Однажды Наставник захотел постирать свою рясу, что была передана ему, но никак не мог найти чистого источника. Поэтому он отправился в местечко, что располагалась в пяти ли позади монастыря, где он заметил, что горные леса и трава были особенно пышны.

Наставник потряс своим монашеским посохом[234], а затем воткнул его в землю. Тотчас открылся источник, хлынула вода и образовала небольшое озерцо.

[Патриарх] опустился на колени, чтобы выстирать свою рясу на камнях, но внезапно перед ним появился монах и поклонился ему. Монах произнес: «Мое имя – Фанбянь, я из Западного Шу. Недавно, в Южной Индии я повстречал Великого учителя Дамо. И он сказал мне: «Быстрее возвращайся в земли Тан (т. е. в Китай). Истинное око дхармы Махакашьяпы[235] и монашеская ряса, что завещал я, ныне переданы Шестому патриарху, что живет в области Шаочжоу в местечке Цаоси. Иди и поклонись ему[236]». И вот я, Фанбянь, пришел издалека в желании увидеть рясу и патру, что переданы Вам».

Шестой патриарх показал ему [патру и рясу], а затем спросил:

– А чем Вы занимаетесь, Высокочтимый?

– Я искушен в искусстве скульптуры.

– Не покажите ли мне Ваши работы, – тотчас попросил Патриарх.

Фанбянь оказался в тупике, но через несколько дней он изваял точную статую [Шестого патриарха] высотой в семь цуней, совершенную по своему мастерству. Рассмеявшись Патриарх сказал: «Вы лишь уловили кое-что в природе ваяния, но ничего не уловили в природе буддизма».

Затем он вытянул вперед руки и [возложив их] на голову Фанбяня, потер их [в знак благословения], сказав при этом: «Навеки ты станешь Нивой благодати[237] как для людей, так и для Небес». И отдал Патриарх ему свою рясу.

Получив рясу, Фанбянь разделил ее на три части: в одну часть он обрядил статую, вторую оставил себе, третью сжег, разложив на земле и накрыв пальмовыми листьями. Затем он произнес: «Получение этой рясы означает, что предстоит мне вернуться этот мир в качестве настоятеля монастыря и вновь отстроить его храмы и залы!».

Как-то один монах повторял гатху, написанную чаньским наставником Волунем[238]:

Шестой патриарх услышав это, сказал: «Гатха эта показывает, что ее автор не познал свое сердце-основу. Если действовать, руководствуясь [лишь словами этой гатхи], то это лишь еще больше опутает тебя». Затем он произнес свою собственную гатху:

Когда патриарх жил в монастыре Баолиньсы (Драгоценного леса), что в Цаоси, Великий Учитель Шэньсюй молился в монастыре Юйцюаньсы (Нефритового источника), что в Цзиннани[239]. В ту пору обе школы процветали, все люди называли «южной» школу Хуэйнэна, а «северной»– школу Шэньсюя. Южная и северная школа отличались друг от друга как школа «внезапного» [просветления]» и «постепенного [просветления]». Однако многие последователи не могли понять смысл учения этих школ. А поэтому патриарх обратился к пастве:

«Суть буддийской дхармы – единая школа[240], это лишь люди разделяют ее на «южную» и «северную». Дхарма – однородна, лишь [люди] способны прозреть ее с разной скоростью. Так стоит ли разделять на «внезапное» и «постепенное»? Дхарма не бывает ни внезапной, ни постепенной, это лишь люди бывают способными и глупцами. А отсюда и название – «внезапное» и «постепенное».

Тем не менее последователи Шэньсюя нередко насмехаясь над Патриархом Южной школы говорили: «Он даже не знает ни одного иероглифа, так как же он может претендовать на столь высокое место?»

Шэньсюй же, [услышав эти речи], заметил: «Он достиг мудрости вне учителя[241], глубина его пробуждения и есть Высшая колесница. Мне же не сравниться с ним». Разве случайно мой учитель Пятый Патриарх передал ему Одежды учения[242]? Я же очень сожалею, что не могу отправиться так далеко, чтобы навестить его, поскольку отягощен государственной милостью[243]. Вы же не должны оставаться здесь! Вы должны отправиться в Цаоси и послушать его наставления».

Однажды Шэньсюй приказал своему ученику Чжичэну: «Ты умен и обладаешь немалой мудростью. Ты можешь от моего имени отправиться в Цаоси и послушать наставления. И если тебе удастся их услышать, ты должен постараться хорошенько все запомнить, чтобы по возвращению передать мне».

Чжичэн, повинуясь приказу учителя, отправился в Цаоси. Он присоединился к группе, что пришла просить учителя о наставлении, при этом не сказав ни слова, откуда он прибыл. И тут Патриарх обратился к пастве: «Сегодня среди этой паствы укрылся человек, что хочет украсть мое Учение!»

Чжичэн вышел вперед и, поклонившись, рассказал, какое дело привело его сюда.

Патриарх же спросил:

– Ты пришел в монастырь Баолиньсы, чтобы шпионить?

– Нет, это не так, – ответил [Чжичэн].

– Откуда мне знать, что это не так?

– Потому, что я сказал «не так», и не сказал «да, так и есть»!

– А как ваш учитель наставляет последователей? – спросил Хуэйнэн.

– Наш учитель часто наставляет нас, чтобы мы взирали на чистоту Сердца, долго [медитировали] сидя и не ложились.

– Взирать на чистоту Сердца – это скорее недостаток[244], но отнюдь не есть созерцание-чань, – сказал Хуэйнэн. – Долгое сидение сковывает тело, какая же польза от этого для [чаньского] принципа? Послушай мою гатху:

Еще раз поклонившись наставнику, Чжичэн спросил:

– Я учился у Великого учителя Шэньсюя в течение девяти лет[245], однако так и не достиг просветления. Сегодня же услышав Ваши слова, Преподобный, я познал изначально сердце. И я прошу милости у Преподобного, чтобы он наставил меня о великом деле рождений и смертей.

– Я слышал, что ваш учитель наставляет вас в дисциплинарных правилах (сила), в созерцание (самадхи) и в высшей мудрости (праджня)[246]. Однако, что он подразумевает под правилами, медитацией и высшей мудростью? Расскажи мне! – сказал Хуэйнэн.

– Великий учитель Шэньсюй говорит: «То, что удерживает нас от недостойных поступков – это и есть правила. Следование добрым поступкам – это и есть высшая мудрость. Самоочищение собственного сознания и есть созерцание». Вот как он наставляет нас. Могу ли я, Преподобный, узнать Вашу систему?

– Если я тебе скажу, что у меня есть некое учение, чтобы передать другим, я обману тебя. Однако следуя [моим] способам, можно освободиться от пут [бытия]. Обыденное имя для обозначения этого – самадхи. То, как ваш учитель определяет правила, созерцание и высшую мудрость на самом деле не вызывает сомнений. И все же я смотрю на правила, созерцание и высшую мудрость иначе.