Все дхармы – это дхармы сердца. И все имена – это имена сердца. Мириады дхарм рождаются из сердца, сердце – это корень мириад дхарм[369]. Не случайно сутра говорит: «Лишь тот, кто познал сердце и достиг своего истока, зовется шраманом»[370]. Все имена равны друг другу, все смыслы подобны друг другу, все дхармы равны друг другу, и составляют они Одно, не имея различий[371]. И если в период своего обучения ты в каждый момент достигаешь само-естественности (цзы цзай), пребываешь в Мире Закона, то это в конечном счете и будет Миром Закона. И если ты пребываешь в истинной таковости (чжэнь жу), то это и будет в конечном счете истинной таковостью. И если пребываешь в Принципе (ли), то все дхармы в конечном счете и станут этим Принципом. И если пребываешь в делах, то все дхармы и будут этими делами[372]. И когда проявляются тысячи [явлений], то между делами и принципами нет никакой разницы – вот это и есть сокровенное использование.

Это подобно луне: она может отбрасывать множество теней, но истинная луна не множественна. Существует великое множество истоков, [откуда струятся] воды, но сама вода не множественна. [Также] и явления нашего мира всегда множественны, но сама пустота (сюйкун) не имеет множественности. Существует множество принципов объяснения Пути, но несомненно – мудрость не имеет множественности[373].

Все различные [способы] возникновения выходят из единого сердца. Оттуда исходит и созидание, оттуда исходит и разрушение[374] – это и есть утонченное использование, это и есть пребывание в твоем собственном доме[375].

Нет никакого места, что находилось бы вне истины. [А поскольку всякое] место, где ты пребываешь, и есть истина, то в конечном счете это и является телом (основа, ти) твоего дома[376].

И если это не так, то что же такое человек?

Все дхармы – это дхармы Будды (буддовости), а [поэтому] все дхармы – это освобождение [от мирских пут]. Освобождение – это и есть истинная таковость (чжэнь жу), и никакие дхармы не выходят за эту истинную таковость. Идете ли вы или стоите, сидите или лежите – все это непостижимое использование (функции – юн), которое не ждет своего времени. Сутра говорит: «В любом месте есть Будда». Будда способен на человеколюбие[377], он обладает мудростью, природа его добра, он способен разорвать сети сомнений живых существ и освободить их от пут наличия и отсутствия (бытия и небытия – у ю), от понятий обыденного и совершеномудрого, ибо и человек и дхармы пусты. [Он] вращает колесо [Учения] бесконечно[378], превосходит любое множество, и в том, что он делает, нет затруднений, а дела и принципы проникают друг в друга. Подобно это облакам в небе, которые внезапно налетают и уходят в никуда, не оставляя и следа. А еще подобно это рисованию письмен на воде[379]. Не рождаться и не умирать – такова великая нирвана[380].

Когда человек связан [с этим миром], то говорят о «Лоне Воистину пришедшего» (Татахагата-гарбха), когда же он освобожден, то говорят об очищенном Теле Закона (Дхармакая)[381]. Тело Закона безгранично, его основа (или «тело» – ти) не велика и не мала, оно может быть огромной, а может быть и малой, может быть круглой, а может быть квадратной. Откликаясь на вещи, оно реализуется во многих формах, как луна отражается в воде; постоянно двигаясь, оно не обретает недвижимой основы.

Оно не истощает деяния и не прибывает в недеянии. Деяния – это личное использование недеяния, недеяние – это личная опора деяний. Но оно не пребывает в опоре, а поэтому и говорят: «словно пустота, она не имеет опоры».

Таков смысл рождения и угасания Сердца, таков смысл истинной таковости Сердца. Истинная таковость сердца подобна светлому зеркалу, что отражает все предметы. Говоря о зеркале, мы имеем в виду Сердце, говоря о предметах, мы имеем в виду дхармы. Если сердце достигает дхарм, оно вторгается во внешние причины и следствия, которые и есть смысл рождения и смерти. Когда же оно не достигает [дхарм], то это и есть смысл Истинной таковости.

Шравака [лишь] слышит и видит природу Будды, Бодисаттва же прозревает природу Будды. Он достигает недвойственности, что и зовется «равно-природой» (самата). Природа сама по себе не имеет различий, а вот использование ее неодинаково. В заблуждениях проявляется знание (виджняна), в просветлении – высшая мудрость (праджня)[382]. Следовать принципу – именно это и является просветлением, следование же делам является заблуждением.

«Заблуждение» означает заблудиться в своем же жилище, в самой основе своего Сердца. «Просветление» означает быть просветленным как о своем жилище, так и о своей изначальной природе. Раз достигнув просветления, мы получаем вечное просветление и более не возвращаемся к заблуждениям[383]. Это подобно тому моменту, когда встает солнце – более нет возврата к темноте. Интуитивная мудрость – и есть это восходящее солнце, и ваше сознание никогда более не будет пребывать в темноте.

Когда вы постигните Сердце и будете пребывать в этом состоянии, то иллюзии более не будут рождаться в вас. А если иллюзии более не будут рождаться, то это и станет достижением Закона, что не имеет рождения.

Так было изначально, есть и теперь. И более не следует пестовать Дао и сидеть в медитации, ибо это и есть чистая дхиана (чань) Воистину пришедшего[384].

И если сегодня вы узреете истинность этого принципа, впредь вы не будете творить себе различную карму и проведете жизнь, уготовленную вам.

В одной накидке и одних одеждах, вставая и садясь, следуйте друг за другом, преумножая следование правилам и поступках, и достигните чистоты своей кармы. И если вы способны сделать [хотя бы] это, стоит ли беспокоиться, что вы что-то не понимаете? Вы долго стояли, теперь отдохните[385].

Однажды Ситан, Байчжан и Наньцюань[386] вместе с Мацзу любовались луной. Мацзу спросил:

– Для чего этот момент по настоящему хорош?

– По настоящему он хорош для выражения почтения, – сказал Ситан.

– По настоящему он хорош для самосовершенствования, – произнес Байчжан.

Наньцюань же лишь опустил рукава и удалился[387].

Мацзу сказал: «Писания проникли в [Си]цзана (Ситана – А.М.), чань принадлежит [Хуай]хаю (Байчжану). Лишь Пуюань [Наньцюань] превосходит все это и находится вне вещей и явлений»[388].

Однажды, когда Наньцюань распределял порции риса между монахами, Мацзу спросил его: «Что находится на дне этого котла[389]». Нанцюань ответил: «Было бы лучше, если бы этот старик закрыл свой рот. Что за чушь он говорит!».