– В последнее время наставник Мацзу вновь проповедует другую буддийскую доктрину.

– В чем же отличие? – спросил Фачан.

– Сейчас он еще говорит: «Нет ни Сердца, ни Будды».

– Этот старик лишь смущает людей. Ну и пусть он так и продолжает со своим «нет ни Сердца, ни Будды», – заявил Фачан. – Меня лишь касается, что Сердце и есть Будда.

Вернувшись, монах рассказал обо всем Мацзу. Мацзу заметил: «Слива (мэй – иероглиф имени Дамэй) расцвела»[410].

Чаньский наставник Уъе из области Фэньчжоу[411] посетил Мацзу. Мацзу, увидев его степенный вид и голос, подобный звучанию колокола, сказал: «Какой впечатляющий буддийский зал. Но внутри него нет Будды».

Уъе, вежливо поклонившись, ответил:

– Я досконально изучил всю литературу Трех колесниц[412]. Мне приходилось часто слышать, будто в школе чань утверждают, что сердце – это и есть Будда, но по настоящему я не могу понять это.

– Сердце, которое не может понять, это именно оно и есть, и нет ничего другого, – сказал Мацзу.

– А какова же печать Сердца, что тайно было передана Патриархом, пришедшим с Запада? – вновь спросил Уъе.

– Уважаемый, – сказал Мацзу, – вы слишком затрудняете себя. Вам лучше сейчас уйти и придти в другой раз!

Когда Уъе направился к выходу Мацзу окликнул его: «Уважаемый!» (досл. «Великая Благодать!»). Уе повернул голову, а Мацзу спросил: «А это, что такое?»

В этот момент Уъе достиг просветления и поклонился. Мацзу же воскликнул: «Вот шельмец! Зачем ты кланяешься!?»[413]

Комментарий наставника Си из Юньчу: «Каков был смысл беспокоить Наставника из Фэньчжоу?»[414]

Дэн Иньфэн[415] пришел к Мацзу попрощаться. Наставник спросил его:

– Куда направишься ты?

– Я иду к учителю Шитоу[416].

– Путь к Шитоу очень скользок (досл. «Шитоу» – «камень». «Путь по камням очень скользок» – А.М.).

– Со мной – мой посох, и лишь только мне встретятся театральные подмостки, я тотчас буду давать представление[417].

С этими словами он удалился. Придя к Шитоу, он сделал круг вокруг его места для медитации, стукнул своим посохом и спросил: «И в чем основной смысл этого?». Шитоу воскликнул: «О, Небо! О, Небо!». Иньфэн ничего не ответил, а вернувшись, рассказал об этом Мацзу. Мацзу же сказал: «Возвращайся обратно. Когда же он вновь вскричит «О, Небо! О, Небо», ты тотчас два раза вздохни с присвистом.

Иньфэн вернулся к Шитоу. Он проделал все, как и раньше, спросил, что все это значит, а Шитоу в ответ два раза вздохнул. Иньфэн опять ничего не ответил и, вернувшись, рассказал об этом Мацзу. Мацзу заявил: «Я же тебе говорил, что путь к Шитоу очень скользок».

Как-то раз, когда Иньфэн толкал тачку, Мацзу сидел на его пути, вытянув ноги. Иньфэн сказал:

– Учитель, прошу Вас, уберите ноги.

– То, что уже вытянуто, не может быть убрано – ответил Мацзу.

– То, что уже идет вперед, не может пойти назад, – сказал Иньфэн[418].

Он толкнул тачку и проехался по ногам Мацзу. С раненой ногой Мацзу вернулся в зал для наставлений, взял топор и сказал: «Пусть покажется тот, кто несколько мгновений назад ранил ногу старому монаху своей тачкой». Показался Иньфэн и подошел к Мацзу с вытянутой шеей. Мацзу отложил топор в сторону[419].

Когда настоятель Шицзю навестил Мацзу в первый раз, Мацзу спросил его:

– Откуда ты идешь?

– Я иду от [учителя] Уцзю[420].

– Какими словами наставлял тебя Уцзю последнее время?

– Сколько же человек пребывают в незнании! – ответил Шицзю[421].

– Давайте не будем говорить о незнании. А что Вы думаете о «молчаливой фразе»? – спросил Мацзу.

Шицзю сделал три шага вперед.

– У меня есть семь оплеух, которые я хотел бы влепить Уцзю. Не передадите ли Вы их ему? – спросил Мацзу.

– Преподобный, – ответил Шицзю, – если вы готовы принять их первыми, я готов быть вторым.

Затем он вернулся к Уцзю.

Как-то раз старший монах Лян пришел к Мацзу. Мацзу его спросил:

– О, старший монах, слышал я, что Вы можете прекрасно объяснить смысл сутр и шастр[422]. Правда ли это?

– Я вряд ли осмелюсь утверждать это.

– Какими же словами вы наставляете?

– Я наставляю Сердцем.

– Сердце подобно искусному мастеру, смысл – его помощнику. Так о чем рассуждать, комментируя сутры?!

Лян же продолжил говорить упрямым тоном:

– Если нельзя наставлять Сердцем, то разве пустота не наставляет нас?

– Да, именно пустота и наставляет, – ответил Мацзу.

Лян ничего не ответил и вышел. Когда он начал спускаться [по ступням зала], Мацзу окликнул его: «Старший монах!». Лян повернул голову, и в тот же момент испытал великое просветление. Он поклонился [Мацзу].

Мацзу же сказал: «И зачем кланяется этот глупый наставник?»

Лян вернулся в свой монастырь и сказал своим последователям: «Я думал, что в понимании тех сутр и шастр, в которых я наставлял вас, никто не сравнится со мной. Сегодня же, когда учитель Мацзу задал мне вопрос, все мастерство (гунфу) моей жизни растаяло как лед и рассыпалось как глиняный горшок!».

Затем он удалился в Западные горы[423] и следы его затерялись.

Когда монах Шуйлао из области Хунчжоу[424] первый раз пришел к Мацзу, то спросил его:

– В чем был смысл Его прихода с Запада?

– Поклонись! – потребовал Мацзу.

Когда монах начал кланяться, Мацзу нанес ему сильный удар ногой. В тот же момент Шуйлао получил великое просветление. Поднявшись, он захлопал в ладоши, разразился громким смехом и сказал: «Сколь это удивительно! Сколь удивительно! Сотни тысяч самадхи, бесчисленное количество чудесных смыслов получают свой исток всего лишь из кончика одного волоска!»[425].

Поклонившись, он удалился.

Позже, он часто говорил своим слушателям: «С того момента как Мацзу ударил меня ногой и вплоть до настоящего момента, я не прекращаю смеяться!»[426].

Как-то мирянин Пан[427] спросил Мацзу:

– Кто тот, кого не сопровождают мириады дхарм?

– Когда ты сможешь выпить одним глотком воды Западной реки[428], я отвечу тебе.

– Учитель, – вновь обратился Пан, – прошу Вас, поднимите глаза на того, кто изначально не слеп.

Мацзу в тот же момент опустил взгляд, а мирянин сказал: «Речь идет о цине[429] без струн, на котором лишь Вы, учитель, умеете столь искусно играть».