— Да, пока получается просто колотить инструментом по деревьям, — невесело согласился его светлость.

— Это от нетерпения, — повторил Нории. — Попробуй брать паузу. Делай вдох и замирай перед тем, как тронуть струну.

Люк послушно замер, поймал струящийся над землей ленивый ветерок и направил его к яркому, налитому оранжевым апельсину. Но поток снова сорвался с пальцев, как взбесившийся буйвол, и ураганным порывом ударил по дереву. Люк уныло посмотрел на апельсины, падающие на щедрую землю Истаила с влажными шлепками, на кружащиеся листья и тряхнул головой.

— Неважный из меня музыкант, — проговорил он.

— Не все сразу, — отозвался Нории, шевельнув пальцами, — с дерева сорвался оранжевый плод, опустился в ладонь дракону. — Воздух — капризная стихия. Ты быстро учишься. Забудь о том, что у тебя мало времени, это мешает. Действуй так, будто у тебя есть вечность.

Забыть не получалось, и вечности у Люка не было, но "игра" потоками с каждым днем удавалась все лучше. Как и точечные удары, как и призыв мелких вихрей и смешение теплых и ледяных, влажных и сухих высотных ветров, чтобы создать грозовую тучу, вызвать град или ураган. Люк учился, хватая все, что давал ему дракон, и с отчаянием понимал, что времени катастрофически не хватает. Что ему нужно в десять, в сто раз больше.

— Брат, поднимайся.

Люк поерзал щекой по гладкой ткани и разлепил глаза. В них словно песка насыпали, и видно было плохо. Он находился в покоях, раскинувшись прямо в одежде на постели. А у кровати, склонившись, стоял Нории — дракон держал в ладони руку Люка, слушая пульс, и от его пальцев шла по телу живительная прохлада. Дармоншир, проморгавшись, кинул взгляд за окно. Небо было окрашено в багровые цвета. Начинался закат.

— Сколько я спал? — спросил он саднящим горлом.

— Почти семь часов, — сказал дракон. — Я приказал перенести тебя сюда. Проспал бы и больше, но тебе нужно поесть. Сейчас полетим поохотимся, простая пища тебя уже не поможет, нужна кровь и свежая плоть. И будешь снова отдыхать.

— Некогда, — пробурчал Люк, садясь на кровати. Голова кружилась. — Я последний раз к тебе, Нории. Враги вот-вот дойдут до фортов. По хорошему, мне вообще уже не следовало прилетать. Но мне нужны твои знания. И эти семь часов я потратил зря.

— Отдых — это тоже часть работы, — дракон отпустил его руку и покачал головой. — Много же ты поможешь своим, если будешь засыпать на ходу. Смена ипостасей не заменяет сна, брат.

Люк поискал взглядом пачку, потянул ее с прикроватного столика, сунул одну сигарету в рот. В голове после лечения Нории наступила блаженная легкость, и глаза больше не болели. Но зато он снова ощутил, насколько голоден.

— Я боюсь не успеть, — признал он неохотно. — И боюсь не выстоять. У меня почти ничего нет: горстка обученных людей, две горстки рекрутов, немного оружия и я, недоучка.

Владыка задумчиво глядел на него, склонив голову набок.

— С тобой это больше, чем было у других. А страх не даст тебе преуменьшить опасность.

— Да, — Дармоншир щелкнул зажигалкой и поднялся. — Ты мудр и выдержан, Нории.

Может, и я когда-то буду таким.

— Слишком выдержанным ты никогда не станешь, нам все-таки придает мягкости Мать-вода, — усмехнулся Нории. — Но тебе ведь исполнилось тридцать пять, для нас ты только-только переступил черту совершеннолетия. Дети Воздуха медленно взрослеют, над нами превалируют ощущения, а не чувства, желания, а не разум. Чем ярче ощущение, тем нам лучше. А потом разум берет верх, появляется сдержанность и спокойствие. Не абсолютные. Все-таки Воздух не может существовать в покое.

— Это что же, я лет через двадцать стану таким же замороженным, как его величество Луциус, хорошего ему перерождения? — поразился Люк, спешно затягиваясь — чтобы скрыть озноб, который начал его пробивать, и утихомирить желание обернуться. При упоминании старого змея в сердце кольнуло сожалением.

