— Да, — сказала Алина серьезно, следуя за ним. Светлые вихры ее трепетали на ветру. — Но я надеюсь, что вы больше не оставите меня одну, профессор.

Гонец, посланный за жрецами, вернулся в твердыню поздно вечером того же дня, сопровождаемый двумя раньярами со служителями четверых богов. Сначала он решил, что каким-то невероятным образом ошибся и пропустил твердыню, — но рядом дугой уходил в сторону столицы тракт, виднелись в папоротниковом лесу далекие скалы Овилла, да и вырубка была на месте — рубили лес для отопления и костров. А на месте бывшей крепости, размытое потоками дождя, лежало гигантское пятно каменной грязи и истлевшей земли. И ни следа тха-нора Венши, ловчих и инсектоидов. И ни следа пленников.

— Все это проклятый колдун сделал, — бормотал гонец, в страхе осеняя себя защитными знаками, — он в прошлый раз оружие заставил истлеть, а сейчас камень.

Жрецы осмотрели то, что осталось от владений тха-нора Венши и, захватив с собой испуганного до полусмерти ловчего, полетели сначала в ближайшую крепость, где именем императора оставили приказ прочесывать леса от Аллипы до поселений дар-тени. А также попробовать пробиться в сами поселения в поисках беглецов — если они живы, то куда им еще направляться? Затем служители устремились к далекой твердыне Орвиса, что находилась недалеко от переходов в новый мир и в которой разместился на время войны император Итхир-Кас.

Через три дня император принял двоих измотанных служителей, выслушал их и безжалостно выпотрошил память единственного выжившего из твердыни, узнав о колдуне и беловолосой дар-тени все то, что знал гонец. А знал он немного — нор Хенши привез пленников поутру, колдуна принялись пытать, девкой же собирался побаловаться тха-нор, а затем отдать ее жрецам.

Ловчий после вторжения в его сознание не выжил, а жрецов от гнева императора спас только их сан и принадлежность богам. В тот день приказал Итхир-Кас принести в соседнем храме в жертву своим господам еще сотню рабов, дабы умилостивить — и спросить, что велят боги делать дальше.

Боги откликнулись — давно они уже не погружены были в сон, творя в недрах храмового холма новое оружие. Впитали кровь и заговорили: поиски девки не прекращать, потому что сами они не могут ее найти — ее прикрывает враг, затаившийся в горах. Слова старой провидицы можно трактовать по-разному, но ясно, что беловолосая является угрозой для перехода в новый мир. Главное — выиграть войну и удерживать порталы, чтобы больше ни одного с той стороны не закрыли.

— Скоро ли будет подкрепление от вас? — спросил император, поднимая вымазанные кровью руки к небу. Кровь стекала меж трупов рабов по огромному каменному алтарю в местном храме и испарялась, не достигая земли.

"Очень скоро, — сказали ему. — Жди. А следом придем и мы".

Их взоры давно уже были обращены к открывшимся порталам. Вот-вот должны были раскрыться они настолько, чтобы пропустить богов в новый мир. И тогда никакие предсказания и никакая девка им не смогут помешать.

Тридцатое марта, Дармоншир, Марина

Нас с леди Шарлоттой и Маргаретой эвакуировали в Виндерс, столицу Дармоншира через полчаса после нашего с Люком разговора. Жак Леймин, сопровождаемый командиром моей личной гвардии Осокиным, нашел меня в операционной, когда я медленно — от усталости и накатившей тошноты — приводила ее в порядок. В карманах халата лежал мешочек с иглами — я теперь всегда носила его с собой — и телефон, и я периодически замирала, прислушиваясь. Мне все казалось, что Люк сейчас еще позвонит.

Но когда на фортах глухо заговорила артиллерия, я поняла — началось. Теперь точно началось. И он не позвонит.

Старик Леймин был категоричен:

— Его светлость отдал приказ на эвакуацию, — сказал он, устрашающе вращая глазами, — леди Дармоншир, у вас есть десять минут на сборы.

Капитан Осокин остался у входа в лечебное отделение, рядом с постоянно сопровождавшими меня гвардейцами, как будто опасался, что я могу сбежать. Впрочем, его опасения были обоснованы.

