Генка мнется, такого слова он дать не может, но и прямо взбунтоваться не решается. В это мгновение зазвонил телефон. Муха хватает спасительную трубку:

— А-а, папа!.. А к нам завтра приезжает Кит! Ты знаешь об этом? Не веришь? Честное комсомольское! Что? Не комсомолец?! Так буду им осенью! Ты рад? Я тоже!..

— Дай-ка, я... — вырывает трубку мама. — Олег, — говорит она металлическим голосом (что обычно добра не предвещает), — это почему же без согласования со мной?

«Ну, дадут сейчас Киту от ворот поворот, — с тревогой думает Генка, продолжая внимательно наблюдать за лицом матери. — Нет, на этот раз папа показал себя мужчиной. Урра, по всему видно, что таинственный Кит погостит у них!»

Лицо у мамы сделалось обиженным. Нижняя губа выпятилась, тонкие брови сошлись у переносицы. Генке стало жалко родительницу.

— Мам, ну чего ты так? Квартира у нас — вон какая, три комнаты! Кит нас не стеснит, поселится у меня, веселее будет. Хоть двоюродный, а брат!..

— Конечно, конечно, — согласилась мама, на главах ее выступили слезы умиления. «Какой Геночка у меня радетельный и рассудительный, — подумала она, — только ради него она и согласится потерпеть недельку-другую сельского башибузука!»

Наталья Аркадьевна, снова повеселев, набрала заветный номер 2-28-90, папины позывные, и ласково проворковала;

— Олежка, нас неожиданно разъединили. Конечно, Костю мы завтра встретим. Поселим его в Генкиной комнате, вдвоем им будет веселее... Что? Генка? Рад без памяти! Я... тоже...

Трубка снова легла на рычажки.

— Так, значит, в твою комнату мы сейчас поставим раскладушку. — Наталья Аркадьевна двинулась к кладовке. Муха за ней.

— Зачем? Если Кит такой же «богатырь», как я, мы и на одной кровати разместимся запросто.

— Нет-нет, здесь ты уж не спорь, спать вдвоем не гигиенично! — Губы у мамы снова выдвинулись вперед, и Генка молча покорился.

Первая «Ракета» с низовьев Волги прибывает в шесть двадцать утра. В шесть Генка с папой уже стояли на пристани для кораблей с подводными крыльями.

Серый железобетонный причал, окантованный толстенными привальными брусьями, выглядел величественно и современно. В ста метрах вверх по течению покачивалась пристанешка для речных трамвайчиков. Покрашенная в нежно-голубой цвет, вся в деревянной кружевной резьбе, она тоже производила праздничное впечатление.

— Красиво-то как! — воскликнул Генка.

— Да, сработано знаменито! По-русски!..

В устах отца это звучит как высшая оценка. Олег Георгиевич слово работа всегда произносит с благоговением. Специалист на все руки, лучший в области полиграфист, он знает истинную цену этому слову. И Генка, пропуская каждую буковку через сердце, повторяет вслед за отцом:

— Уж точно, сработано знаменито!..

Хороша матушка-Волга июньской порой, особенно в утренние часы! Пушистое, легкое солнце, вынырнув из-за горизонта, играючи, без всякого усилия, набирает высоту. Как веселый школяр, оно поскакивает по кронам низкорослых акаций и стройных тополей, по крышам многоэтажных домов и заводским трубам. Ажурный мост, переброшенный через Волгу, кажется невесомым. Под него то и дело подныривают шустрые баркасы, похожие на водяных жуков.

Генка напряженно всматривается вдаль, он задался целью первым «засечь» серебристый челнок «Ракеты», пришпиленный кормой к пенной дорожке.

И все-таки папа оказался более зорким, а может, просто более внимательным.

— Летит! — объявил он.

— Где? Где она?! — Генка мигом взобрался на толстый чугунный кнехт. — Вижу!.. Как стриж — на бреющем!.. Вот это скоростишка!..

— Да, моторы у нее сработаны дай бог! — Олег Георгиевич дернул себя за мочку маленького розового уха, — силища-то, силища какая!..

Полет ракеты и в самом деле великолепен. Серебристое, дельфинье тело корабля как бы парит над водой. Лишь кончик кормы соприкасается с пенной папахой здоровенного ревущего буруна.

— Эхма! — завопил Генка. — Минута — километра как не бывало!..

