Сквозь ворота было видно, как удаляется легкая фигурка, несется, как птичка, петляет, уходя из зоны видимости и снова возвращаясь в нее, — бежит быстрее ветра, но охонги настигают ее, загоняя, как зайца, ловчие набрасывают сеть, сбивая на ходу, — и она катится по земле, барахтаясь в путах. Макс облизывал губы, пытался призвать Источник — но он все молчал, и камень не поддавался тлению.

Принцессу вернули, раскрасневшуюся, пыльную, тяжело дышащую, — сволокли с охонга, разрезали сети, поставив перед раздраженным, постукивающим себя кнутом по бедру тха-нором, и он, размахнувшись, ударил ее ладонью по лицу. Алинка упала, сжалась на земле, закрываясь руками и крыльями — и ее снова вздернули на ноги. Губы были разбиты, из носа ее шла кровь.

Макс судорожно вздохнул, оскалился от ударившего по нервам кровного поиска. Тело сводило от боли, но сильнее всего болело внутри. Сердце.

— Попробуешь еще — убью, — пообещал Венши, склонившись над ней и схватив за волосы, — не посмотрю, что жрецам обещана. Поняла? — он толкнул ее к одному из наемников. — Следи, глаз не своди. А ты, — он обернулся к Максу, — вот почему болтал? Ну, хорошо. Язык я тебе выжгу первым.

Он схватил с жаровни раскаленный прут, двинулся к Тротту. Макс затих, дергая руками в кандалах. Принцесса тяжело дышала, сжавшись в руках наемника. Тха-нор уже тянулся к Тротту прутом, когда она повисла на руках опешившего ловчего и, ровно как Макс ее учил, ударила затылком охраннику в лицо. А вырвавшись, с криком "не трогайте его" прыгнула на спину тха-нору и вцепилась пальцами в его глаза. Он заревел, выронил прут, отдирая от себя принцессу, отшвырнул ее — но Алина, как маленький взбесившийся зверек, снова прыгнула, уворачиваясь от наемников, поднырнула под убийственный замах — и, дернув из ножен на поясе Венши нож, ткнула им неуклюже, криво, зажмурившись и с отчаянным рычанием.

— Ах ты тварь, — заорал тха-нор, отшвыривая ее ударом по лицу и выдергивая из бока оружие, — у нее не получилось нанести серьезную рану. Глаза его были красные, безумные — и он, шагнув к отползающей Алинке, пнул тяжелым сапогом ей по ребрам, затем еще раз и еще. Она, задохнувшись, перекатилась от боли на живот — и он схватил ее за волосы, выгнул, наступая на крылья — раздался хруст тонких косточек и девичий крик.

— Отродье крылатое, — Венши вздернул ее вверх, снова ударил по лицу. — Пощупать меня решила, да? Ну, я тебе сейчас пощупаю, — он рванул сорочку, разрывая ее спереди.

Мелькнула маленькая грудь, светлая кожа — и принцесса, извиваясь, царапаясь, будто свирепея от каждого удара и от боли — хотя инстинкт должен был подсказать сжаться, защищаться, — полетела на землю. Изо рта ее шла кровь. Макс дергался в кандалах, почти ломая руки от бессилия. По жилам бежал холод, изо рта вырывалось даже не рычание — вой.

— Тха-нор, — обеспокоенно крикнул нор Хенши. — В храм ее нужно доставить живой.

Венши на миг оглянулся — перекошенное лицо, безумные глаза — и зарычал, наваливаясь на Алину. Принцесса ударила его ногой — и он схватил ее за горло. Она захрипела, давясь — а Макс со свистом потянул воздух, напоенный запахом ее крови, не в силах протолкнуть его в легкие, и вдруг вдохнул полной грудью, наполняясь только одним инстинктом — защитить ее. В глаза плеснуло тьмой, и он увидел, как начинают светиться силуэты всех людей вокруг, а тело принцессы, просвечивающее сквозь дымку тела тха-нора, пылает чернотой, в которой жидким золотым огнем пульсирует паутина вен, артерий и капилляров.

Тротт вдохнул еще раз, и еще — кровный поиск усилился тысячекратно, словно выламывая его кости, превращая их в лед — и он закричал, глядя в распахнутые глаза Богуславской, на которой тха-нор рвал одежду. Закричал, как раненое животное, втягивая в себя ее огонь и сгорая в нем, чувствуя, как питается пламенем его тьма, как расширяется она, клубясь и кипя… И еще раз втянул напоенный запахом крови воздух — и невыносимо, мучительно, ужасающе огромная тьма вырвалась из его тела с первым же выдохом, оставив его оглушенным и пустым.

