольдери, на помощь! Гольдери!

— Я его подкупил, — холодно произнес дон Фелипе, — и Гольдери далеко, дорогая моя красавица!

— Но в доме же есть люди… Кто-нибудь придет мне на помощь… Ко мне, на помощь, ко мне!

— Я люблю вас… и мы одни, — сказал испанец.

И он хотел поцеловать Сару. Девушка опять закричала. В этот момент дверь наверху лестницы отворилась и в зал спрыгнул мужчина с обнаженной шпагой в руке.

— Ах, вы одни! Клянусь Меркурием, покровителем таких воров, как ты, твоя глотка извергла ложь, негодяй!

Стоит ли говорить о том, что этот нежданный защитник Сары Лоредан, явившийся в виде мужчины, размахивавшего рапирой длиной в четыре фута, был никто иной, как капитан Мак.

Дон Фелипе отступил на несколько шагов и положил руку на эфес шпаги.

— Ах, черт их забери, как говаривал мой командир, граф Суассон, — продолжал Мак, — я обманулся — мне эта гостиница показалась таким порядочным заведением, таким тихим под вечер, а тут настоящий адов шабаш и спать невозможно!

При виде защитника, которого ей послало Провидение, Сара, естественно, бросилась к нему, но дон Фелипе уже опомнился от замешательства, вызванного внезапным появлением Мака.

— Вот что, приятель, постараемся шуметь поменьше, — сказал он, — если вам так не нравится шум.

— Ужасно не нравится.

— Ну так и ступайте себе спать, — сказал дон Фелипе.

— О, сударь, во имя неба, — воскликнула Сара, умоляюще складывая руки, — не покидайте меня!

— Покинуть вас? — воскликнул капитан. — Да что вы!

— Друг мой, — продолжал дон Фелипе, — у нас с этой сударыней вышла небольшая ссора, которая вас ни в какой степени не касается.