— Ну, не совсем так. Артефакты специально насыщаются магией при помощи заклинаний или магических знаков. Нанесение знаков эффективнее, так как в этом случае артефакт дольше сохраняет волшебную силу, а иногда и сам может аккумулировать магическую энергию из окружающей среды. Самостоятельно, без дополнительной обработки, это могут делать только драгоценные камни. Каждый самоцвет — по-своему, и каждый — разную энергию. Поэтому они так ценятся магами и часто используют в древних амулетах.

Алексей покосился на украшенные перстнями руки Сен-Жермена и спросил:

— Это из-за магических свойств камней вы носите столько украшений?

— В том числе и из-за этого. Но мне вообще нравятся драгоценные камни — эти слезы земли, да и сбережения в них хранить удобно. Себя я всегда смогу защитить, а вот удастся ли уберечь от воров сундук с золотыми монетами — не уверен.

— Я раньше считал волшебство детской сказкой, — задумчиво произнес Алексей. — Я был уверен, что в моем мире магии нет.

— Ну, в чем-то вы правы, молодой человек. В том мире, точнее, в том времени, откуда я вытащил вас, магии действительно практически нет. Ее и сейчас меньше, чем тысячу или пять тысяч лет назад. Наверное, в природе все же живая магия конечна, и с каждым столетием ее становится все меньше. Виной этому сами люди, безрассудно использующие ее в течение многих тысяч лет, тем более, огромное количество магии «запечатано» в артефактах.

— Получается, что, используя артефакты, каждый человек может творить чудеса? — Алексею становилось все интереснее, он чувствовал какое-то странное возбуждение, напоминавшее азарт, а возможность стать учеником мага показалась неожиданно привлекательной.

— Я не люблю слово «чудеса», — Сен-Жермен, казалось, не замечал возбуждения своего собеседника. — Оно подразумевает нарушение законов природы.

— А разве это не так?

— Не так. То, что люди называют «чудесами», не противоречит законам природы. Оно лишь противоречит их представлениям об этих законах. Первобытный дикарь и простой дождь считал чудом.

— Но, господин граф, вы не ответили на мой вопрос об артефактах. — Алексею было интересно, конечно, послушать рассуждения Сен-Жермена о чудесах, но знание свойств магических амулетов казалось более важным. С практической точки зрения.

— С артефактами все не так-то просто, запас магии в них ограничен. Если его расходовать, то он истощается, сила артефакта слабеет, а потом он и вовсе становится никчемной красивой безделушкой. У каждого человека есть хотя бы небольшой магический потенциал, который позволяет ему использовать артефакт, иногда даже этого не осознавая. Что-то изменяется в его жизни или в жизни его близких, а он этого не замечает или не придает значения, объясняет случайностью, стечением обстоятельств. Древние амулеты и талисманы, доступные людям, например, хранящиеся в открытых коллекциях, быстро истощаются. Другое дело спрятанные, запечатанные глубоко под землей, в гробницах и тайниках. Они очень сильны.

Но я не разобрался еще толком в работе этих артефактов. Поэтому разыскиваю наиболее древние, созданные тогда, когда магия пропитывала мир, подобно воде, пропитавшей губку. Наиболее интересны такие, которые способны изменить не только жизнь отдельного человека, но и историю государства или целого мира.

— Разве столь сильные артефакты не опасны? — перебил графа Алексей.

— Верно подмечено. Вы делаете успехи, друг мой. — Сен-Жермен одобрительно посмотрел на молодого человека. — Опасны, конечно. Но я не собираюсь их использовать, без крайней необходимости, конечно.

— Тогда зачем они вам?

— Зачем? Это сложный вопрос. Сначала я их исследовал, стараясь понять природу магии. Многие использовал. Поверьте, некоторые из этих древних предметов способны творить потрясающие вещи, например продлевать жизнь или превращать человека в зверя. Для меня каждый новый артефакт — загадка. А я люблю разгадывать загадки. Сейчас же поиски древних амулетов превратились в страсть, подобную любовному безумию. Хотя, я думаю, моя страсть достаточно рассудочна. Я вообще исключительно практичный человек.

