— Должно быть, это очень приятно, когда человек имеет способность придумывать различные истории.

— Я в любой момент могу придумать самые невероятные вещи, — сказала миссис Оливер с довольным видом. — Вот только записывать все это так утомительно! Мне всегда кажется, что я уже закончила книгу, но потом, когда начинаешь подсчитывать, оказывается, что написано всего лишь тридцать тысяч слов вместо шестидесяти, и тогда приходится втискивать еще одно убийство или устраивать вторичное похищение героини. И все это очень надоедает.

Фода ничего не ответила, она, не отрываясь, смотрела на миссис Оливер с благоговением, которое чувствует новичок перед знаменитостью, и в то же время с некоторым разочарованием.

— Вам нравятся эти обои? — спросила миссис Оливер, обведя вокруг рукой. — Я ужасно люблю птиц. А этот лиственный орнамент напоминает тропики, и мне всегда кажется, что сейчас жаркий день, даже когда на Улице холодно. Я совершенно не выношу холод и ничего не могу делать, если не чувствую себя в тепле. А вот Свен Хиерсон каждое утро бросает в воду куски льда, когда принимает ванну!

— Ой, как это все чудесно! — воскликнула Фода. — И вы настолько любезны, что говорите, будто я вам совсем не мешаю.

— Сейчас мы будем пить кофе с тостами, — сказала миссис Оливер. — Очень крепкий кофе и очень горячие тосты. Я в любое время дня и ночи могу пить кофе.

Она подошла к двери, открыла ее и позвала горничную. Потом вернулась на свое место и сказала:

— А зачем вы приехали в город? За покупками?

— Да, я кое-что покупала.

— А мисс Мередит тоже приехала?

— Да, она пошла с майором Деспардом к адвокату.

— К адвокату?

От удивления брови у миссис Оливер поползли вверх.

— Да. Дело в том, что майор Деспард посоветовал ей взять адвоката. Он был ужасно добр, право же.

— Я тоже была добра, — сказала миссис Оливер, — но, как мне кажется, это не имело успеха, так ведь? И вообще, я предполагаю, что ваша подруга рассердилась за то, что я тогда приехала.

— Нет, она не рассердилась, совсем не рассердилась. — Фода заерзала на стуле в замешательстве. — А вообще-то я приехала сюда сегодня с определенной целью, мне хотелось вам все объяснить. Я увидела тогда, что вы все поняли не правильно. Энн вам показалась нелюбезной, но на самом деле это не так. Я хочу сказать, что она была такой не из-за вашего приезда. А потому, что вы кое-что сказали.

— Я кое-что сказала?

— Да. Конечно, могло так случиться, что вы и не сказали бы этого. Все произошло случайно.

— А что же я такое сказала?

— Мне кажется, вы этого и не помните. Просто так получилось в разговоре. Вы сказали что-то о несчастном случае и о яде.

— Неужели?

— Я так и знала, что вы, наверное, этого и не помните. Да. Так вот, у Энн однажды произошел такой ужасный случай. Она была в одном доме, где женщина выпила по ошибке какой-то яд. Кажется, состав для чистки шляп. И умерла. Конечно, для Энн это было большим ударом. Она об этом не может спокойно ни вспоминать, ни говорить. А когда вы невольно коснулись этого, на нее, конечно, снова все нахлынуло, она замкнулась, и стала такой натянутой и странной, какой я ее редко вижу. Я поняла, что и вы тоже это заметили. При ней я ничего вам не могла сказать. Но все же мне бы хотелось, чтобы вы знали: все это не так, как вы думаете. Она вовсе не такая уж грубиянка.

Миссис Оливер посмотрела на раскрасневшееся разгоряченное лицо Фоды и медленно сказала:

— Понимаю.

— Энн необыкновенно чувствительна, — сказала Фода. — И не умеет переживать трудности. Если ее что-то огорчает, она предпочитает не говорить об этом, хотя это и нехорошо. По крайней мере, я так думаю. Ведь огорчение остается, говорите вы о нем, или нет. А если притворяться, что его не существует, значит просто не иметь самообладания. По мне лучше уж все высказать, как бы тяжело это ни было.

— Но вы, моя дорогая, воинственная девушка, — тихо сказала миссис Оливер. — А ваша Энн — нет.

