Один раз лорд Макс и вовсе шепотом выругался, потянул ее к земле, в тень от скалы. Алина, приземлившись, недоумевающе посмотрела на него — но профессор прижал палец к губам и показал глазами вверх.

И она сжалась — сначала раздался нарастающий гул, ранее не замеченный ею из-за рокота далекой грозы, а затем чуть левее в лунном свете промелькнули силуэты двух вяло летящих раньяров.

— Это за нами? — испуганно прошептала принцесса.

— Вряд ли, — так же тихо ответил Тротт. — Летят навстречу нам, может быть, возвращаются в твердыню. Возможно, гонцы.

Когда гул затих, лорд Макс сначала поднялся в воздух один, осмотрелся, а затем поманил к себе Алину. Принцесса поспешила к нему.

Теперь эйфория отступила перед страхом — Алинка периодически нервно крутила головой, высматривая врагов. Вал грозового фронта придвинулся и теперь нависал прямо над беглецами. Молнии били совсем близко.

— Не бойтесь, — крикнул ей Тротт сквозь раскаты грома. — Это кажется. Еще далеко.

Она с сомнением оглянулась, увидела, как молния ударила в лес, и усиленно заработала крыльями. Ей снова послышался гул летящей рядом "стрекозы", и принцесса от паники едва не нырнула в крону папоротника. Но то от усилившегося ветра задребезжал сухой ствол дерева. Из-за ветра приходилось прикладывать больше усилий, чтобы не сносило порывами. Алина устала, но страх не успеть до рассвета и быть настигнутой раньярами был сильнее усталости; уже болело все тело, но ощущение приближающегося Источника было сильнее боли. Одно радовало — за всеми волнениями времени вспоминать о том, что случилось, и переживать не было.

Наконец они пересекли реку. Раньше граница Источника проходила прямо по реке, а сейчас пришлось лететь еще минут двадцать, прежде чем их накрыла живая прохлада божественной защиты. Гроза следовала за ними по пятам — и беглецов то окатывало моросью, то стегало порывами ветра, а крохотные разряды играли на кончиках крыльев, заставляя волосы вставать дыбом.

Небо на горизонте уже едва заметно наливалось серым — там дождя не было, — стала видна туманная поверхность далекого моря и рваная линия гор, когда, наконец, вымотанная Алина увидела опустевшее поселение дар-тени. А когда они под грохот грома опустились во дворе дома Охтора, их накрыл проливной дождь.

Принцессе хватило сил только добежать до крыльца, под навес, — и она со стоном привалилась к стене. Тротт, отряхивая крылья — брызги так и летели во все стороны, — открыл дверь. Изнутри пахнуло теплом и сухостью, он взял обессилевшую Алинку за руку и, потянув внутрь, заставил опуститься на кровать и набросил на ее плечи толстое покрывало.

Он затопил печь, достал откуда-то мешок сухарей, сушеное мясо и ягоды, вручил Алине, сходил за водой, поставил что-то вариться… принцессе было очень стыдно, но она не могла пошевелить и краешком крыла.

— Я затопил ванран, — сказал Тротт. — Вам надо прогреться, а то, когда проснетесь, двинуться не сможете от боли в мышцах.

— Ага. Я сейчас. Сейчас, — пробормотала Алина. Глаза ее слипались. Тротт снова вышел — а она буквально на минуточку прилегла на кровать и провалилась в сон.

А потом ее затрясло, и холодный ком в груди снова вырос, заворочался, раня острыми краями — привиделось перекошенное рыло тха-нора Венши, руки, лапающие ее за грудь, боль, окровавленный лорд Тротт и убитые дар-тени, которых пожирали охонги, и она закричала, пытаясь оттолкнуть от себя тяжелую тушу насильника, царапаясь и изгибаясь.

— Алина, Алина… — звали ее, стискивали, а ей все казалось, что это жестокий тха-нор, который сейчас замучает ее. — Все позади, принцесса. Ну все, все, девочка, все, проснись.

Она кричала до визга, до сорванного горла, и никак не могла очнуться — ее колотило без слез, тело покрывалось холодным потом и зубы стучали со страшной силой.

— Алина, — кто-то тряс ее, гладил по лицу, и она, наконец, открыла глаза, увидела близко-близко Тротта, от облегчения обняла его и истерически засмеялась — с подвыванием, с взвизгиваниями. Оборвался смех — и горячим потоком хлынули слезы. Холодный ком в груди разрастался, мешая дышать, и она от невозможности прогнать его вцепилась зубами в руку лорда Макса и зарычала, закричала, пытаясь выплеснуть боль.