— Для меня все это очень странно. — Алексей задумчиво прикусил губу. — Артефакты — еще куда ни шло, но вот ожившие мертвецы… Как такое может быть? Наверное, я никогда до конца не поверю в некоторые вещи.

— Поверите, молодой человек. Есть вещи более страшные, чем ожившие мертвецы. В конечном счете, оживший мертвец — это всего лишь плоть, мертвая материя, которую магия заставляет двигаться. С непривычки, конечно, неприятно, на то и расчет. Вид мертвого тела пугает, вызывает отвращение и заставляет противника пасовать. Это чувство неосознанное, на уровне инстинктов. Но если разобраться, ничего такого уж страшного в оживленных мертвецах нет, главное — знать, как правильно уничтожить тварь.

— Вы много знаете, о магии, — заметил Алексей. — Вы, наверное, где-то учились?

— Это долгий разговор. Магии невозможно научиться, ее нужно познать. Это долго. Трудно, но интересно. Об этом мы с вами еще не раз поговорим. Сейчас же нужно подумать о другом. Наш юный друг очень кстати пригласил вас на бал. Это позволит познакомиться с высшим светом, другого такого случая может больше не представиться. Это хороший шанс завести связи и сойтись с нужными людьми.

— Зачем мне связи? — насторожился Алексей, хорошее настроение начало пропадать. — Я же не собираюсь здесь оставаться надолго. Вы разработаете заклинание и отправите меня назад.

— Ну… я еще не приступил к расчетам. Да и дело это сложное, ошибка может вам дорого обойтись. Но я непременно займусь этим. Только хочу вас предупредить, что это займет некоторое время. Поэтому вам придется пока привыкнуть к жизни в этом мире, заручиться поддержкой, так сказать, у сильных мира сего. Да и неловко. Юноша от чистого сердца пригласил. Неприлично отказываться, не стоит обижать мальчика.

Слова графа насторожили. Алексей слишком хорошо знал, чего стоят такие обещания, так как и сам был грешен. Иногда, когда ему не хотелось что-то делать, а отвертеться не получалось, парень тоже давал обещания. Туманные, неопределенные, те, которые выполнять не собирался. Очень хотелось надавить на Сен-Жермена, заставить высказаться более конкретно, но это было чревато. Граф вспыльчив, и вряд ли получится добиться желаемого, а вот разозлить — запросто.

Но и сдаваться парень тоже не хотел. Одно дело просто ждать, когда граф надумает вернуть его домой, а другое — принимать активное участие в жизни восемнадцатого века. Интересно, конечно, тем более — он все же будущий историк. Но вот бал, с его политесами, церемониями и танцами, откровенно пугал. Уж лучше с зомби драться.

— Но на балу же будут танцевать, а я не умею, — предпринял попытку отвертеться Алексей. — Я вообще не знаю, какие танцы тут в моде. Да и как я буду там общаться, вдруг скажу что-то не то или поклонюсь не так.

— Да, с танцами — это проблема, — граф задумался. — Но мы немного схитрим, скажем, что вы из глухой деревни, из провинции. Батюшка ваш новшеств не признал и вас держал в строгости. Даже в город не отпускал, языкам не учил, манерам тоже. Вы сбежали в Петербург, долго добирались, пока не встретили меня, скажем, на границе с Польшей (это объяснит ваш своеобразный говор).

«Хорошие и почти совсем свежие трупы. Найти такие — большая проблема, и чем они не нравятся господину Розе?» — размышлял герр Шнайдер, сосредоточенно рисуя гектограмму на пыльном полу подвала. Темное, промозглое помещение, похожее одновременно на пыточную камеру и склеп, освещали лишь тусклые, чадящие факелы под самым потолком.

Воздух в подвале был тяжелый, спертый. Воняло сыростью и разложением. Маленькое окошечко с решеткой не пропускало с улицы ни свет, ни свежий воздух. В центре помещения прямо на пол свалили четыре мертвых тела. Но неприятный запах исходил не только от них. Все помещение пропитал смрад. Он сочился, казалось, из каждого угла, обволакивая, удушая, но трудящийся здесь некромант его не замечал. Герр Шнайдер слишком привык к нему и уже не находил неприятным.