Фода зарделась.

— Энн — очень хорошая.

Миссис Оливер улыбнулась.

— А я и не говорю, что она плохая, мне просто кажется, что у нее нет такого качества, как у вас, — мужества.

Она вздохнула, а потом довольно неожиданно спросила:

— Вы верите в ценность правды, моя дорогая, или нет?

— Конечно, верю, — сказала Фода, глядя на нее в упор.

— Да, вы так говорите, но, может быть, вы не подумали всерьез. Ведь правда подчас глубоко ранит и разрушает иллюзии.

— Но все равно, я предпочла бы знать ее, — сказала Фода.

— И я тоже. Но не думаю, чтобы мы поступали мудро.

Фода вдруг с жаром произнесла:

— Не говорите Энн о том, что я вам рассказала. Ей это не понравится.

— Я и не помышляла об этом. А давно все это произошло?

— Года четыре тому назад. Не правда ли, странно, что некоторым людям все время так фатально не везет? У меня была тетя, так та всегда попадала в какую-нибудь историю. А теперь вот Энн замешана в двух каких-то загадочных преступлениях, только, конечно, вот, это последнее убийство еще хуже. Ужасный случай, правда?

— Да, согласна.

В эту минуту в комнате появились черный кофе и горячие тосты. Фода ела и пила кофе, наслаждаясь словно ребенок. Ей было необычайно приятно вот так просто сидеть в интимной обстановке и пить кофе со знаменитостью.

Когда они закончили с кофе, она встала и сказала:

— Надеюсь, я не слишком оторвала вас от дел. Вы не будете возражать… Не причиню ли я вам хлопот, если пришлю одну из ваших книг, чтобы вы мне ее подписали?

Миссис Оливер засмеялась.

— О, и это все? Для вас я сделаю, дорогая, все, что вы захотите, — она открыла ящик буфета, стоявшего в дальнем конце комнаты. — А какая книжка вам больше нравится? Может быть, «Происшествие со второй золотой рыбкой?» Мне самой она нравится больше других. Она хоть не такая страшная.

Несколько удивленная той характеристикой, которую дает писательница своим собственным произведениям, Фода с радостью согласилась. Миссис Оливер достала книжку, открыла ее, превосходным росчерком написала свое имя и вручила ее Фоде.

— Вот, пожалуйста.

— Большое спасибо. Мне было здесь очень приятно. Надеюсь, вы не слишком сердитесь на меня за этот визит?

— Ну, что вы! Я сама этого хотела, — сказала миссис Оливер.

Затем, с минуту помолчав, она добавила:

— Вы славный ребенок. До свидания. И берегите себя, моя дорогая.

— Ну, вот. Зачем я это сказала? — тихо спросила она у себя самой, когда дверь за ее гостьей закрылась.

Она покачала головой, поправила прическу и снова вернулась к своему Свену Хиерсону, совершавшему выдающиеся дела с луковой подливкой.

Миссис Лорример вышла из дома на улицу Харли-стрит.

На мгновение она остановилась на ступеньках у двери, а затем медленно стала спускаться вниз.

На лице у нее все еще было странное выражение, сочетание непреклонной решимости и какого-то замешательства Она чуть хмурилась, будто хотела сконцентрировать свои мысли на вопросе, который ее целиком захватил. Как раз в этот момент она заметила Энн Мередит на противоположной стороне улицы.

Энн стояла и неотрывно смотрела на большой многоквартирный дом на углу.

Миссис Лорример, немного поколебавшись, перешла через дорогу.

— Здравствуйте, мисс Мередит.

Энн вздрогнула и оглянулась.

— О, это вы? Здравствуйте.

— Вы все еще в Лондоне? — спросила миссис Лорример.

— Нет. Я приехала сюда на один день. У меня есть кое-какие неотложные дела.

Она то и дело бросала взгляд на большой многоквартирный дом.

— Что-нибудь стряслось? — спросила миссис Лорример участливо.

Энн виновато поежилась.

— Стряслось? Нет, а что могло стрясись?

— У вас такой вид, будто вы чем-то взволнованы.

— Нет, нет. Хотя, вообще-то говоря, и вправду взволнована. Впрочем, ничего особенного, просто так, глупость.