— Тихо, тихо, — инляндец аккуратно прижал принцессу к себе, к груди, и начал горячей рукой гладить по волосам, по спине. — Это нормально, Алина. Поплачьте. Это на пользу.

— Почему? — спрашивала она, рыдая. Холодный ком в груди резал острыми краями, ворочался, не желая уходить. — Почему они такие? Звери. Лорд Макс? Как же так?

Это не требовало ответа, и он просто качал ее на руках, напрягая мышцы, когда она снова, как зверек, вгрызалась ему в плечо или грудь.

— И вы из-за меня чуть не погибли, — плакала она, цепляясь за него, вжимаясь в единственного, кто мог сейчас утешить, — а все остальные умерли. Вершу они так мучили, лорд Макс. Боги, как они над ним издевались. Били, го… голову оторвали. А он хороший был.

— Он умер достойно, защищая вас, — тихо сказал Тротт.

— Да, — она никак не могла перестать рыдать, и голос прерывался от горечи и боли, — все из-за меня. Вы правы были, лорд Макс, я настоящая обуза. Извините… извините, что я опять плачу… я сейчас… — и она постаралась высвободиться.

— Алина, — сказал он ей на ухо, прижав к себе и опять щекотно погладив перышки подкрылка, отчего она затихла и прикрыла глаза, вздрагивая, — забудьте всю ту чушь, что я вам наговорил. Это неправда. Вы сильная и отважная девушка. И ничуть меня не тяготите, клянусь. Не каждый мужчина выдержал бы этот путь. Я восхищаюсь вами.

Она слушала, замерев от изумления, — рыдания прекратились сами собой, оставив только всхлипывания. И не могла не спросить сиплым от прошедшего выплеска голосом:

— А зачем вы это говорили, лорд Макс?

— От злости, — глухо объяснил он. — Я поступил крайне неэтично.

Алина покраснела, вспомнив о том, как именно он поступил, поерзала у него на коленях и шмыгнула носом.

— Поэтому злился на себя, — продолжал он, — а выливал это на вас.

— Это не очень-то правильно, профессор, — отрешенно сказала Алина, прижавшись мокрой щекой к его груди. Было жарко и душно, а от Тротта пахло чистотой и дымом. — Вы же умный.

— И умные иногда бывают дураками, — профессор усмехнулся, мышцы под ее щекой вздрогнули. — Простите меня, Алина.

Ей стало неловко и радостно от этого разговора, и сердце заколотилось часто-часто. Пятая Рудлог отклонилась и внимательно посмотрела на собеседника. Инляндец тоже глядел на нее — очень серьезно.

— Хорошо, — торжественно и хрипло произнесла она и вытерла ладонью горячую мокрую щеку. — А вы больше не будете меня ругать?

— Наверняка буду, — губы его дрогнули.

— Ну, если за дело, то можно, — примирительно проговорила Алина и снова прижалась к его груди. — Просто… не обижайте меня больше, пожалуйста, лорд Макс, — пробормотала она, почти касаясь губами его кожи, и он вздрогнул. — Мне очень больно, когда вы меня обижаете.

— Простите. Я очень постараюсь, принцесса, — он погладил ее по голове, и от этого жеста словно спала с плеч душная тяжесть — Алина очнулась. Оглянулась, потерла глаза, потянула носом воздух — пахло вкусно, чем-то мясным. Мышцы расслабились, и холодный ком в груди растаял без следа. Перевела взгляд на плечи инляндца — они все были в следах от ее зубов, и ей стало так неудобно, что запылали щеки. А он еще и на коленях ее держит. Опять ведь будет считать ее ребенком.

— Ой, я правда как маленькая, — смущенно сказала она. — Я в детстве так к отцу на руки забиралась.

— К отцу, — глухо проговорил лорд Тротт.

— То есть не подумайте, что мне неприятно, — поспешно проговорила принцесса, почуяв что-то неладное в его голосе, и снова шмыгнула носом. Профессор пошевелился, аккуратно ссадил ее на кровать и поднялся.

— Вы, наверное, очень голодны.

— Да, — застенчиво призналась Алинка. Ей сразу стало прохладно.

— Сейчас, — он направился к печи. — Поедите и в ванран.