– Ага, – кивнул тот. – Старшим конюхом! Чудо просто, как свезло, госпожа. При таких-то лошадках да такое жалованье!
– Ценит тебя сир Малькольм? – Нэрис тихонько фыркнула, глядя, какой неподдельной радостью светится лицо конюха. Да уж, точно парень по призванию служит! Ему, пожалуй, и золота не надо – лишь бы к «лошадкам» поближе.
– Ценит, дай бог ему здоровья, – кивнул тот. – Хороший хозяин.
– А зовут-то тебя как?
– Шон, госпожа, – снова улыбнулся парень. Улыбка была простоватая, но открытая и добродушная. – А вы, верно, супруга кого из гостей? Даже странно, леди до лошадок обычно не большие охотницы… Кроме хозяйки, конечно!
– Леди Агнесс любит лошадей? – удивилась Нэрис. – Очень разносторонняя женщина, однако… Ой! Какой малыш!
Нэрис в умилении прижала ладони к груди. Меланхолично жующий травку тяжеловоз отошел на новое место, и сразу за ним обнаружилась снежно-белая тонконогая кобылка, у которой под брюхом крутился такой же снежно-белый жеребенок. Малыш, словно почувствовав, что на него смотрят, повернул головку и поглядел на Нэрис огромными темно-фиолетовыми глазами. Девушка едва не растаяла на месте.
– Это вы про Флору? – улыбнулся Шон, глядя на растроганную молодую леди. – Она у нас совсем малышка еще, и трех недель не исполнилось. А уже такая умница, что диву даюсь.
– Арабской породы, верно? – Нэрис умильно вздохнула. – Копия матери. Будет красавицей!
– Да уж, – с плохо скрываемой гордостью проговорил конюх, любовно глядя на жеребенка. – Уж на что Розалинда наша хороша, а Флора и того краше! Уж как хозяин-то ее обожает! И то сказать – не зазря. Такую-то принцессу!
– Ты прямо как о собственной дочери говоришь, – весело фыркнула Нэрис.
Шон смущенно потупился и развел руками:
– Так ить оно навроде того и есть! Розалинда у нас первородка, выжеребка тяжелая была, уж боялся, что обеих потеряем. Считай, всю ночь мы с ней вдвоем маялись, сам едва не родил! – Он рассмеялся и махнул рукой. – Да что там я! Вон хозяин, даром что семь раз как отец, и то у денника до утра самого бродил… переживал! Очень уж мы Флору-то ждали.
Он тихонько, призывно засвистел. Белая кобыла подняла голову и, дернув аккуратными ушками, изящно засеменила к загородке. Жеребенок вертелся у ног матери, смешно подкидывая длинные и еще не очень послушные ножки.
– Пора их в тепло, – пояснил старший конюший, погладив подошедшую Розалинду по бархатному лбу. – Не лето, чай, к вечеру захолодает, а Флора мала еще, ей долгие прогулки могут во вред пойти. Да вы ее за ушком-то почешите, госпожа, не бойтесь! Она это страсть как любит.
– А можно? – наслушавшись о «долгожданности» и исключительности белоснежной малышки, Нэрис уже боялась лишний раз на нее и посмотреть – мало ли что!
– Да что ей сделается? – расхохотался Шон, поднимая с земли корзинку и запуская туда мозолистую пятерню. – Говорю же – почешите, она любит. И вот еще, берите, клеверу Розалинде насобирал, медвяного, насилу нашел, не лето уже все-таки… она, красавица моя, очень уж его обожает! С детства самого! Как зимой без него будем – ума не приложу.
– Его и сейчас-то найти трудно. – Нэрис сложила ладони ковшиком, и Шон осторожно ссыпал туда добрую горсть ароматных соцветий. – Балуешь ты ее.
– Дак… как же не баловать? – мягко улыбнулся парень, наблюдая, как кобыла деликатно берет бархатными губами лакомство из рук девушки.
Малышка Флора бестолково крутилась рядом, доверчиво тыкаясь носом то матери в брюхо, то в руки Нэрис, то в дерево загородки. Заласканная и привыкшая к людям с самого рождения, она и не думала чего-то пугаться. Наоборот – ей все вокруг было ужасно интересно.
Леди Мак-Лайон, скормив арабской красавице весь клевер, осторожно почесала за ушком жеребенка.
– Ну надо же, аж жмурится от удовольствия. И глаза какие! Послушай, Шон, а ты не знаешь, сир Малькольм себе ее оставит или продавать думает, как подрастет?
– Пока что не определился еще, – пожал плечами конюх, набрасывая на Розалинду повод. – Но, скорее всего, оставит, уж больно хорошая кобылка получилась! А вам зачем, госпожа? Али себе хотели?
– Да уж не отказалась бы! – честно ответила девушка, глядя, как жеребенок, смешно подскакивая, бежит за матерью к выходу из загона. – Но сомневаюсь, что лорд Мак-Дональд ее продаст. А если все-таки надумает – цена будет точно заоблачная!