Большую часть отведенного времени я потратила на то, чтобы закончить работу и положить инструменты в стерилизатор, а остальные — на спешное прощание с коллегами, теми, кто не был занят с больными. Никто не осуждал меня, но так невыносимо стыдно мне не было никогда. Покидать госпиталь и людей, которым мы обещали защиту, — как будто моя жизнь стоила больше, чем их. Мы сработались с ними, сроднились, и теперь я бежала, оставляя их на линии фронта.

— Простите, — прошептала я, сжимая сухую ладонь доктора Лео Кастера. Глаза его были красными от недосыпа, пах он лекарствами, и, глядя на него, я снова впала в состояние отчаяния. Все разумные доводы, которые я приводила себе ранее, вылетели из головы. Я не могу уехать. Как я могу?

"Ты обещала".

Я как-нибудь уговорю Люка. И Леймина. Люк должен понять… должен.

Мне стало не хватать кислорода, я судорожно вздохнула раз, другой — и тут доктор Кастер крепко сжал мою руку в ответ.

— Немедленно отправляйтесь, Марина Михайловна, — строго сказал он. — И не корите себя, не забывайте, что вы отвечаете не только за себя, но и за ребенка. Вам давно следовало прекратить практику с вашим токсикозом, поэтому как ваш врач и как ваш, надеюсь, друг, я рад, что вы уезжаете.

Я снова вздохнула, глотая подступающие злые и виноватые слезы, но мысль о ребенке — и о Полине, которая тоже зависит от меня, — привела меня в чувство. И заставила вспомнить, почему я пообещала Люку уехать.

Потому что от моего мужа сейчас зависит судьба сотен тысяч людей. И если враги прорвутся к замку и захватят меня, они смогут заставить его сдаться. А это означает конец сопротивления. Это значит, что Люка убьют.

Совсем недавно, после моего побега на выручку к Кате, Василина бросила мне в лицо, что реши заговорщики шантажировать ее, и ей бы пришлось выбирать между троном и мной. Возможно, я была неправа — ведь в результате и Катю спас Свидерский без моего участия (или она его, что вернее), из-за меня пострадали гвардейцы и едва не погибли Март с друзьями, но я прекрасно понимала, что никто не позволит королеве рисковать собой или страной ради сестры, особенно такой дурной. А вот Люк, без сомнения, рискнет всем ради меня. Все отдаст, и жизнь в том числе.

Как и я. Так разве я могу подвести его?

— Пора, ваша светлость, — негромко позвал от двери капитан Осокин.

Я, кивнув, поцеловала доктора Лео в щеку — за попытку снять груз с моей совести, — а затем внезапно для себя расцеловала и остальных. И в сопровождении гвардейцев вышла из лечебного отделения.

Единственное, что утешало меня, — здесь оставался Леймин с охраной, и для медперсонала были подготовлены пути отступления. Детей, по нашему с леди Лоттой настоянию, должны были вывезти на автобусе одновременно с нами и разместить в герцогском доме, слуг, тех, кто не занят был в госпитале, увозили следом. Легких раненых уже начали транспортировать в дальние больницы герцогства. Но тяжелых трогать было нельзя, и госпиталь оставался работать до последнего.

Я прямо в халате прошла по коридору к нашему "детскому саду" — леди Лотта отдавала последние распоряжения нянечкам, срочно собирающих детей в дорогу, и глаза ее были тревожными. Она передала рыдающего рыжего мальчишку лет двух, вцепившегося в нее, помощнице, погладила его по голове и что-то ласково сказала — пацан замолчал, серьезно кивнул, и свекровь последовала за мной. У черной лестницы нас уже ждали Рита и личные горничные. Сумки с самым необходимым были давно собраны, и мы быстро прошли по подземному ходу к приготовленному для нас пассажирскому листолету.

Улетая, с высоты я видела далекие башни Третьего форта, где сейчас находился Люк. На них тучей надвигались раньяры — и зло и тяжело продолжали грохотать орудия. Видела я и автобусы, в которые грузили детей; гвардейцев — они должны были выехать за мной, — раненых и слуг, столпившихся на крыльце замка. Как бы я ни утешала себя, какие бы разумные доводы ни приводила — это было слишком похоже на постыдное бегство. И я, глядя из кабины листолета на удаляющийся замок, поклялась, что вернусь сюда сразу же, как отступит враг. Как только Люк заставит его отступить.