— Беспокоились? — переспросил Мак, и сердце его забилось чаще.

— Все равно, — прошептал Сидуан, как бы говоря сам с собой, — думаю, что я глупость сделал.

— О чем это ты? — спросил Мак.

— Черт, Сара — красивая барышня, это верно.

— Хороша, как ангел! — с восторгом подтвердил Мак.

— Ну вот, так я и знал! — простонал Сидуан.

— Что ты несешь, балда?

— Когда мужчина говорит о женщине, что она хороша, как ангел, — продолжал Сидуан развивать свою мысль, — то считай, что он почти в нее влюблен.

— А тебе-то что? — сказал капитан, чувствуя, что он краснеет, как девушка.

— А этого бы нам совсем не нужно, — сказал Сидуан.

— А почему, можно узнать, Сидуан? — спросил Мак.

— А потому что барышня Сара — не для вас.

— Ну, как сказать, может быть, слишком богата…

— Не потому.

— А почему же тогда?

— Она — простая мещанка, а благородный идальго дон Руис и Мендоза…

— Опять! — закричал Мак и топнул ногой.

— Дон Руис, — продолжал с невозмутимым спокойствием Сидуан, — дон Руис и Мендоза, благородный испанец и королевский комендант форта Ла-Рош-Сент-Эрмель, не может любить дочь простого горожанина.

— Кого же я должен по-твоему любить, болван?

Сидуан не успел ответить. Дверь отворилась и вошел Лоредан, держа за руку свою дочь. Мак громко вскрикнул и, протянув к Саре руки, побежал ей навстречу.

Лоредан воскликнул:

— Как я рад, что вижу вас снова, монсеньор!

— Монсеньор? — переспросил Мак. — И вы туда же?

Сара с улыбкой смотрела на него.

— Конечно, монсеньор, — подтвердила она.

— Как, — сказал Мак, — вы тоже будете меня убеждать, что я — дон Руис и Мендоза?

— Конечно, вы — дон Руис, так оно и есть.

— Так! Это дон Фелипе вам подтвердил?

— Нет, донья Манча.

Это имя что-то прояснило капитану.

— Донья Манча, которая вас спасла, — договорила Сара.

— Вместе с вами, дорогая Сара, — ответил капитан, целуя ей руку. — Итак, меня зовут дон Руис…

— Так утверждает донья Манча.

— Что-то я не очень этому верю.

— Так притворитесь, что верите.

И Сара бросила на Мака умоляющий взгляд.

— Все эти интриги недостойны меня! — продолжал он.

— Вы что, хотите вернуться в Шатле?

— О, нет!

— Ну, тогда, — сказала Сара с неожиданной повелительностью в голосе, — тогда оставайтесь доном Руисом!

— И, следовательно, комендантом Ла-Рош-Сент-Эрмель?

— Да, — ответила Сара.

Мак опустил голову и прошептал:

— Ну что же! Чего хочет женщина, того хочет Бог!

— Гм! — хмыкнул Сидуан, которого обуяло внезапное честолюбие. — Как хорошо, что я здесь и слежу за этим делом!

В то время, как Сидуан привел Сару Лоредан и ее отца в особняк на улице Турнель, донья Манча заперлась у себя, в самой отдаленной комнате дома.

Это время было еще не очень отдалено от века, когда правила Екатерина Медичи, века, полного страшных тайн и подозрений, и поэтому всякого рода скрытые убежища, слуховые ходы, отверстия в стенах для подглядывания и подслушивания не совсем еще вышли из моды.

В особняке на улице Турнель тайников, может быть, и не было, но были весьма таинственные уголки.

Донья Манча сидела в своей комнате и ждала.

Чего же она ждала?

Ждала она очень простой вещи. Она ждала, чтобы Мак, придя в себя, согласился носить имя дона Руиса и Мендозы, признал дона Фелипе своим двоюродным братом, позволил сделать себя комендантом Ла-Рош-Сент-Эрмели и соблаговолил из любви к ней, донье Манче, войти в небольшой заговор против господина кардинала, а, следовательно, против Франции.

О доне Фелипе, покорившемся ее воле и направленном ею к Маку, она рассуждала так:

— Если дон Фелипе на сегодня что-то значит при дворе, то этим он обязан мне. Если бы король меня не любил, он бы и не взглянул на моего брата. Следовательно, дон Фелипе будет делать так, как я захочу.