«Ракета», поравнявшись с причалом, резко уменьшила ход и сразу же всем корпусом осела на воду. И тогда Муха разглядел на серебристом борту ее скучный номер — «308».

«Ракета» мягко привалилась к причалу. Матросы положили сходни, и пассажиры с сумками и котомками в руках хлынули на берег.

«Названия, что ли, интересного не смогли придумать? — С обидой и недоумением Генка продолжал таращить глаза на нос корабля. — Назвали бы, скажем, «Брат космоса» или «Покоритель Центавра», а то... «308»!.. А еще говорят, что на флоте работают сплошь романтики!.. Однако как бы мне не проворонить Кита!» — И Муха все свое внимание переключил на пассажиров. Среди них он пытался найти своего двойника, паренька, примерно одного с ним роста и телосложения.

— А это не он? — в сто первый раз спросил Генка отца, кивая на худенького конопатого парнишку.

Олег Георгиевич в ответ лишь хитро улыбался:

— Я же тебе обрисовывал Костю.

«Обрисовывал?! А сам всего-то и сказал, что Костя — паренек особенный и что его ни с кем не спутаешь! Вот и угадай по таким признакам!»

И все-таки Генка распознал своего двоюродного брата по доброй «папиной» улыбке, с которой высокий круглолицый юноша подошел к ним.

— Здравствуйте, дядя Оля! — сказал юноша, протягивая крупную руку Генкиному родителю.

— Кит?! — подскочил Муха и тут же поправился: — Костя?

— А ты — Гена? Сын дяди Оли и, значит, мой брат! — Приезжий прямо-таки расплылся в лучезарной улыбке. За плечами Кита топорщился внушительных размеров мешок. «С рыбой», — по запаху определил Генка. В руках приезжего покачивался старенький, ободранный баул. — Узнаете? — спросил Кит, указывая взглядом на баул.

— Неужели мой, фронтовой? — удивился Олег Георгиевич.

— Он!

Между дядей и племянником начался тот прерывистый взволнованный разговор о близких и знакомых, который возникает в подобных случаях. А Генка тем временем пристально изучал волжского богатыря.

«Кит! Настоящий Кит! — восторгался он, — пятнадцать лет, а рост сто восемьдесят два, не меньше! А плечи?! Таким сам Поддубный мог бы позавидовать! Если бы такого да еще поднатаскать по самбо, он не то что с Петухом или Сомом — со всеми отчаюгами Морянска одним мизинцем справиться смог бы».

А Олег Георгиевич все продолжал допытываться:

— Так, значит, мама по-прежнему воюет на рыбозаводе? Хорошо. А бабка Прасковья? Жива? Ну и ну! Наверное, уже за сотню перевалило.

— В мае сто девять минуло...

— Гляди ты?! Небось и газеты все еще почитывает без очков?

— Читает...

— Послушай, Кит, а от вашей Лужи до Каспия далеко? — встрял в разговор Генка.

— Не-е... Верст двадцать, не боле.

— Ну, гвардия, потопали домой, а то мама нас и без того заждалась, — подмигнул Генкин папа. — А нерешенные проблемы мы за столом решим.

Муха уцепился за Костин баул:

— Давай помогу!

Но Кит отстранил его:

— Не надо... Тяжелый.

Но Муха упрямо не выпускал ручки:

— Ты не гляди, что я такой... не очень рослый, я сильный!

Костя вопросительно посмотрел на Олега Георгиевича.

— Пусть несет, — усмехнулся тот, — он и вправду сильный!

Генка расцвел, а Кит, пробормотав что-то неопределенное, что должно было означать: смотрите, дело хозяйское, отдал баул на попечение брата.

До дому добрались без особых приключений. Поклажу Генка волок, не прося пардону, но взмок изрядно. Мама встретила их приветливо. Мальчиков сразу же проводили в Генкину комнату.

— Разберитесь немного — и в ванну!

Кит с нескрываемым восторгом глядел на модную мебель и дорогие ковры, развешанные по стенам. Подошел к книжному шкафу, потрогал Генкины богатства:

— Здорово живете!.. Квартира в центре города!.. Книги!..

— Не жалуемся, — скромно ответил Муха, радуясь в душе, что такому выдающемуся человеку в их доме что-то понравилось. — А как у тебя с учебой? — неожиданно спросил Генка.