Во время плаваний пристрастился он слагать стихи. Когда их набралась толстая тетрадка, он, возвратясь в Петербург, тайно издал, поставив на титуле псевдоним «К.Р.». Отпечатано было немного экземпляров; издатель разослал их по списку. Константин Константинович был сыном великого князя Константина Николаевича, отец его водил дружбу с литераторами, и он вырос в атмосфере обожания литературы и музыки.

Я баловень судьбы... Уж с колыбели
Богатство, почести, высокий сан
К возвышенной меня манили цели, -
Рождением к величью я призван.
Но что мне роскошь, злато, власть и сила?
Не та же ль беспристрастная могила
Поглотит весь мишурный этот блеск,
И все же, что лишь внешностью нам льстило,
Исчезнет, как волны мгновенный всплеск.

Несмотря на такой образ мыслей (по некоторым сведениям, в кругу доверенных друзей он высказывался гораздо определенней в критическом и даже либеральном духе), он вынужден был поклоняться и силе, и злату, и власти — и даже проявлять ее, поскольку последовательно занимал чины: командующего лейб-гвардии Преображенским полком, главного начальника военно-учебных заведений, генерального инспектора военно-учебных заведений. Президентом академии (с оставлением должности в армии) был назначен в 1889 году.

Псевдоним скоро раскрылся; у Константина Константиновича завязалась дружба с Майковым, Фетом. Они видели в нем поклонника «чистой» поэзии. (Поэт должен вдохновляться, писал К.Р., «лишь тем, что свято, безупречно, что полно чистой красоты».) Престарелый Фет завещал ему: «трепетный факел... вестнику света сдаю молодому». К.Р. много переводил — его перевод «Гамлета» считался классическим. Перелагал Шиллера, древнегреческих авторов, сочинял пьесы. Но особенным успехом пользовались романсы его — точнее, романсы, написанные на его стихи П.И.Чайковским: «Растворил я окно — стало душно невмочь...», «О, дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду...», «Помнишь, порою ночною...». (Эти и иные романсы: «Повеяло черемухой», «Сирень», «Баркарола», «Колокола», «Мне снилось» — были любимы и часто исполнялись Александром Петровичем в кругу друзей и близких.)

Постоянных ученых занятий Константин Константинович не вел, но его комментарии к Шекспиру отмечены эрудицией и обстоятельностью. По заведенному порядку он был «приставлен» к академии от царствующей семьи. Он понимал это и старался не навязывать своего мнения и не мешать научной работе. Бюджет академии при нем превысил миллион рублей, число штатных единиц увеличено. Окрепли лаборатории, обсерватория, расширилась экспедиционная деятельность.

Вот он стоит, держа папку, высокий, худощавый, прямой, откинув коротко стриженную голову с плотными ушами и выпуклыми, холодными, «романовскими» глазами — похожий на портрет Александра III, висящий над письменным столом. Через минуту он выйдет, твердо ступая блестящими сапогами, взбежит по лестнице... появится в центре президиума и, дождавшись тишины, произнесет:

— Господа академики! Имею честь открыть годичное общее собрание!..

Глава 20

Очерки геологического прошлого...

«Очерки геологического прошлого Европейской России», несомненно, вершина дореволюционного творчества Карпинского. На них выросло, выучилось несколько поколений русских геологов. «Очерки» сформировали стиль геологического мышления и составили эпоху в изучении природных явлений на Земле — не столько по причине ошеломляющих открытии, сколько методологией изучения явлений природы. Естествоиспытатели научились видеть в каждом природном событии — плавного или катастрофического характера — колечко длинной череды предшествующих событий, иногда генетически очень далеких, — например, потопление берегов и в связи с этим изменение маршрутов птичьих перелетов, что вызывает перераспределение масс насекомых, а в конечном счете изменение морских или речных осадков — и так далее. Пример выбран произвольно, чтобы показать, как изменился после «Очерков» охват явлений природы.

С другой стороны, философски изменился подход к геологическому пласту (или комплексу пластов) как  з н а к у  геологических событий; пласт — и свидетель, и результат, и ключ к отгадке каких-то явлений; кроме самоценности своей, он приобретает неожиданно информативный смысл; геологический  ф а к т  включает в себя уже и толкование факта, то есть если геолог осматривает разрез (обнажение горных пород), он сразу и толкует его, причем совершенно непроизвольно. Он теперь не мыслит иначе эту операцию — и, конечно, совершенно не задумывается над тем, что в том-то и заключается качественный скачок в геологическом мышлении, который произошел после «Очерков». Из описательной дисциплины историческая геология превратилась в науку. (Разумеется, не нужно думать, что это впервые произошло в России и в том будто бы единственная заслуга нашего ученого; сам ход научного познания подводил к тому; можно назвать предшественников в России, за рубежом такой переворот произвели Зюсс в Австрии, Ог во Франции.)