Итак, доньей Манчей было сказано дону Фелипе буквально следующее:

— Я хочу, чтобы капитан Мак занял место дона Руиса, играл роль, которую должен был сыграть дон Руис, чтобы с ним обращались столь же почтительно, как обращались бы с доном Руисом, и повиновались бы, как дону Руису.

И ничуть больше не беспокоясь на этот счет, она предоставила дону Фелипе свободу действий.

Но время тянулось для нее медленно. Наконец появился дон Фелипе. Он так улыбался, как будто король протянул ему для поцелуя свою руку.

— Ну что? — спросила донья Манча.

— Все идет прекрасно! — ответил дон Фелипе.

— Правда?

— Мак пришел в себя.

— А!

— Начал он с того, что нашел свое жилище великолепным.

— А потом?

— Потом, когда ему сообщили, что его зовут дон Руис и Мендоза, он признал имя очаровательным.

— И все же…

— Короче, в настоящую минуту он даже и не вспоминает, что его когда-то звали Маком.

— Дон Фелипе, — сказала донья Манча, нахмурив брови, — мне кажется, вы обманываете меня.

— Я докажу вам обратное, сеньора. Но, позвольте мне продолжить.

— Слушаю.

— Итак, капитан тут же свыкся со своим новым положением. Комендантство ему нравится, имя тоже, и ваш особняк, который он считает своим, тоже.

— Вы мне все это уже сказали.

— Подождите! Но, когда человек доволен, ему хочется с кем-то этим поделиться.

— Простите?

— И Мак подумал о людях, которых он любил, и которые любят его.

Донья Манча вздрогнула.

— Ну, например, об этой красотке Саре Лоредан.

Испанка невольно побледнела. А дон Фелипе так же насмешливо продолжал:

— Он так хотел видеть Сару Лоредан, что я не смог ему в этом отказать…

— И что же?

— И послал за ней.

— И… она… она пришла?

Голос доньи Манчи прозвучал глухо. Она почувствовала острый укол ревности в сердце. Дон Фелипе продолжал:

— Не только пришла, она и сейчас еще здесь.

— А где именно?

— В той комнате, где находится Мак… сложивший свою любовь к ее стопам.

— Это неправда, — вскричала донья Манча. — Сары Лоредан здесь нет!

— Угодно доказательства?

И улыбка дона Фелипе стала еще насмешливей.

— Чтобы получить доказательства, вы мне не нужны, — сказала испанка, стремительно направляясь к двери.

Дон Фелипе удержал ее:

— Да, и отсюда выходить тоже не нужно, — сказал он.

— Но…

— Дорогой друг, окажите мне милость, — продолжал дон Фелипе, — забудьте на две минуты и капитана, и его возлюбленную Сару, и соблаговолите выслушать мои разъяснения по поводу особняка, в котором мы с вами находимся; я его только что внимательно осмотрел и теперь знаю его лучше, чем вы.

Донья Манча в нетерпении топнула ногой и спросила:

— Ну что там еще у вас?

— Этот особняк был построен по модели особняка Босежур, прекрасного дворца, который Екатерина Медичи приказала возвести в двух шагах от Лувра; стены этого дворца были полые, в потолках просверлены отверстия, а посередине была комната, в которой, благодаря специальным трубкам, можно было слышать все, что происходило в доме.

— Ну, и какое мне до этого дело? — спросила донья Манча.

— В этой комнате, о которой я вам сейчас рассказал, — продолжал дон Фелипе, — нужно было только нажать на потайную пружину, чтобы одна панель обивки отъехала в сторону, открыв выпуклое и вогнутое зеркала, расположенные друг против друга.

Донья Манча слушала своего брата с явным нетерпением.

— Благодаря этой системе зеркал, чудесному изобретению флорентийца Рене, можно было видеть, что происходит в любой комнате дворца.

— Ну хорошо, куда вы клоните?

— Комната, в которой мы с вами находимся, в точности похожа на молельню Екатерины Медичи.

— Ах, вот как!

— И я уверен, что здесь есть система зеркал, как во дворце Босежур.

С этими словами дон Фелипе стал ощупывать панели обивки. Вдруг его рука нащупала пружину и одна из панелей сдвинулась. Перед глазами доньи Манчи появилось маленькое зеркало, в котором в уменьшенном размере отражались позолоченный потолок, парчовая обивка и дорогая мебель. Испанка узнала комнату, где она оставила спящего Мака.