— Ученик подразумевает «учиться». Вот и учитесь управляться с пером и чернилами. Пока вы здесь, а не дома, придется как-то приспосабливаться. Умение приспосабливаться — очень важное качество. Гибкость позволяет достичь невероятных высот.

— Да? А я слышал, что «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас»[4].

— Думается мне, молодой человек, что вы пока слишком слабы и не уверены в себе, чтобы прогибать под себя мир. Сломаетесь. Так что пока развивайте в себе гибкость. Может быть, в процессе вы достигнете того уровня, на котором можно попытаться прогибать обстоятельства под себя. А пока просто перекопируйте карту и отдохните.

Сен-Жермен кивнул Алексею и вышел из библиотеки, плотно прикрыв дверь.

Парень обреченно вздохнул, понимая правоту графа, сел за стол и с отвращением покрутил в пальцах гусиное перо. «Инструмент! — сердито пробурчал он. — Ну и как с этим инструментом обращаться? Сам-то, поди, отдыхать пошел, феодал клятый».

Первая попытка изобразить что-то на листе завершилась огромной кляксой. Вторая и третья попытки тоже оказались неудачными. Испортив листов пять, Алексей совсем уж было отчаялся, но неожиданно понял принцип, и дело потихоньку стало продвигаться. Правда, приходилось быть очень осторожным — тонкое гусиное перо крутилось в пальцах, руки от напряжения дрожали, и линии получались кривыми, а с кончика пера норовила сорваться очередная клякса. Куча скомканных листов росла, а пачка чистой бумаги ощутимо убывала. Но Алексей, сжав зубы, старался не раздражаться — раздражение плохой помощник в такой тонкой работе — и постоянно напоминал себе, что Пушкин таким «инструментом» вон сколько всего понаписал.

От усердия парень даже вспотел, но работа все же продвигалась. И вот, когда он выводил очередную закорючку, которую Сен-Жермен называл руной, сзади раздалось сдавленное хихиканье. Алексей насторожился. За спиной, у книжного шкафа что-то шуршало и скреблось. И смеялось. Молодой человек замер и прислушался. За окном шумел давно проснувшийся город: гремели по мостовой колеса телег, с верфи раздавался стук топоров и перебранка рабочих. Почти догоревшие свечи чадили и потрескивали. Хихиканья больше не было слышно, но тревожило ощущение тяжелого взгляда в спину, от которого заломило затылок. Алексей, замирая от страха, повернулся.

У книжного шкафа сидел большой серый кот и увлеченно вылизывал хвост, скребя когтями по паркету. Молодой человек облегченно выдохнул:

— Ну, ты и напугал меня, котяра!

Кот отвлекся от своего занятия, уставился на парня большими желтыми глазищами и выдал гортанное «Мяу!», в котором явственно слышалась вопросительная интонация.

— Это ты сейчас хихикал? — спросил Алексей, не ожидая, конечно, ответа, а просто чтобы избавиться от чувства страха.

— Мяу, — утвердительно заявил кот и кивнул.

Молодой человек удивленно потряс головой, потер глаза и подумал, что с усталости чего только не померещится. Раньше никаких котов в доме Сен-Жермена он не встречал, если, конечно, не считать кота из странного «волчьего» сна. Алексею показалось, что у шкафа сидел именно этот кот, но с уверенностью он утверждать не мог, так как в котах не особо разбирался.

Зверь никакой агрессии не проявлял. Он со вкусом зевнул, обнажив острые, как иголки, клыки, потянулся и прыгнул на стол, проехав лапами по гладкой столешнице. Стопка чистой бумаги с шелестом полетела на пол.

— Ах ты, скотина! — возмущенно воскликнул Алексей. — Чего творишь-то?!

Парень торопливо убрал из-под кошачьих лап кусок пергамента и почти законченную копию. Кот на «скотину» не обиделся, добродушно мурлыкнул и улегся на краю стола, наблюдая за Алексеем.

Молодой человек, искоса поглядывая на пушистого гостя, закончил работу и стал внимательно изучать картинку, сравнивая копию с оригиналом. Не дай бог, где напутал, граф потом переделывать заставит, да еще каких-нибудь гадостей наговорит. Кроме непонятных рун на картинке был изображен большой крест с расширяющимися концами. Он возвышался на холмике, очень похожем на могилу, под крестом начинались ступеньки, которые вели к лабиринту. Рядом с холмиком совершенно по-детски был нарисован человечек с растопыренными ручками-ножками, а в начале лабиринта — фигурка какого-то животного. Во всяком случае, имелись четыре лапы, хвост и торчащие уши. Больше всего зверь походил на собаку или волка. Что все это означало, было совершенно непонятно, а вот крест Алексей помнил. Где-то он уже такой видел.

