— Кэлли и Хомер бывают отрезаны снегопадом от окружающего мира с октября по апрель, — удивлялась вслух Каролина. — Иногда они не видят в это время ни одной души.
Гатри небрежно пожал плечами, открывая дверь амбара.
— Если бы у меня был достаточный запас пищи и дров, меня бы не страшила такая изоляция.
— И ты не скучал бы по своим играм в покер?
— Я играл бы в покер с тобой, — ответил Гатри, открывая ворота стойла и подзывая свистом свою лошадь. Животное ответило ржанием и подошло к нему.
Каролина скрестила на груди руки.
— Я не умею играть в карты.
Гатри усмехнулся.
— Вот как? Тогда ты все время была бы в проигрыше. Я бы заставлял тебя после каждого проигрыша отдавать предмет своей одежды, пока ты не разоблачилась бы полностью.
— Это подло, — попробовала изобразить негодование Каролина, впрочем не очень убедительно. Это было очевидно для них обоих.
Посвистывая, Гатри оседлал лошадь. Каролина вывела из стойла свою, и минут через пятнадцать они ехали по лесу; дороги для почтовых дилижансов утопали в грязи.
Все утро они ехали в гору, пока в полдень не достигли горного луга. Он был покрыт высокой и густой травой, в которой пестрели одуванчики, колокольчики, маргаритки, дикие фиалки и тигровые лилии, подобное цветочным венкам с головы принцессы.
— Гатри! — восхитилась Каролина, оглянувшись вокруг. Она соскользнула с седла прямо в траву. — Какая красота! Подумать только, все это великолепие рядом с горными снегами!
Гатри повел лошадей к ручью, шумно спадающему с горной вершины. Он был подобен серебряной ленте; вплетенной в венок из полевых цветов. Когда Гатри вернулся, то, достал традиционный кусок солонины, а вместе с ним сюрприз — кусок белоснежного торта.
Каролина была тронута этим знаком внимания, хоть торт в дороге помялся и раскрошился. Ее руки подрагивали, когда она протянула их, чтобы принять сюрприз.
— Очень благодарна тебе, Гатри!
Он улыбнулся, польщенный.
— Почувствовала себя лучше?
Она попробовала изысканного лакомства, наслаждаясь сладкой белизной сахарной глазури:
— Намного лучше!
Гатри прикоснулся к ее губам, — Анну по утрам, бывало, тошнило, — сказал он.
«Анна тоже была беременной», — подумала Каролина. Она внезапно почувствовала печаль.
— Ты не должен считать себя обязанным, если ребенок действительно…
— Обязанным, — нахмурился Гатри. — Разумеется, я буду обязанным. Каролина, мужчина не может поступить иначе в такой ситуации, как эта.
— Так поступил мой отец, — с горечью напомнила Каролина, — отец Лили и Эмми.
Гатри вздохнул. Он отломил кусочек торта и отправил себе в рот.
— Я не из тех людей, Дикая Кошка. Чем скорее ты это усвоишь, тем лучше. У меня есть собственный свод правил. Одно из них состоит в том, что я считаю себя ответственным за все, что делаю.
Она и ребенок. Если бы он появился, то Гатри счел бы себя ответственным лишь за него. Гатри заботился бы о ребенке просто потому, что так положено делать, но не потому, что испытывал такое глупое и сентиментальное чувство, как любовь.
— Я ненавижу тебя, Гатри Хэйес, — пробормотала Каролина, отворачиваясь.
Она доедала торт и была немало смущена, когда он повернул ее лицо к себе и улыбнулся. Должно быть, она выглядела очень смешно, потому что его улыбка перешла в отрывистый смех, затем в заливистый хохот.
С покрасневшим лицом Каролина поспешно дожевала торт и смахнула крошки у рта.
— Не смей смеяться надо мной! — вскричала она.
Гатри постарался успокоиться, но смешинки еще долго плясали в его глазах после того.
В раздражении Каролина подошла к поросли тигровых лилий и сорвала один экзотический цветок оранжевого цвета. Через несколько минут она успокоилась. Молодая женщина собиралась уже повернуться и заговорить с Гатри, когда увидела, на соседней горной гряде шестерых индейцев, сидящих верхом на лошадях. В руках у них были дротики. На плечах индейцев Каролина заметила нечто, напоминающее следы крови, оставленные после какого-то ужасного ритуального действа, — Гатри! — воскликнула она в ужасе.
