Незадолго до этого Майлзу донесли, что враги оттеснили дармонширцев со стороны Восемнадцатого форта, откинули их обратно к Девятнадцатому и сейчас сражение идет уже у его стен. Теперь остатки армии Дармоншира уничтожали в обоих направлениях — к морю и к Рудлогу, — и захват остальных фортов был делом времени. А подкрепления Майлзу взять было уже неоткуда. Берманы, даже если успеют до падения фортов, будут так же уничтожены, как и дармонширские части. Нужно было принимать решение. Командовать отступление, уходить вглубь герцогства, попытаться организовать оборону там. Но как отступить, зная, что те части, которые завязли в боях, будут обречены на убой?

Ветер аккуратно опустил спасенных пленных на поляну между лесом и замком Вейн, закрутился пылевым столбом, зашипел:

— Мне нужшшно наверх, нужшшшноооо подпитатьсссся…

— Конечно, — просипел Люк, не отпуская бессознательного Берни и пытаясь прийти в себя. В голове была болтанка, сам он словно вымерз — с такой скоростью летать еще не приходилось. Полупрозрачный воздушный птицезмей мерцающей полоской взмыл в рассветное небо.

— Только вернись поскорее, — крикнул ему вслед его светлость, и змей вильнул хвостом, показывая, что услышал.

Люк огляделся — бывшие пленные прыгали, отогреваясь, снимали веревки, растирали руки и ноги, помогали раненым, отвязывали серениток от крестов, с которыми их и унесло из ангара. Пахло землей и свежей листвой. Из замка уже бежало несколько человек. Это хорошо. Это значит, через пару минут будет помощь. Если у брата есть эта пара минут.

— Держись, малыш, — прошептал его светлость, укладывая Берни на молодую зеленую травку.

Кембритч-младший дышал тяжело и был горячим, как печка, глаза его закатились, рот был приоткрыт. И сердце билось часто и слабо. Люк отодвинул грязный, пропитанный кровью китель, размотал повязку и выругался. Из пулевого отверстия сочилась кровь, а вокруг него кожа припухла, налилась красным. Воспаление. Приподнял брата, посмотрел снизу — та же картина. Но хотя бы пуля прошла навылет.

"Ну, давай же, — нервно сказал он себе, прикладывая руки к ране и понятия не имея, что делать. — Лечи"

Аура у Берни слабела на глазах, а Люк, впадая в панику и ругая себя последними словами, все ждал какого-то знака, ощущения неправильности, как учил его Луциус, вибрации под руками. Сила, полученная от стихийных духов воздуха, не помогала — потому что сейчас прежде всего нужны были знания и опыт. Люк не чувствовал ничего — просто пальцы касались обжигающей пульсирующей кожи, и дыхание брата становилось все тяжелее и тише.

— Ну как же, — бормотал Люк, то закрывая глаза и пытаясь нащупать что-то в ауре, то снова открывая их, — как же это…

Бернард, уже белый, как воск, рвано вздохнул и замер. И вместе с ним замер Люк — но через пару секунд грудь брата снова поднялась.

— Урод ленивый, — шипел его светлость на себя, — сукин сын… почему ты не научился?

Он ругался матом, хватался за голову, стискивал волосы — сердце билось как заполошное, но ничего не получалось. Прав был Луциус, и тут прав — пришло время, когда он не может из-за дури своей и безалаберности помочь близкому…

— Вам нужно успокоиться, — раздался над ним тихий голос. Он поднял голову, сощурился — в глаза било солнце, а рядом с ним стояла майор Лариди. Обнаженную грудь и живот ее пересекал уродливый напухший рубец, одна рука была перевязана окровавленной тряпицей, а серенитка без суеты надевала отданную кем-то военную рубашку, просовывая раненую руку со скрюченными пальцами в рукав и едва заметно морщась.

— Я не из высших сенсуалисток, — так же тихо и спокойно сказала она, одевшись, — да и младшая в семье, но род мой старый, и я кое-что могу. Снайперу нужны спокойствие и вера в свои силы. Ими я, слава Великой Матери, умею делиться. Разрешите?