Кот неслышно подошел на мягких лапах, ткнулся мордой в плечо и замурлыкал. Алексей машинально его погладил, мурлыканье стало громче и теперь напоминало работающий на холостом ходу трактор. Только какое-то странное это было мурлыканье, в нем звучало что-то отдаленно знакомое: «Увор-р-р, увор-р-р, трувор-р-р…»

— Трувор! — осенило Алексея. — Конечно, это же Труворов крест на старом кладбище по дороге на раскоп! Котяра, ты-то откуда это знаешь!

Молодой человек повернул голову, чтобы повнимательнее рассмотреть странного кота, но никого не увидел. Он растерянно покрутил головой, заглянул под стол, позвал: «Кис-кис!» Но пушистый гость исчез. Алексей некоторое время посидел, соображая, откуда мог взяться и куда потом исчезнуть кот, умеющий так необычно мурлыкать, а затем увидел на столе аккуратно сложенную стопку чистой бумаги, которую за несколько минут до этого рассыпал таинственный зверь. Можно было подумать, что все это привиделось, если бы не царапины, оставленные на столешнице кошачьими когтями.

Чувствуя себя совершенно одуревшим от всяких странностей и чудес, Алексей решил не ломать голову и улегся спать прямо в библиотеке на небольшом мягком диванчике. Подниматься к себе в комнату не было сил.

Когда граф возвратился в библиотеку, Алексей уже спал, свернувшись клубочком на маленьком диване. На столе лежала сделанная молодым человеком копия карты. Сен-Жермен внимательно сравнил ее с рисунком викинга, удовлетворенно хмыкнул и поднялся в свой кабинет.

Удобно устроившись в мягком кресле за столом, граф развернул бумагу и задумчиво пробормотал:

— Картинки… Ну, не совсем уж картинки. Кое-что интересное здесь все же есть… Так, сначала переведем то, что тут доблестные викинги насочиняли… Вот, черт, совсем позабыл футарк! Сказывается долгое отсутствие практики.

Граф сокрушенно покачал головой и, открыв шкаф, начал перебирать папки с бумагами. Проводя достаточно времени в одиночестве и никого не посвящая в свои тайны, Сен-Жермен, как многие исследователи, любил разговаривать сам с собой. Это помогало разобраться в мыслях и выстроить упорядоченную теорию. А какие могут быть научные изыскания без солидной, логически выстроенной теории?

Граф наконец нашел нужную папку с документами и, разложив их на столе, начал внимательно просматривать. Странная это была подборка: белые листы линованной бумаги, исписанные мелким почерком, вперемешку с обрывками желтого пергамента, кусками папируса с иероглифами и клочками какого-то уж совсем странного материала, напоминавшего рыбью кожу. Найдя нужный «документ», граф углубился в его изучение, периодически делая пометки на копии с «архива викинга». Через некоторое время он устало потер глаза и удовлетворенно сказал:

— Ну вот, надпись мы перевели. Только что это нам дало? Ох, и любили же древние затейники туману напустить, а тут еще и скандинавские скальды с их аллегориями. Поди разберись во все этих символах.

Переведенная надпись сложилась в строки странного стихотворения:

— Так, ну все не так уж сложно, — продолжал рассуждать Сен-Жермен, — «клен доспехов гордый» — это, естественно, воин, для которого тут вход в рай — Вальгаллу. Это не радует, туда мы пока не торопимся. «Ясень мудрых мыслей» — это, скорее всего, мудрец или волхв. Но он тоже «здесь бесславно сгинет». Н-да… совсем не весело. А вот последние две строчки дают определенную надежду. «Сын Фенрира» — это оборотень, что ли? И где же его взять? Это проблема… Неправильная какая-то виса[5]. Почему вместо восьми строк только шесть? Это так и задумано или две где-то потерялись? Но самое главное, непонятно, где находится крест. Вот не мог уважаемый предок не менее уважаемого рода Воронцовых подробную карту составить!