Он тотчас оказался рядом с ней. Каролина почувствовала толчок его плеча в свою спину. Его руки легонько сжали ее чуть повыше локтей, голос звучал успокаивающе.
— Я вижу их, Дикая Кошка! — сказал Гатри ровным голосом, дыша над ее ухом. — Это шошони, отряд охотников. Я не думаю, что они побеспокоят нас, если мы не дадим повода для этого.
Каролина слышала и читала о том, что случается с женщинами, выкраденными дикарями. Она была изрядно напугана.
— Что именно они сочтут за повод?
Гатри рассмеялся.
— Пару выстрелов из моего револьвера, внезапные движения или действия.
Он замолчал. Затем послышался его знакомый посвист, повинуясь которому, к нему направилась его лошадь, позвякивая уздечкой.
— Мы будем спасаться бегством? — прошептала Каролина, поглядывая на индейцев.
— Нет, Дикая Кошка, — ответил спокойно Гатри. — Я просто хочу, чтобы мое ружье было рядом, на случай, если оно потребуется.
Наиболее живописно обряженный краснокожий незаметно тронул свою низкорослую раскрашенную лошадь. Другие шошони последовали за ним.
Гатри крепко сжал руку Каролины, затем взял в руку свой револьвер.
— Что бы ни случилось, — предупредил он ее любезным тоном, каким он, бывало, спрашивал стакан пунша на вечеринке, — не паникуй. Не тяни за курок, пока они не нападут.
Гатри встал впереди Каролины, когда краснокожие всадники приблизились. Внушительное ружье, вынутое из чехла, казалось детской игрушкой в его руках; на лице играла приятельская улыбка. Кивком головы он приветствовал краснокожих. Хотя поведение Гатри было непринужденным, Каролина ощущала в нем напряжение. Впервые она подумала о том, каким он может быть опасным и сильным противником.
Обращение индейца было смесью языков шошони и английского. К крайнему удивлению Каролины, Гатри отвечал на том же странном наречии.
Каролина улыбнулась краснокожим улыбкой, к которой она обычно прибегала в официальной обстановке.
— Что он говорит? — спросила она Гатри сквозь зубы, после того как собеседники поговорили некоторое время.
— Они требуют, чтобы им отдали собаку, — ответил Гатри.
— Собаку? — Каролина повернулась, чтобы видеть лицо Гатри. Должно быть, он разыгрывает ее. Шошони, по рассказам, могут снять скальп с человека, отправить женщину рабыней в отдаленный лагерь. — Для чего им нужен Тоб?
— Полагаю, они хотят зажарить его на ужин, — ответил он после беседы с шошони.
Каролину охватил ужас.
— Нет! — воскликнула она, упав на колени рядом с Тобом и обняв руками его лохматую шею. В руке она держала револьвер, ствол которого был направлен прямо в ногу Гатри.
— Каролина, — спокойно сказал Гатри, — если ты прострелишь мне ногу, черт возьми, это не послужит нашему делу ни в малейшей степени.
Боязливо Каролина отвела в сторону дуло револьвера, так что непосредственная опасность Гатри больше не угрожала.
— Я не позволю им есть эту чудесную собаку. Что за дикая фантазия? Когда я подумаю…
Гатри прервал ее стенания твердым, но все еще дружелюбным голосом:
— Заткнись, Каролина!
Индейцы оживленно посовещались друг с другом. Наконец предводитель отряда бросил взгляд сначала на Каролину, потом на Гатри. Он разразился бешеным потоком слов, скорее всего бранью, и сплюнул. В следующее мгновение отряд охотников быстро поскакал под гору.
Каролина медленно поднялась.
— Что случилось? Почему они ускакали?
Гатри вздохнул и запихнул ружье в чехол. Он торопливо выхватил револьвер из рук Каролины.
— Мне кажется, Дикая Кошка, ты не хотела бы, чтобы они остались на ужин.
Каролина скрестила руки на груди.
— Гатри, я хочу знать, что заставило их ускакать.
В некотором раздражении он засунул в чехол револьвер.
— Они поняли, как много хлопот доставляет мне такая несносная женщина, как ты, и решили не связываться с тобой.