Люк поспешно кивнул — и Лариди положила здоровую руку ему на плечо. От пальцев ее полилась прохлада, вмиг поставившая мозги на место и успокоившая суматошно колотящееся сердце. И Дармоншир снова коснулся раны брата. Коснулся и вдруг понял, что горячая пульсация, которую он ощущает — это и есть воспаление. Это и есть неправильная вибрация.

Он закрыл глаза и потянул эту пульсацию на себя кончиками пальцев, впитывая, охлаждая, отрезая от Бернарда. Вытянул все — и, открыв глаза, поднял ладонь.

Рана была на месте — залечить ее он не сумел. Просто не знал, как. Но воспаление вокруг сошло на нет, и кровь больше не сочилась. Сердце Берни билось пусть слабо, но ровно, и восковая бледность ушла за какие-то секунды.

— Ваша светлость? — рядом с Люком стоял запыхавшийся виталист Росс Ольвер. Он опустился рядом с Бернардом на колени, провел над ним рукой, удивленно вскинул голову. — Как вы… как вы оказались здесь?

У раненых уже суетились санитары, тут же было несколько слуг. Оказывается, прошло всего несколько минут — а Дармоширу казалось, что он вечность пытался разбудить свои виталистические способности и спасти брата.

— Долго объяснять, — хрипло сказал Люк. — Как он, Росс?

Ольвер осмотрел рану, задумчиво качнул головой. Снова провел над ней ладонью.

— Сейчас будем шить, полагаю. Очень слаб, но жизненные показатели приемлемые. Средней тяжести пациент.

— Тогда принимайте его и других раненых. И, Росс… предупредите всех, чтобы ни моя матушка, ни Марина о случившемся и ранении Бернарда не знали. Иначе точно приедут, и я не смогу их остановить. Все, полагаюсь дальше на вас. Я должен лететь, — он прислушался к далекой канонаде.

— Возьмите меня, — вмешалась майор Лариди, так и стоящая рядом.

— Вы мне помешаете, — объяснил Люк, и она нахмурилась, но кивнула. — Тем более, вы сейчас не боец. Простите, майор. И спасибо вам. Я ваш должник.

Полковник Майлз так и остался стоять на стене Третьего форта, прислонившись раскалывающейся от боли головой к холодным камням башни и наблюдая, как закрывает небо сплошная туча раньяров. Он видел с трудом — но даже упавшего зрения было достаточно, чтобы понять: "стрекоз" столько, что отступить дармонширцы не успеют.

Командиры распределились по позициям, все форты были приведены в боевую готовность и заминированы, чтобы не достались врагам. Он отдал приказ отходить дальше тем частям, которые были выведены ранее, сообщить по радио и телевидению в Дармоншире о захвате фортификаций и объявить тревогу — чтобы хоть кто-то из жителей успел уйти в Рудлог или по морю к Маль-Серене, Пескам или Эмиратам. Системе фортов оставалась последняя задача: чем дольше оставшиеся в живых защитники задержат врагов, тем больше людей в герцогстве смогут спастись.

Полковник поднялся на площадку башни, туда, где вовсю работало орудие, и отправил подносчика снарядов на стену за пулемет, а сам встал помогать артиллеристу. Это можно делать и почти слепым. Пусть движения и выстрелы сопровождались вспышками головной боли — зато каждый удар уничтожал одну тварь, а то и нескольких.

— Не отобьемся ведь в этот раз, а, господин полковник? — спросил у него боец, заряжая орудие.

Майлз посмотрел ему в глаза и качнул головой.

— Нет, лейтенант.

Артиллерист сокрушенно поморщился, вздохнул, пробормотал короткую молитву Красному и выстрелил.

Гул сотен крыльев был таким оглушительным, что даже грохот орудий слышался еле-еле. Первые раньяры под звуки взрывов и пулеметных очередей, крики и проклятия бойцов падали на стены, как саранча. Майлз вдруг увидел на плече одного из всадников гранатомет — он выстрелил, и часть стены форта разнесло вместе с людьми.

Меж зубцов было видно, что в сторону башни несутся сразу три раньяра. Полковник подал снаряд, присел, зажал уши — но голова все равно взорвалась болью вместе с выстрелом. Повернулся, едва не упав, снова потянулся за снарядом. Ошметки одной из "стрекоз" летели к земле, две других были уже совсем рядом — а за ними приближались сотни. Верная гибель.

Майлз подал снаряд.