Первая леденящая темная волна обратила в прах ловчих и инсектоидов, заставила землю истлеть до серой пыли и ушла далеко за стены твердыни, вторая — покрыла камни сетью трещин. А третья, болезненная и изматывающая, рассыпала стены каменным прахом, бросив Тротта на землю. Только стояла твердыня — и посыпалась, как песчаная от суховея, потекла от легкого ветерка. Потому что даже камни могут стареть и превращаться в прах. На это просто нужно больше времени.

Макс, едва двигающийся и не способный удивляться, подошел к принцессе, опустился перед ней на колени. Каким-то чудом на нем и на ней сохранились остатки одежды, хотя вокруг было уничтожено все. На ребрах принцессы под слоем пыли, в которую превратился тха-нор, наливалась черным гематома, и сама она вся была в синяках — и судорожно, хрипло дышала, глядя на него затуманенными от боли глазами. Изо рта и из носа ее шла кровь.

— Все? — прохрипела она, кривя разбитые губы то ли в улыбке, то ли в гримасе боли.

— Все, Алина, — сказал он сдавленно, ласково оттирая от пыли ее лицо, касаясь шеи, светлых волос. Глаза щипало, и хотелось скулить, как собаке. — Все, Алина. Все хорошо.

— Я так хочу пить, — прошептала она и потеряла сознание.

В глазах защипало сильнее. Сжало в груди, и Макс затряс головой, давясь от спазма в сердце и сведенного горла. Потер лицо — оно было мокрым, попробовал вздохнуть, — и над грудой каменного праха понеслись сдавленные лающие звуки, глухие, словно плачущий вырывал, выскребывал из себя боль и никак не мог остановиться.

Тротт долго нес принцессу прочь от твердыни, прижимая к себе и баюкая, как ребенка. Сломанные крылья ее касались земли, но он не мог их придержать, опасаясь, что, если наклонится, упадет вместе с ней и не сможет подняться. Кровный поиск словно выгорел, и с ним сгорели все силы. В глазах темнело, а Макс все шел, направляясь туда, где за границей обращенной в прах земли начинался зеленый лес и знакомые ему земли.

В лесу он быстро нашел родник, положил принцессу на мхи и начал дрожащими от слабости и напряжения руками умывать ее. Прощупал ее раны, приказывая себе отстраниться от эмоций. Самое опасное — это сломанные ребра и, похоже, проткнутое легкое, и как это исправить с каплями силы и угасающим Источником, он пока не представлял. Еще раз набрал в ладони воды, еще раз умыл ей лицо, словно это могло убрать с него синяки и ссадины. Алина приоткрыла глаза, потянувшись за его рукой, — и застонала, закашлялась.

— Не надо, не двигайтесь, — проговорил он, придерживая ее и поворачивая голову набок, чтобы не захлебнулась.

— Мне так больно, лорд Тротт… — шепнула она. Голос ее был лихорадочным, глаза блестели. На губах пузырилась кровь.

— Да, — сказал он сдавленно, потому что не знал, что сказать. — Я сейчас полечу вас, Алина. Все будет хорошо.

Она будто не слышала его и, кажется, не видела.

— Так больно… — прошептала едва слышно. Глаза ее снова закатились.

Тротт положил руку ей на ребра, попытался вытащить из себя крохи оставшейся силы. Под ладонью похолодело совсем немного — так и царапину не вылечишь, не то что сломанное ребро. Макс отшатнулся, плеснул воды уже себе в лицо — мозг его перебирал решения и не находил их. Боги, боги… неужели нужно было спастись, только чтобы потерять ее сейчас?

У него нет силы вылечить. Но ведь в ней тоже есть кровь Жреца. Есть же. Нужно только заставить ее использовать свои силы.

— Алина, очнитесь. Алина.

Глаза ее под веками дернулись, но она не ответила. Пощупал пульс — он бился редко, словно с неохотой, и она казалась все бледнее.

— Девочка… — он гладил ее по щеке, сжимал ладонь, — девочка моя хорошая. Взгляни на меня. Нужно немного помочь мне…

Она не реагировала.

— Богуславская, — рявкнул он тяжело — и принцесса вдруг открыла мутные глаза, посмотрела на него взглядом смертельно уставшего умирающего человека.

— У вас все хорошо, — сказал он с нажимом, удерживая ее взгляд. — Совсем легкие раны. Больше болит. Покажите мне, где болит. В районе ребер. Сосредоточьтесь на боли здесь, — он положил ее руку на рану.