— Нет, — сипло отозвалась я, — я сейчас приведу себя в порядок и пойду вниз. Всем нелегко. А буду себя жалеть — еще больше расклеюсь. И так стыдно перед вами.

— Нечего стыдиться, — строго сказала леди Шарлотта. — Я, когда была беременна Люком, рыдала дни напролет. Женщинам иногда необходимо хорошо поплакать. Легче же?

Я прислушалась к себе.

— Легче.

— А сейчас станет еще лучше. Я поднялась сказать, что к нам пришел второй хирург, Марина. Он ждет тебя в гостиной.

Я подскочила, забыв о всех горестях, заметалась по спальне — то к зеркалу, посмотреть объем катастрофы с лицом, то к гардеробу, — но не успела достать платье, как меня настиг испугавшийся слез токсикоз, и пришлось мчаться в ванну.

Возможно, и неплохо, что Люка сейчас рядом нет. Боюсь, в таком состоянии я бы сделала его жизнь по-настоящему невыносимой.

Пески, Люк

Герцог Дармоншир уже забыл, когда спал в последний раз. Полеты в Пески, занятия с Нории, возвращения в герцогство, вылазки за оружием, совещания, разведка, снова в Пески… Хорошо, что, когда он был в змеиной ипостаси, человеческая отдыхала.

Но сегодня уставший мозг все-таки начал выдавать галлюцинации: пролетая ночью вдоль инляндского берега с зажатой в зубах артиллерийской установкой, Люк увидел сначала белесое свечение в скалах, напоминающее то ли призрачный цветок розы, то ли раскрытую в небеса змеиную пасть. Он теперь летал над морем, чтобы избежать встречи с захватчиками, и сейчас даже сменил направление, хотя машина в пасти тянула его вниз, покружил вокруг, настороженно вглядываясь в скалистое побережье, но ничего не разглядел и полетел дальше.

Затем стало казаться, что его окружают странные серебристо-черные змеептицы, взявшиеся играть с ним в догонялки. Видения, когда он отмахивался лапой, рассеивались темным дымом, но лапы и кожу при касаниях простреливало холодом, и от этого было жутко. Но тут из-за туч вышел месяц, и оказалось, что вокруг никого нет. Море под брюхом играло в голубоватом лунном свете, шурша галькой, и от равномерного движения волн глаза начинали слипаться и отчаянно хотелось зевнуть.

Люк доставил орудие к форту и снова поднялся в воздух, не оборачиваясь, хотя от голода уже мог и камень сгрызть. Но ничего, поохотится по пути. Нужно было лететь в Пески. Нории давал ему очень много, а времени с приближением врагов почти не оставалось.

Внизу, в утренних сумерках, показалась громада замка Вейн — он был темен, только редкие окошки светились на нижних этажах. Люк, помотав башкой, чтобы снять оцепенение, спустился ниже, завис перед окнами спальни Марины — они были открыты, но завешены голубыми шторами, расшитыми золотом, и змей, досадливо фыркнув, оставил мысль обернуться и заглянуть к супруге и понесся дальше, набирая высоту. Промелькнули огни столицы герцогства — Виндерса, расположенного в восьмидесяти километрах от замка, через несколько минут остались позади и земли приморского монастыря Триединого, находящегося в Рудлоге, а впереди, очень далеко, уже поднимались заснеженные пики Милокардер, сияющие золотом в рассветном солнце.

Теперь Люк летал в Истаил не над океаном, а через горы, сократив время пути вполовину. Поначалу он побаивался: Милокардеры были куда выше и опаснее Северных пиков, где его тренировал Луциус, и первый раз его чуть не швырнуло высотными воздушными потоками на склон. Он, конечно, рискнул снова, наловчившись ловить высокогорные ветра и ускоряться с их помощью. Но полет все равно занимал больше трех часов.

Остались позади и горы, где ему так и не удалось нормально поохотиться — на зуб попался только один козел, жесткий и такой старый, что, верно, нарочно вышел навстречу змею, дабы прекратить свое существование. Дальше пошла зелень Песков, и, наконец, Люк увидел белые купола и дома полуденного Истаила и через несколько минут опустился в парке дворца Нории. Обернувшись, с усилием потер глаза и, покачиваясь, зашел в беседку, где лежали оставленные сигареты. Ему хотелось есть и курить, а пачка была ближе, чем дворец.