– Это да, – согласился Шон, снимая засов на воротах загона и осторожно выводя свою подопечную вместе с ее дитятей. – Вы не представляете, во что хозяину Розалинда обошлась. В пол-Тиорама, ей-богу, не вру! И для случки жеребца племенного специально выписывали. Ужасть, просто прорва золота! Так что Флора, случись ее продать, стоить будет – немерено!
– Да уж… – вздохнула девушка, помогая снова закрыть ворота и опустить тяжелый засов. – Королевский подарок, такое животное не каждый себе позволить может. – Она помолчала и спросила нерешительно: – Шон, а можно я потом к ним еще на конюшню зайду?
– Понравились? – расплылся в понимающей улыбке конюший. – Оно и понятно, лошадки чудные. Конечно, приходите, госпожа! Только упредите хозяина, а то он страсть как за лошадок боится, конюшни с собаками охраняют, как бы вас не напугали. А то, если хотите, я сам ему скажу и вас встречу.
– Хорошо! – кивнула она. – Меня зовут Нэрис. Нэрис Мак-Лайон. Я тогда зайду после ужина.
– Мы вас будем ждать, – снова улыбнулся парень, потрепав белоснежную кобылу по шелковой гриве. – Все трое. Флора, Флора, куда?! Ах ты егоза такая…
Торопливо отвесив прощальный поклон, старший конюший лорда Мак-Дональда, намотав для верности повод на руку, бросился ловить шустрого жеребенка. Нэрис проводила троицу взглядом и вздохнула. Ах, чудо что за лошадь! И малышка тоже под стать матери вырастет. «Интересно, – подумала девушка, углубляясь в редкий перелесок, – а нам такая красота по карману? Надо будет спросить у Ивара. В конце концов, вместе со мной он получил очень солидное приданое, а что получила я? Кольцо, новую фамилию и неприятности? Вот раз он весь такой влиятельный, пускай сделает жене подарок, уговорит сира Малькольма продать нам Флору. И будем считать, что это моральная компенсация – в счет моих нервов, безвозвратно утерянных в результате замужества…»
Щурясь от золотистых солнечных лучей, насквозь прошивающих негустой перелесок, Нэрис медленно брела вперед, с удовольствием вдыхая свежий запах сосновых иголок, нагретой солнышком коры и теплый влажный аромат зеленого мха. Ей мечталось о том, что, возможно, через год-два она приедет сюда уже на другой лошади – на снежно-белой молодой кобылке арабских кровей по имени Флора и… Домечтать до победного конца не удалось – впереди, за все еще пышными зарослями кустарника, послышались знакомые голоса. Самый знакомый принадлежал, без всякого сомнения, ее собственному супругу, и, судя по тону, означенный супруг снова пребывал в раздражении. Нэрис остановилась, поколебавшись, подобрала пышные юбки и чуть ли не на цыпочках подкралась поближе. Не дойдя до зарослей несколько локтей, девушка аккуратно расстелила на травке плащ и прилегла на него в самой непринужденной позе. Если заметят – всегда можно сделать вид, что леди, утомленная обильным угощением и долгой прогулкой, присела отдохнуть, да и уснула ненароком. А слышно и отсюда неплохо. В основном, конечно, Ивара, Творимира – еле-еле, он, наверное, дальше ушел. Ну и пусть, все равно от него, кроме «эх», ничего нового не услышишь.
– Что, совсем никаких следов? – раздосадованно фыркнул бывший королевский советник. Русич издевательски эхнул. Ивар нахмурил брови: – Да, я понимаю, что здесь в тот злополучный вечер толпа народу побывала! Ты с ними, кстати, со всеми уже познакомился. Чужого запаха не учуял, когда детальный осмотр проводил?
– Эх…
– М-да… Негусто. К тому же у них у всех такое алиби! И в показаниях ни один ни разу не сбился. Кто же все-таки его высочество отсюда в полет отправил?
Русич недовольно развел могучими руками – мол, я-то откуда знаю?! Он прекрасно понимал, что командир пристает с одними и теми же надоевшими вопросами отнюдь не из праздного любопытства, но – при всем желании – помочь ему ничем не мог. Когда Творимир приехал сюда один сразу после осмотра тела погибшего принца, на злосчастном обрыве, как и вокруг оного, ловить было уже нечего. Кто только за эти несколько дней здесь не потоптался! И лорды, и слуги, и просто местные крестьяне да арендаторы – всем же интересно. Но Ивару только заикнись про остальных – потом еще неделю, как дурак, будешь каждого жителя на пять миль окрест обнюхивать. Вот оно ему, Творимиру, надо? Если бы сразу, хоть ночь спустя – дело другое, а так… смысла нет. Командир и сам это понимает, но все равно упорно хватается за последнюю соломинку… одно слово – гончая! И себя загонял, и всех остальных, а толку – чуть. Русич с протяжным вздохом поднял глаза на сердитого лорда, нарезающего едва ли не четвертый круг по обрыву. Нечего тут искать. Сам же понимает, что нечего. А все равно бегает, бормочет что-то.