— Ты неправ. Мой брат по воздуху был человеком сильнейших страстей, — Владыка с печалью кинул взгляд на багровеющее небо. — Просто он научился этого не показывать. И ты научишься, — он перевел взгляд на Люка. — Пойдем же, пока ты не обернулся прямо здесь и не начал охотиться на слуг и горожан. И на будущее избегай сильного голода и сильного гнева, брат. Иначе волей-неволей отведаешь человечины. Воздух, когда наливается гневом, становится неудержимее огня.

Они вылетели далеко за город — туда, где по полям, высоко вскидывая копыта, носились в свете заходящего солнца стада одичавших верблюдов и косуль, — и устроили настоящее кровавое пиршество. Дракон быстро наелся, улегся средь цветущего луга, с удовольствием вдыхая запах медовой пыльцы, приправленный густым духом крови, и терпеливо ждал, пока насытится оголодавший сородич. Змей, словно сорвавшись с привязи, заглатывал несчастных животных, роняя кровавые слюни и периодически угрожающе шипя в сторону Владыки. Мое, мол, не трожь. Тогда дракон лениво шевелил крыльями — "видишь, не претендую", и на время успокоившийся потомок Белого снова гнался за добычей и хватал ее, глаза закатывая от удовольствия.

Наконец и он остановился. Посмотрел на щедро окропленную кровью высокую траву, лютики-цветочки, покосился на Нории и несколько смущенно начал вытирать морду о землю. А потом обернулся в человека и застыл, изумленно разглядывая подсвеченное багровыми лучами солнца дело рук своих. Точнее, пасти своей.

— Главное, чтобы это никогда не увидела моя жена, — сказал он тоже обернувшемуся и подошедшему Владыке. Помолчал, снова разглядывая последствия бойни, которую устроил, усмехнулся и пробормотал: — Впрочем, она и так уверена, что я чудовище.

Нории учил его весь вечер и ночь — а когда звезды на небе начали бледнеть, они сменили ипостаси, поговорили еще немного, мирно и почти ни о чем, обнялись на прощание и направились в разные стороны. Владыка летел в Истаил, где ждала его в большой постели маленькая сильная жена, Ани-лиша. Он думал о ней и о том, что они смотрят в одну сторону, и в это тревожное время Ангелина Рудлог стала источником силы не только для него, но и для всего драконьего и человеческого населения Песков. Думал он и о своем беспокойном, освежающем, как молодой ветер, госте. О том, что судьба все всегда расставляет по своим местам. Так было с ним, Нории, и его огненной супругой, так будет и с сыном Воздуха, если тот выживет.

И печалился Владыка, потому что как мужчине и воину хотелось ему собрать драконов и бросить на помощь брату по отцу, но как правитель и глава почти исчезнувшего народа не имел он на это права. Тяжело было на душе у Владыки. Тяжело, и не мог он найти покоя, и решение принять не мог.

А его светлость герцог Дармоншир летел к своей земле, почти не замечая острых пиков Милокардер и ледяных порывов ветра, гуляющих среди них. А когда один особо наглый ветерок решил сотворить на пути змея воздушную яму, крылатый недоучка скрутил его узлом и бросил на одну из вершин. Полюбовался, как вокруг заснеженного пика по кругу пошла ледяная пыль, фыркнул на присмиревшие потоки и полетел дальше. К своей горстке людей, полосе фортов, морю, семье и Марине, спящей в его доме за расшитыми золотом шторами в комнате с открытыми окнами.

Конец марта, Истаил, Ангелина

Сначала над Истаилом разыгралась гроза — ее Ангелина услышала сквозь крепкий сон, почувствовав, как потянуло из окон свежестью, и закуталась в тонкие шерстяные покрывала. Без Нории на огромной кровати их покоев было непривычно и зябко. Муж пришел вслед за дождем, лег рядом, прохладный, как всегда, и принес с собой запах влаги, озона и тревоги. А еще — храмовых свечей и ароматных масел — розового, что жертвуют Синей, и ландышевого с ветивером, что льют в чашу Белому. Нории молчал, обнимая ее, но по дыханию и напряжению мышц было понятно, что не спит.

— Расскажи, — попросила Ани, поворачиваясь к нему и заглядывая в глаза.

— Мне нужно будет увидеться с Четери, — пророкотал дракон, бережно прижимая ее к себе. — Сегодня. Я могу, конечно, пообщаться Зовом, но хочу поговорить лицом к лицу.