Раздалось посвистывание, и в беседку впорхнула стайка анодари — туманных крылатых то ли котят, то ли четырехлапых совушек, — закружились вокруг его светлости, рассеивая табачный дым. Люк следил за ними слипающимися глазами, вяло шевеля пальцами — ветерок, послушный его воле, щекотал духов воздуха, те радостно взвизгивали, хватались за потоки ветра лапками, качались на них как на качелях. Так он и заснул — под свист анодари, с дымящейся сигаретой в пальцах, лицом на резном столике.

Крылатых воздушных духов Люк увидел в первый же день пребывания в Песках. Они с Нории и Ангелиной добрались из Лонкары в Истаил, и Владыка, уделив должное внимание супруге и государственным делам, пригласил его светлость прогуляться и заодно выяснить, что гость умеет. Через полчаса дракон задумчиво посмотрел вслед очередному смерчу и сказал рокочуще:

— Тебе не хватает умения и точности, хотя сила твоя велика. Мне жаль, что у меня мало времени. Я покажу тебе то, что пригодится в бою. А если ты выиграешь войну — расскажу и остальное.

— Спасибо, — в очередной раз поблагодарил Люк.

— Мне это в радость, — ответил Владыка, сворачивая в апельсиновую аллею. — Пятьсот лет назад змеев воздуха среди белой аристократии было куда больше, несколько десятков. Сейчас ты один. Кровь разбавляется, способности к обороту пропадают. Туре нельзя тебя терять.

— А почему драконы не теряют эти способности? — поинтересовался герцог, разглядывая усеянные оранжевыми плодами деревья. Дух стоял свежий, цитрусовый, даже в носу защекотало.

— Мы потомки двух стихий, — Нории остановился, залюбовавшись цветущей изгородью, как звездочками покрытой алыми махровыми бутонами. — Поэтому способность к обороту есть у всех драконов.

— Берманы тоже все имеют вторую ипостась, — задумчиво пробормотал Люк. Дракон был бесценным источником информации и охотно ею делился, и герцог пообещал себе после войны обязательно прибыть сюда с визитом и послушать все, что может рассказать местный хозяин.

Нории улыбнулся, направляясь дальше по тропинке.

— По легендам, Михаил Бермонт, первопредок династии, был воспитан медведицей и жил со своей женой в облике медведя, поэтому у всех его потомков устойчивая способность к обороту. Но я думаю, дело еще и в том, что берманы очень закрытый народ. Они женятся только на своих, очень редко — на человеческих женщинах или женщинах других стихийных родов. Поэтому их кровь так не разбавлена. Но хватит разговоров. Попробуй сорвать вот тот апельсин, брат.

Нории учил его точечным ударам — и великовозрастный ученик старательно пытался сорвать потоками воздуха плоды с деревьев так, чтобы не шелохнуть листья вокруг. Получалось плохо — они шли по тропинке, а за ними оставались голые деревья с облетевшей листвой. С одного из таких после его неумелых действий и сорвалась стая анодари — Люк от неожиданности выругался, рефлекторно отшвырнул налетевших туманных существ воздушной волной — и только потом рассмотрел обиженно посвистывающих маленьких духов, переливающихся белесым сиянием, как бесконечные ветра над Турой.

— Зачем ты так? — укоризненно пророкотал дракон, подманивая одного малыша к себе и почесывая его пальцем под горлышком. — Они почуяли в тебе свою стихию. Это духи воздуха, анодари. Не обижай их.

— Рефлекс, — покаялся Люк, наблюдая, как духи облепляют Нории, словно голуби — статую одного из Дармонширов в столице герцогства. — Все время жду нападения. Я думал, воздушные духи змееподобны. И умеют говорить.

— В разных частях света по-разному, — Владыка свистнул, и анодари сорвались с его плеч и рук и улетели. — Эти совсем маленькие и недолго рядом с человеком, поэтому речи еще не обучились. Но они всегда будут готовы помочь тебе. Ты им хозяин, запомни, — дракон остановился, оглянулся, обозревая размер разрушений и усмехнулся:

— Ты слишком нетерпелив. Представь, что потоки — это струны фарры. Это такой музыкальный инструмент, — пояснил он, увидев недоумевающий взгляд Люка. — Тебе нужно точно и аккуратно тронуть одну струну.