Но, сформировав по-новому геологическое мышление, «Очерки», если позволено будет так выразиться, растворились в нем — и это чрезвычайно характерно для судьбы произведений Карпинского вообще. Зерно умирает в растении. Идеи, содержащиеся в «Очерках», как выражается профессор Б.Л.Личков в брошюре о Карпинском, «стали общепринятыми».

Современники не могли, что называется, подобрать слов для выражения восхищения работой Карпинского. Академик Д.В.Наливкин свою статью начинает... с описания личной библиотеки. Иные книги в ней «переплетены в старинные кожаные переплеты, напечатаны на синеватой или сероватой шершавой бумаге, с рисунками, отличающимися исключительно кропотливой точностью или, наоборот, полным пренебрежением реальности. Каждой из таких книг от полутораста до двухсот лет, на них смотришь с почтением...». Другие — «в потертых папочных переплетах, на бумаге, уже похожей на современную. Каждая из этих книг не моложе Пушкина... Необыкновенно разнообразны книги — современники наших дедов и отцов... огромные фолианты, маленькие, почти карманного размера брошюры... одни весят десятки килограммов, другие легки, как тетради». В этом книжном царстве «Очерки» Карпинского занимают особое место. «Среди сонма теней, безмолвно уходящих в прошлое, они сияют, как одинокие звезды в небе», — провозглашает академик.

«Уже при первом появлении они произвели громадное впечатление; еще более росло оно в последующие десятилетия... Цитировались во многих десятках и даже сотнях работ; выдержки из них и палеогеографические схемы вошли во все учебники».

Составились «Очерки» из трех статей: «Очерк физико-географических условий Европейской России», «Общий характер колебаний земной коры» и «Замечания о характере дислокации пород в южной половине Европейской России». Название первой статьи, быть может, запомнилось читателю — оно упоминалось в главе «Карпинский и Федоров». Так назывался доклад, с которым Александр Петрович 26 декабря 1886 года выступил в торжественном публичном заседании академии. Доклад, точнее мемуар, написанный на его основе, был напечатан в «Записках Академии наук»; через семь лет там же появилась статья «Общий характер колебаний земной коры», а через два года — «Замечания о характере дислокации пород в южной половине Европейской России».

Минуло полтора десятилетия, статьи были признаны ученым миром  к л а с с и ч е с к и м и,  и издательство «Природа» решило, объединив их, снабдив комментариями, выпустить под одной обложкой в серии «Классики естествознания». Издание задержалось в связи с войной и было осуществлено только в 1919 году.

«Геологу нужна вся Земля!» — воскликнул в одной из своих статей Карпинский и тут же нашел возможным добавить несколько слов о России, «обнимающей громадное пространство»; у русских геологов-де особая доля: познать планету, исключив познание России, невозможно, а  ч е р е з  Россию можно. Ибо отличается она «замечательными геологическими особенностями, изучение которых пролило новый свет на геологическую науку, вмещающую в себе, к слову сказать, выводы всех других наук, относящихся к нашей планете». Эти слова Карпинского очень актуальны теперь, когда взоры ученых и философов науки обратились к геологии, ибо в ней сходятся астрономия, биология, химия и физика, а кроме них, и еще нечто специфическое, что и есть наука о  З е м л е. И в связи с этим с особой симпатией вспоминаются «Очерки» Карпинского, в которых используются данные различных наук и восстанавливается история Земли — не всей, и даже не всей России, лишь Европейской ее части, однако Европейская Россия, как показал Карпинский, может рассматриваться как своеобразный испытательный полигон геологии. Объясняется это тем, что Европейская Россия — от Урала до Карпат — испытала спокойное геологическое развитие. Карпинский выделяет две «области развития» земной коры: спокойную и активную, по тогдашней терминологии, столовые регионы и горные кряжи. Европейская Россия относится к первой. Для решения теоретических задач выделяет Карпинский «простоту ее геологического строения, вызываемую спокойным ходом геологических событий, не затемненных в большинстве случаев последующими явлениями, которые могли бы нарушить первоначальное взаимное отношение между геологическими образованиями различной древности или в сильной степени изменить их минеральный (петрографический) характер».